Евфросиния Полоцкая и Кирилл Туровский – выдающиеся деятели белоруской культуры XII века

    В конце апреля игуменья и ее спутники прибыли к древним иерусалимским стенам. По «Житию», Евфросиния послала своего слугу Михаила к патриарху просить, чтобы ей открыли Христовы врата. Наверное, речь идет об Золотых вратах, через которые со стороны Елеонской горы Христос вошел в Иерусалим[2, c. 159].

    Во  время паломничества преподобной  княжны-игуменьи Иерусалим принадлежал крестоносцам, а правил в нем король Амальрих I. Интересно, что этот монарх, по мнению некоторых историков, также был в родстве с Евфросинией (правда, уже в очень далеком) – через жену французского короля Генриха I Анну, которая была дочерью Ярослава Мудрого, сына полоцкой княжны Рогнеды Рогволодовны. Кроме того, Амальрих был женат на племяннице императора Мануила[2, c.160].

    Все это, видимо, благоприятствовало получению разрешения, Евфросиния вошла в город через Христовы врата и отправилась к гробу Господнему, где самозабвенно молилась и курила из золотого кадила дорогими благовониями. Поселившись в монастыре святой Богородицы, полоцкая паломница приходила туда три дня подряд. На третий день она оставила приобретенное в Царьграде кадило и другие золотые дары, а также многочисленные фимиамы и обратилась к Господу с молитвой, в которой просила, чтобы позволил ей умереть в святом городе, где произошло искупление рода человеческого[2, c.160].

    В скором времени преподобная Евфросиния занемогла. Это не позволило ей самой  сходить на реку Иордан, и она  отправила туда брата с сестрой  и слуг. Те принесли госпоже иорданской воды, и паломница, поднявшись с постели, напилась и окропила себя ею, а потом снова легла, прося Господа скорее взять себе ее душу.

    «Житие» рассказывает, что Всевышний послал к Евфросинии ангела, сообщившего, что ее молитвы услышаны и на небе уже ждут встречи с нею. Видимо, подражая Евфросинии александрийской, которая под видом мужчины жила и была похоронена в мужском монастыре, полоцкая игуменья отправила слугу просить место для захоронения к архимандриту иерусалимского монастыря святого Саввы. Ответ был вежливым, но непреклонным: устав монастыря, соблюдая волю своего святого, запрещал хоронить женщин. Архимандрит посоветовал обратиться в Феодосиев монастырь св. Богородицы, где почивали останки матерей святых Саввы и Феодосия и святых бессребреников Козьмы и Домиана. Евфросиния приняла совет и купила себе там место и гробницу[2, c.160-161].

    На  двадцать четвертый день болезни  она почувствовала скорую кончину, позвала священника и, исповедавшись  и причастившись, предала душу Всевышнему. Похоронив Евфросинию в заранее приготовленном месте, паломники повезли печальную весть в Полоцк.

    Уже вскоре после смерти преподобной  Евфросинии в ее честь были созданы тропарь и стихира. Концом того же XII века датируется и написание ее «Жития». Это могло произойти только при условии причисления полоцкой игуменьи к сонму святых.

    Полочане  признали свою просветительницу святой и начали почитать ее восемь столетий назад. В ту эпоху канонизация  на восточнославянских землях, как  и вообще в православии, происходила  достаточно просто и зависела в первую очередь от местного епископа. В этом акте воплощалось общее мнение клира и верующих. Нет сомнения, что оценка полочанами жизни и подвигов Евфросинии была единодушною. Признание святости княжны-игуменьи могло произойти уже при полоцком епископе Дионисии (около 1166-1182). Святой почитали Евфросинию и в Иерусалиме[2, c.172].

    Через четырнадцать лет православные монахи перенесли гроб Евфросинии в Киев и перезахоронили в Киево-Печерской лавре. В 1910 году мощи просветительницы доставили в основанный ею Спасский монастырь в Полоцке, где они находятся и сегодня.

     2 КИРИЛЛ ТУРОВСКИЙ – ЗНАМЕНИТЫЙ  ПРОПОВЕДНИК И ПИСАТЕЛЬ XII ВЕКА 

    Наиболее  ярко высокий уровень развития духовной культуры в XII веке проявился в деятельности и творчестве Кирилла Туровского, которое его современники высоко оценили, назвав церковного писателя «другий Златоуст, иже нам в Руси паче всех восиа». Именно поэтому его произведения переписывали из века в век, передавали из поколения в поколение, и так эти бесценные памятники литературы XII века дошли до наших дней.

    «Житие  святого Кирилла, епископа Туровского»  не дает точных дат его рождения и смерти. Также не очень богато оно и на другую информацию. Родился будущий святой около 1130 года (другое мнение – 1110 – 1113гг.) в семье зажиточных родителей, но «богатества» и «славы тленныя мира сего» его не привлекали. Сначала в родительском доме, а потом в местном епископском монастыре будущий писатель получил хорошее образование, усвоив знания и идеи и византийского, и римского мира[3, c.36].

    В это время в Турове жила вдова великого князя киевского и туровского Святополка Изяславича (умер 16 апреля 1113 г.), греческая принцесса Варвара. После смерти мужа и вокняжения на киевском престоле Владимира Всеволодовича Мономаха, она была вынуждена покинуть Киев и перебралась в наследственное владение своего супруга – Туров. Очевидно, вместе с ней переехало в туров ее византийское окружение, среди которого было много грамотных и образованных людей. Образованное окружение Варвары обратило внимание на смышленого мальчика из высших слоев туровского общества и способствовало усвоению им греческого языка и достижений византийской культуры[5, c. 85-86].

    «Житие» свидетельствует, что Кирилл с детства  отрекся от светской жизни, и желание глубже постигнуть мудрость «божественных писаний» привело юношу к намерению принять монашеский сан. Он стал одним из наиболее активных и просвещенных представителей культурной и духовной части общества, много уделял внимания организации монашеской жизни.

    Основательное знакомство с произведениями греческих  авторов способствовало успеху первых литературных попыток Кирилла. Огромное трудолюбие и работоспособность, активная гражданская позиция, яркая поэтическая одаренность, высокий духовный и культурный уровень создали ему славу выдающегося проповедника, мастера торжественного праздничного красноречия[5, c. 86]. Это сделало имя монаха Кирилла известным, но его «душа хотела большего», и для удаления от повседневной мелочности и углубленной сосредоточенности в проблемах духовной жизни «во столп вшед затворился, и ту с постом и молитвою паче себя тружаяся, и много божественная писания изложи»[5, c. 86].

    Кирилл  был первым у восточных славян монахом, который осуществил духовный подвиг столпничества. «Адмовіўшыся ад марнасці свету, хрысціянскія стоўпнікі ўтаймоўвалі плоць і ўдасканальвалі дух»[3, c. 36].

    Заточившись в высокой деревянной башне, которая  стояла на берегу Припяти около монастыря, молодой монах молился и писал свои произведения. Уже в это время к Кириллу пришла литературная слава. Его произведения переписывали, читали и учили наизусть во многих восточнославянских княжествах. Перу Кирилла принадлежат 68 оригинальных самостоятельных произведений – 35 молитв, 20 слов, 2 сказания, 3 поучения и 8 других произведений (каноны и стихары), стисы (стихи), одна повесть, одна притча, одно наказание (наказ). Они приобрели широкую известность и популярность в Древней Руси и включились в состав лучших сборников-антологий православной церкви «Златоуст» и «Торжественник»[5, c. 86].

    Причем, Кирилл не ограничивал себя лишь цитированием ветхо- и новозаветных сюжетов. Нередко он домысливал их, дописывал, превращал в пространное повествование. Так, используя небольшой эпизод об исцелении Иисусом Христом человека, страдающего параличом (Ин, 5:1–19), Кирилл Туровский пишет «Слово о расслабленном». В этом «Слове», домыслив евангельский эпизод, он создает грандиозную картину взаимоотношений человека с Богом, по сути дела, обобщенный портрет человечества[6].

    Интересно, что в своих произведениях  Кирилл порой использовал тексты неканонические, а то и нехристианские. Например, в основе «Притчи о человеческой душе и о теле» лежит сюжет, взятый Кириллом из Вавилонского Талмуда («Беседа императора Антонина с раввином»). Где могла возникнуть славянская переработка этого сюжета, которой, судя по всему, и воспользовался Кирилл Туровский, в Болгарии Х века или в Древней Руси, хорошо знакомой с иудеями и иудаизмом, сказать сегодня трудно[6].

    Главная тема религиозно-философского творчества Кирилла Туровского — проблема человека и его служения Господу. Ведь, в самом деле, лишь человек, как «венец Творения» способен бороться за торжество Божией правды на земле[6].

    Кирилл  создает в своих сочинениях настоящую  похвальную песнь человеку, ради которого Господом создан весь мир. «Аз бых человек, да Богомь человека сътворю! — восклицает Кирилл Туровский устами Иисуса Христа в «Слове о расслабленном». — …И кто ин Мене верней служай тобе? Тобе всю тварь, на работу створих; небо и земля тобе служита — оно влагою, а си плодомь. Тебе ради солнце светом и теплотою служить, и луна съ звездами нощь обеляеть!.. Тебе ради реки рыбы носять и пустыни звери питаеть!» И, главное: «Тебе ради, бесплътьн сы, плътию обложихъся, да всех душевныя и телесныя недугы ицелю! Тебе ради, невидим сы ангельскым силам всем, человеком явихъся, не хощю бо Моего образа в тлении презрети лежаща, нъ хощю и спасти и в разум истиньный привести. И глаголеши: Человека не имам!»[6].

    Но  именно потому, что человек есть Божие творение, он обязан подавлять  в себе все земное, плотское и  греховное ради чистоты духовной. В «Притче о человеческой душе и о теле» (второе название — «Слово о слепце и хромце») Кирилл в символически-аллегорической форме раскрывает перед читателями существо взаимоотношений тела и души[6].  

    Суть  притчи такова. Некий домовитый человек, устроив виноградник, посадил охранять свои владения слепца и хромца, понадеявшись на то, что эти убогие люди не смогут проникнуть за ограду. За исполнение работы он пообещал им плату, за воровство — наказание. И все же сторожа соблазнились легкой добычей, хромец сел на слепца, они вдвоем вошли в виноградник и обокрали все добро, за что и были наказаны. Кирилл Туровский насыщает эту притчу многочисленными образами. Домовитый человек — это Бог Отец, Его Сын — это Иисус Христос, виноградник — это земля и мир, а то, что внутри виноградника — рай, ограда вокруг виноградника — Закон Божий и заповеди, слуги домовитого человека — ангелы, пища — Слово Божие, незапертые ворота — устроенный Господом порядок и возможность познания «Божия сущьства». Наконец, образы хромца и слепца. «Хромець есть тело человече, а слепец есть душа", а вместе они — образ человека. При этом, "тело без душа хромо ест и не наричеться человек, но труп»[6].

    В толковании Кирилла, смысл притчи в  том, что Господь, создав мир и  землю, обещал даровать ее в свое время человеку, но человек, преступив закон Божий, решил сам взять обещанное.

    Интересно, что в интерпретации Кирилла  Туровского инициатором преступления становится слепец (т.е. душа) — именно слепец услышал сладкий запах из виноградника и уговорил хромца обокрасть виноградник, именно он несет на себе хромца. Туровский специально комментирует этот сюжет: «Вижь душевное бремя грехъ». Однако виновен и хромец, даже, быть может, более виновен, нежели слепец. Ведь это хромец расписывает прелести виноградника и соблазняет ими слепца, перед чем слепец не может устоять. Иначе говоря, тело — это непосильное бремя для души, которая не может устоять перед телесными соблазнами и, тем самым, обрекает человека на преступление перед Господом. «Се помышления суть ищющехъ не о Бозе света сего санов и о телеси токмо пекущихся, не чающихъ ответа о делехъ въздати, но акы суетну пару свою душу в ветръ полагающем»[6].

    Но  в результате виновны оба —  и хромец, и слепец. Первый — потому, что искушал, второй — потому что  не устоял перед искушением. Причина же тому — забвение Божиих заповедей, излишняя забота о теле и безразличие к своей душе: «бестрашие Божия заповеди и о телеси печение нерожение же о своей души»[6].

    Однако  и это не главная причина. Основная причина совершения греха — забвение страха Божиего, ибо все искренне верующие и жаждущие посмертного воскресения, руководствуются именно страхом Божиим: «Никто же бо страх Божий имея, в плотскых прельститься… — никто же смерти чая и по смерти пакы въскресения». В другом месте Туровский пишет: «Покайся о злобе, о зависти, о льсти, о убийстве, о лжи, смирися, постися, бди, на земле лежи. Но понеже сего створи, но изыде от лица Божия — недальствомь земля, но неименьемь страха Божия при свои души»[6].

    Нельзя  не рассмотреть и еще одну проблему, которая выражена Кириллом Туровским в аллегорических образах "Притчи о человеческой душе и о теле" — проблему познания. Как можно заметить, у Кирилла, в полном соответствии с догматами, Господь дает человеку знания только в форме Откровения и запрещает ему преступать те пределы познания, которые Он установил. Однако человек то и дело впадает в «Адамово высокомыслие» и, побуждаемый греховными желаниями, постоянно нарушает Божественный запрет. Тем самым человек обкрадывает сам себя, как обокрали сами себя слепец и хромец. Поэтому Кирилл резко осуждает любые попытки своеволия в области познания и признает абсолютную непознаваемость «внутренней сущности» Бога[6].

    Вывод же, который делает Кирилл Туровский  из своих рассуждений, однозначен, — каждый человек должен крепить свою душу и изгонять телесные искушения. Только тогда перед ним откроются врата Царства Небесного, и он будет достоин вечного спасения[6].