Право на свободу и личную неприкосновенность

     Так, у Т. Гоббса развернутое определение свободы  гласит: «Под свободой, согласно точному значению слова, подразумевается отсутствие внешних препятствий, которые нередко могут лишить человека части его власти делать то, что он хотел бы, но не могут мешать использовать оставленную человеку власть сообразно тому, что диктуется ему его суждением и  разумом»³. Именно Т. Гоббсу принадлежит и  иное определение свободы  личности, – в ее соотношении с правовыми предписаниями, – ставшее классикой современного конституционализма: «Наибольшая свобода  подданных проистекает из умолчания закона. Там, где суверен не предписал никаких правил, подданный свободен делать или не делать согласно своему собственному усмотрению»⁴. Это, последнее, определение является одним из первых юридических по сути дефиниций свободы  личности, поскольку переводит категорию свободы  в плоскость правоотношений. Не даром оно получило широкую поддержку среди государствоведов и, как следствие, отражено во многих конституционно-правовых актах.            

     В свою очередь, Дж. Локк считал свободу  естественным правом человека, который не обязан подчиняться воле и  власти другого человека⁵. Понимая свободу  как право человека распоряжаться своими действиями, владениями и  собственностью в рамках законов, не подвергаясь при этом деспотической власти другого человека, Дж. Локк ставил свободу  гражданского общества выше свободы, которой располагает политическая власть. У него «сообщество постоянно сохраняет верховную власть для спасения себя от покушений и  замыслов кого угодно, даже своих законодателей, в тех случаях, когда они окажутся настолько глупыми или настолько злонамеренными, чтобы создавать и  осуществлять заговоры против свободы  и  собственности подданного»⁶.

         Традиции британского либерализма во Франции были восприняты и  развиты Ш. Монтескье. Для него политическая свобода  человека состоит не в том, чтобы делать все то, что хочется. В обществе, где есть закон, свобода  может заключаться лишь в том, чтобы делать то, чего должно хотеть, и  не быть принуждаемым делать то, чего не должно (по закону) хотеть⁷. Обладание политической свободой  поэтому предполагает у него правление законов, при котором гражданин не боится другого гражданина. Для него свобода  означала также право придерживаться собственного мнения при условии, что государство никому не будет навязывать своей позиции. Ш. Монтескье одним из первых жестко увязал степень обеспечения политической свободы  с формой государства, прежде всего с его институционально-функциональной организацией. «Если власть законодательная и  исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, – писал французский мыслитель, – то свободы  не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их»⁸. Иначе говоря, Ш.Монтескье разграничивает политическую свободу, выраженную в государственном строе ( и  осуществляемую посредством разделения и  взаимного уравновешивания властей), и  политическую свободу,  реализуемую в чувстве уверенности гражданина в собственной безопасности.   

     Идеи  Т.Гоббса, Дж. Локка, Ш. Монтескье, равно как и  других выдающихся представителей европейской политико-правовой мысли Нового времени, были восприняты лидерами Великой французской революции и  отчетливо проявились в наиболее выдающемся документе той эпохи – Декларации прав человека и  гражданина 1789 г. В ней, в частности, было провозглашено: « Свобода  состоит в возможности делать все, что не приносит вреда другому. Таким образом, осуществление естественных прав каждого человека встречает лишь те границы, которые обеспечивают прочим членам общества пользование теми же самыми правами. Границы эти могут быть определены только законом… Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества. Все же, что не воспрещено законом, то дозволено, и  никто не может быть принужден к действию, не предписываемому законом»⁹. Эти положения на столетия вперед предопределили конституционно-правовую регламентацию свободы  личности, жестко увязав ее, с одной стороны, с интересами общества, а с другой – с правами окружающих лиц.    

     Рассматривая  влияние тех или иных представителей политико-правовой мысли на идеологию и  конституционно-правовые акты Великой французской революции, нельзя обойти вниманием творчество апологета идеи народного суверенитета Ж.-Ж. Руссо. Для него свобода – это участие в делах сообщества, в назначении правителей, благодаря чему граждане могли бы считать, что они подчиняются лишь самим себе. «Необходимо твердо различать естественную свободу, которая ограничена только силами индивида, от свободы  гражданской, которая ограничена общей волей, – отмечал Ж.Ж. Руссо. – Если исследовать, в чем именно состоит наибольшее благо для всех, которое должно быть целью всякой системы законодательства, то мы найдем, что благо это сводится к двум важнейшим вещам: свободе  и  равенству; свободе  – потому что всякая частная зависимость равносильна отнятию у государственного организма некоторой силы; равенству – потому что свобода  не может существовать без равенства»¹⁰. Со времен Великой французской революции, благодаря идеям Ж.-Ж. Руссо, свобода  как некая конституционно-правовая ценность начала традиционно рассматриваться в неразрывной связи с равенством, проявляясь в требовании «равной свободы  для всех».   

     Рассматривая  эволюцию политико-правовых взглядов о свободе  человека и  их закрепление в конституционных актах, следует признать, что приоритет в этой сфере, безусловно, принадлежит европейским странам. Однако было бы серьезной ошибкой связывать либеральную традицию исключительно с Европой. Заметный вклад в развитие законодательства о свободах  и  правах человека внесли и  Соединенные Штаты Америки. Эти бывшие британские колонии вместе с собственной независимостью переняли у своей метрополии пальму первенства в деле юридического закрепления и  защиты человеческой свободы  во всех её проявлениях. К числу важнейших североамериканских политико-правовых документов в этой сфере следует отнести Первую колониальную хартию, принятую в Виргинии в 1601 г., Массачусетский свод свобод  1641 г. и  Хартию Пенсильвании. В 1776 г. Дж. Мэйсон пишет Декларацию прав Виргинии, где провозглашаются свобода, независимость и  равенство всех жителей штата, право собственности. Безусловно выдающимся историческим документом, развивающим идеи свободы  и  неотчуждаемых прав человека и  народа, является Декларация независимости, написанная Т. Джефферсоном, принятая единогласно тринадцатью Соединенными Штатами и  утвержденная в 1776 г. Она воплотила начала свободы  личности, ее автономии, и  установила, что права подлежат защите от любых посягательств государства. Идея свободы, прав человека в единстве с принципами разделения властей и  федерализма составляет ее основные постулаты¹¹. Следует особо отметить, что многие лидеры войны за независимость США после ее успешного завершения переехали в Европу, прежде всего – в охваченную революцией Францию; вместе с ними на «историческую родину» вернулись те либеральные идеалы, за которые сражались бывшие британские колонии. Не спроста во французской Декларации прав человека и  гражданина 1789 г. слышны отголоски колониальных хартий, Декларации независимости и  многих других политико-правовых документов североамериканской революции.   

     Торжество конституционализма в США, Франции, Великобритании и  последовавшее в ХIХ веке «триумфальное шествие» конституций по Европе закономерно повлекли за собой «укоренение» принципа свободы  личности в качестве одного из базовых принципов любого цивилизованного государства. Вместе с тем, уже на ранних стадиях конституционализма произошло «расщепление» понятия свободы  на два аспекта: свобода  (англ. “liberty”) как основополагающий, абстрактный принцип, отражающий положение человека в обществе и  государстве, и  свобода  (англ. “freedom”) как конкретная мера его возможного поведения. Одним из первых на «двойственность» свободы  обратил внимание еще классик британского либерализма Дж. Ст. Милль, а на переломе ХIХ-ХХ вв. этот феномен четко охарактеризовал германский государствовед Г. Еллинек: «Существование ограничений, являвшихся особенно тягостными для индивида, исторически обусловило требование признания определенных прав свободы … При ближайшем рассмотрении нетрудно, однако, убедиться, что мы имеем дело не с отдельными правами, а только с особо признанными направлениями индивидуальной свободы, которая сама по себе едина и  означает свободное от вмешательства государства состояние индивида»¹². К сожалению, в русском языке, в отличие от английского, оба аспекта свободы  имеют тождественное наименование, что вносит элемент неопределенности и  дополнительные сложности для правоприменительной деятельности.   

     Анализ  конституций «первого поколения» дает возможность утверждать, что на протяжении ХІХ века сформировался и  получил нормативное закрепление определенный перечень гражданских свобод  (“freedoms”), которые в совокупности давали представление о свободном положении человека в конституционном государстве (“liberty”).

     К числу таковых можно отнести право на личную свободу  и  неприкосновенность, свободу  слова и  печати, свободу собраний, свободу вероисповедания (свободу совести), свободу обучения (свободу образования) и, наконец, свободу союзов (право на объединение). Первые три названные свободы наиболее часто встречаются в конституционных текстах; не даром именно о них говорит А.В. Дайси в своем классическом труде об основах государственного права Англии, иллюстрируя на их примере собственное концепцию господства права¹³. Вместе с тем, лучшие образцы европейских конституций (Конституция Норвегии 1814 г., Конституция Бельгии 1831 г., Конституция Румынии 1866 г. и др.) содержат более широкий перечень гражданских свобод, прибавляя к названным выше свободу передвижения и выбора места жительства, а также свободу петиций. Одновременно происходит постепенная детализация и конкретизация конституционно-правовых норм о свободах личности, их декларирование подкрепляется установлением институциональных и процессуальных гарантий реализации.   

     Обобщая итоги проведенного анализа, можно  утверждать, что современное понимание  человеческой свободы сложилось  эволюционным путем. С этой точки  зрения мировая история может  быть разделена на три наиболее крупных этапа: 1) с античных времен до эпохи Возрождения – формирование общественно-политических и социально-экономических предпосылок свободы личности; 2) с эпохи Возрождения до времен буржуазно-демократических революций – формирование идеологических основ свободы личности; 3) со времен буржуазно-демократических революций до настоящего времени – формирование политико-правовых основ свободы личности. На содержании последнего этапа, и особенно – на его современной стадии, характеризующейся глобализацией политико-правовых процессов, сосредоточим свое внимание в следующей части нашего исследования.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     1.2 Современное понимание  права на свободу  и неприкосновенность  личности 

     Закрепляя право на личную неприкосновенность, Конституция РФ в ч. 1 ст. 22 использует формулировку «каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность». Всеобщая Декларация прав человека в ст. 3 говорит: «Каждый имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность». Но ни один из указанных документов не дает четкого определения «личной неприкосновенности. Что же представляет собой личная неприкосновенность?

     В книге «Права человека»     под редакции           Е. А. Лукашевой право на личную неприкосновенность рассматривается в неразрывной связи с правом на свободу и понимается как право самостоятельно определять свои поступки, располагать собой, своим временем¹⁴.

     М. М. Утяшев рассматривает право на свободу и личную неприкосновенность как  недопустимость произвольного  вмешательства кого бы то ни было, в том числе государственных структур, в индивидуальную жизнь, в физическую  или психическую самобытность лица¹⁵.

     Таким образом, многие современные ученые, исследуя право на личную неприкосновенность, рассматривают его в совокупности с правом на свободу, поскольку конституционно оба эти важнейших права закреплены в единой правовой формуле. Однако для определения права на личную неприкосновенность и сферы, на которую оно воздействует, необходимо выделить его из этой правовой формулы, определив основные признаки и содержание, вкладываемое законодателем.

       Постатейный комментарий к Конституции  РФ под ред. О. Е. Кутафина  предлагает понимать право на  личную неприкосновенность как  недопустимость вмешательства извне  в область индивидуальной жизнедеятельности личности, включающую в себя физическую (телесную) неприкосновенность и психическую неприкосновенность¹⁶. Подобное понимание представляется весьма обоснованным, поскольку имеет ряд преимуществ. Неприкосновенность рассматривается как «недопустимость вмешательства извне», что весьма емко определяет сущность данного понятия. Разграничение «физической» и «психической» неприкосновенности также имеет существенное значение, поскольку без «психической» составляющей определение было бы неполным.

     Так, конституционно закрепленные права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени (ч.1 ст. 23), право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ч.2 ст.23), а также право на неприкосновенность жилища стоят на страже частной сферы жизнедеятельности человека и, соответственно, являются конкретизирующими положениями права на личную неприкосновенность, выступая необходимыми условиями его гарантии.

     Минусом данного определения видится  привязка «недопустимости вмешательства» к «области индивидуальной жизнедеятельности  личности». Предполагается, что термин «личность» выбран здесь не совсем удачно, поскольку это категория, обозначающая больше психологические свойства индивида, а не его социально значимые черты. Однако вполне возможны случаи, когда человек может быть лишен таких черт. Например, существуют люди, страдающие психическими заболеваниями, сопровождающимися обезличиванием или раздвоением личности, к которым данная терминология не применима. Это свидетельствует о необоснованно узком круге субъектов, к которым относится данное определение, потому что не каждый человек может являться личностью в полном смысле этого слова, и, соответственно, определенный круг субъектов  выпадает из сферы действия данного права.

     С учетом вышеизложенного можно определить личную неприкосновенность как недопустимость вмешательства извне в сферу индивидуальной жизнедеятельности человека, включающую в себя физическую и психическую неприкосновенность.  

     Законность  и обоснованность ограничения неприкосновенности личности во многом зависят от установления и реализации совокупности соответствующих правовых гарантий неприкосновенности личности: международно-правовых, конституционных, уголовно-процессуальных, уголовно-правовых и гражданско-правовых гарантий которые, в силу значительного объема, выделены нами в отдельный параграф.