Институты западно-европейской геральдики в социокультурном контексте Российской Империи

Реферат

Институты западно-европейской геральдики в  социокультурном контексте Российской Империи.

В конце 17 - начале 18 веков сложились исключительные условия, когда в культурном пространстве России стало возможным существование  двух взаимоисключающих знаковых систем: эмблематика Древней Руси и геральдика, импортированная из Западной Европы. Для России 17 века геральдика была новым институтом, до этого его функцию частично выполняла эмблематика славянских и многих других народов, населяющих территорию будущей империи. Этот факт служит поводом для спекуляции на тему возраста отечественной геральдики. Здесь имеет место подмена понятий «геральдика» и «эмблематика», в итоге, российская геральдика делается едва ли не древнее европейской геральдической системы. Например, вышедшая в 1974 году книга Н.Н. Сперансова «Земельные гербы России XII-XIX вв.»¹, уже в своем названии заключала установленное заблуждение. И таких примеров в отечественной историографии и литературе немало. В самом желании найти своеобразие в своем прошлом, нет ничего отрицательного. Но важно не нарушать при этом научный принцип верификации знания, проверка фактов и дефиниция, используемых в исследовании, категорий.  Как верно подмечает известный исследователь городской геральдики Н.А.Соболева, в своей книге Н.Н. Сперансов  «смешал два вопроса: исторические корни городских гербов и время их реального появления»².

Действительно, для современной российской геральдики характерна очень сложная ситуация с терминологией, в особенности это касается ключевых понятий, которые иначе как концептами не назовешь. Такие термины как «геральдика» и «герб» впитали в себя множество стереотипов и ассоциаций, перейдя, таким образом, в категорию концептов. А это значит, что языковая картина мира не выявляет и не показывает в полной мере данные объекты действительности. Вышеупомянутое обстоятельство напрямую связано с проблемами памяти культуры, т.к. концепт «геральдика» не имеет очевидной этимологии для русской культуры, в отличие от польского herb, от немецкого Erbe - наследство. Такое положение дел было характерно для петровской эпохи и для СССР.

Главным отличием западноевропейской геральдики от древнерусской  эмблематики, являлось  наличие институтов, которые фиксируют систему и  делают её устойчивой. Под институтом в данном случае понимается определенная организация самой геральдической системы и её элементы, каждый в отдельности, воплощающая социальные правила жизнедеятельности и поведения людей. Такое широкое толкование проблемы институтов геральдики не исключает из их числа административные учреждения, отвечающие за инфраструктуру геральдики, исследовательские учреждения и учреждения, осуществляющие контроль и регистрацию гербов. В этом смысле они также являются институтами геральдики. В 18 веке таким учреждением стала Герольдмейстерская контора.

Геральдика  – «...сие дело новаго основания...». Этими словами в 1722 г. император Петр I благословил создание Геральдической конторы, специального государственного органа, призванного не только ведать делами дворянства, но и составлять гербы. Однако великий преобразователь России был прав лишь в том, что действительно впервые в России была создана геральдическая служба. В то же время геральдическая практика развивалась в России вполне самостоятельно, пусть не тем путем, что в Европе³. Происхождение семиотических эмблем известно со времен глубокой древности. Устойчивыми «территориальными» изображениями в Египте, Персии и Греции были животные, символизировавшие языческих богов-покровителей⁴. Это явление универсальное, но не во всех культурах была достигнута стадия института… Каждая культура, не зависимо от своего развития и локальных особенностей, обладает собственной системой социальной идентификации. Самыми институлизированными такими системами являются западноевропейская геральдика и японская система мон.

Создание в 1722 г. специальной  геральдической службы России стало  важной вехой в истории отечественной  геральдики. Петр I импортировал в Россию не новую семиотическую систему, а, прежде всего, институты европейской геральдики, принципы и нормы геральдической практики.

В импорте европейской  семиотической системы целиком, не было необходимости, знаковая и символическая  лексика русской культуры была не менее обширная, чем европейский  запас знаков и символов. Тем не мение большая часть специфических эмблем, элементы щита, условные обозначения и блазон, специальный геральдический язык их описывающий, были заимствованы из европейской гербовой эмблематики. К этому тезису можно добавить два момента: 1)существование универсальной мировой и общеевропейской символики, т.е. существование общей символики для Европы и России; 2)локальные употребления и обмен символикой осуществлялись, в силу общности границ и интересов,  до официального заимствования геральдики. Так, например, в Пскове и других приграничных землях эмблемы, напоминающие европейские гербовые формы, появились почти одновременно с городами Европы⁵. Следующим этапом в развитии древнерусской семиотики было появление институтов и юридическая фиксация этих институтов. Институты могли появиться самостоятельно, как в Западной Европе, или быть заимствованы, что совершилось в России.

Декоративные геральдические формы были завезены в Россию в 15 столетии, но это выразилось лишь в  поверхностной имитации. При царе Алексее Михайловиче геральдика в России получила официальное признание и развитие. Московское правительство решило подчинить изображение русского герба, в том числе и на государственных печатях, геральдическим правилам. И уже около 1673 г. для сближения геральдических языков России и Европы в Москву был приглашен герольдмейстер императора Леопольда I Лаврентий Хурелич (Курелич), памятью о деятельности которого осталось «Родословие Пресветлейших и Вельможнейших великих московских князей и прочая...». В Москву «Родословие…» было послано самим автором через Павла Менезия в 1674 году из Вены, что было зафиксировано в документах посольского приказа. Кроме собственно родословной русских государей, от Владимира Святославича до Алексея Михайловича, и описание родственных отношений Царя с девятью королями других стран, в работе Хурелича помещены портреты великих князей и царей. Портрет князя Владимира Святославича окружён русскими и иностранными гербами⁶. Гербовый импорт в 15-17 веках послужил для России заменой собственного средневекового геральдического опыта.

Особый социальный строй  средневековых обществ, нашедший выражение  и в иерархичности, и в определенного  рода унифицированности социального  пространства, где феодальная свобода - суверенитет и оказывались тем измерением, через которое становилось возможным выразить большинство перипетий социальной динамики, по крайней мере, для тех слоев, которые были допущены до "игры" по этим правилам. Во-вторых, предопределили столь широкое распространение герба: «Способность герба вобрать в себя и олицетворять столь различные стороны средневековой действительности сделала герб чрезвычайно простым и употребительным средством социальной идентификации, а геральдическую систему в целом - универсальным и практически удобным инструментом выражения, оценки, а в какой-то мере и регулирования социальных отношений». Процесс институциализации социального института идентификации - геральдики завершился с окончательной «геральдизацией» процесса социального общения, с одной стороны, и с оформлением органов контроля с другой, что нашло свое отражение в слиянии права с геральдикой и в оформлении института герольдов⁷.

Принятие знатью и  государством гербовых обычаев явилось  принципиальной новацией для России конца XVII-начала XVIII вв. В социальном и культурном плане это событие предопределялось собственно российскими причинами, тогда как весь комплекс основных гербовых представлений и львиная доля характерных знаковых форм были включены в местную эмблематическую культуру извне. В этом смысле корни русской геральдики большей частью надо искать на Западе, а ее глубокое изучение вне общеевропейского контекста попросту невозможно⁸. Точно так же невозможно изучение городской геральдики в СССР в отрыве от предшествующего культурного опыта Российской Империи, где сложились геральдические институты аналогичные европейским. Процесс развития геральдики как системы можно представить следующим образом: 1) на этом этапе произошло заимствование геральдических форм для выражения социально значимой информации, помещение новой эстетики в российский социокультурный контекст; 2) следующим этапом стало внедрение институтов геральдики и носителей геральдических знаний в семиотическую культуру, замещение старой эмблематической системы на систему с более развитыми институтами, признание правового статуса геральдики как института социальной идентификации; 3) адаптация и культивация собственных институтов, национальной геральдической системы. Особенно наглядно наблюдать эту схему можно на институтах герольда и тесно с ним связанного института геральдической литературы.

Первый русский гербовник  «Титулярник», составленный в 1672 г. переводчиком Посольского приказа Николаем Скафарием  и подьячим Петром Домовым⁹. Им был поручен перевод «Родословия…». В 1672 году уже составили текст «Титулярника».

Первым печатным отечественным геральдическим трудом можно считать книгу, имеющую  довольно длинное название: «Символы и эмблемата указом и благоповедении Его Освященнейшего Величества, Высокодержавнейшего  Императора Петра Алексеевича напечатаны». Правда издана она не в России, а в Амстердаме вместе с другими книгами, напечатанными новым русским шрифтом в начале XVIII в. по распоряжению Петра I. Познакомившись во время первого путешествия за границу с распространенными и популярными в Западной Европе эмблемами, символами, аллегориями и прельстившись ими, царь решил внести новшество в русскую жизнь. По его заказу подготовили сборник взятых из разных европейских изданий рисунков – эмблем. Их более 800. На нескольких языках, в том числе и на русском, около каждой эмблемы помещалсь её текстовое толкование, часто в виде афоризмов. Однако в русском переводе афористичность, а иногда и смысл первоначальной латинской фразы терялись.

 «Символы и эмблемата»  выполняла в России роль справочного издания  долгие годы. Из неё, например, брались эмблемы при создании украшений Триумфальных ворот в Москве, причем интерпретация эмблем нередко носила совсем иной характер, чем в книге. Использовались эмблемы из амстердамского издания в российских духовных эмблемниках, таких как «Эмблемат духовный ко обучению христианской веры со утешительными фигурами и полезными советами». Эмблемы «Символов и эмблемат» можно видеть на воротах Ростовского Кремля, расписанных по приказанию мтрополита Арсения Мациевича. Эмблемам ростовских ворот сопутствуют девизы из книги «Символы и эмблемата». Например, изображение орла на пушке имеет подпись: «ни того, ни другого не боюсь»; под изображением снопа – фраза « в мелких статьях великий состав» и т.д.

Для городской геральдики этот сборник служил настоящим кладезем, откуда черпались образцы рисунков. Сначала они использовались для полковых знамен, а потом утверждались как герб того города, где расквартировывался полк. Эмблемы из книги «Символы и эмблемата» взяты для знамен полков в 1712 г. и в 1729-1730 гг. Известно, что в эти годы были составлены так называемые знаменные гербовники, по которым военное ведомство «строило» полковые знамена. Они хранились в рукописном (нарисованном) виде, неоднократно перерисовывались. Изображения знамен с эмблемами в черно-белом варианте можно увидеть в опубликованном в XIX веке известном труде А.В. Висковатова «Историческое описание одежды и вооружения российских войск».

Рисунки из книги  «Символы и эмблемата» по своей форме  далеки от гербов, они черно-белые, в большинстве случаев не стилизованы, для обозначения цветов не использована штриховка. Геральдические правила в начале XVIII века ещё не были знакомы российским живописцам. Не случайно Пётр I в инструкции герольдмейстеру подчеркивал, что в России составление гербов – «дело новаго основания». И не случайно для развития этого «дела» русский царь приглашает в Россию иностранного специалиста, который «особливо был для сочинения гербов», Франциска Санти. Он, кстати, сразу же по приезде в страну отметил, что его работа «не токмо трудна и мало заобычайна и в других государствах, в здешнем же государстве и весьма до сего часу, как известно, не во употреблении была»¹⁰.

Ф. Санти стоял  у истоков русской геральдики. Прежде всего он упорядочил государственную символику, описав согласно геральдическим канонам российский государственный герб. Сохранилась архивная запись этого описания: «Герб его императорского величества с колорами или цветами своими».  «Колоры», т.е. финифти, отныне становятся обязательными при изображении в цвете государственного герба и гербов княжеств и царств, входящих в царский титул. За основу Санти взял рисунки Титулярника 1672 г., рукописного рисованного справочника, хранившегося в Посольском приказе, придав им строгую геральдическую форму: изменил размещение фигур в щите, по существовавшим в Западной Европе геральдическим правилам применял определенные цвета и металлы, приведя их в строгое соответствие. Дабы оказать помощь переводчикам и всем, кто будет связан с герботворчеством, Санти разработал «лексикон блазонский» - геральдический словарь.

Если Санти не оставил  печатных трудов по геральдике несмотря на активную работу по составлению  гербов, то другой иностранец – Иоганн Симон Бекенштейн, который значительно  уступал графу и в геральдических знаниях и в практике герботворчества, издал в России книгу, посвященную этой редкой науке. Книга называется «Краткое введение в геральдику и в искусство составления гербов» (на нем. яз.). Напечатана она в Санкт-Петербурге в 1731 году. И.С. Бекенштейн, «разных прав дохтур» из Кёнигсберга, приехал подобно другим иностранным учёным работать по контракту в только что открытую  Российскую Академию наук в качестве профессора юриспруденции. Расширил тематику лекций, стал преподавать «вспомогательные исторические дисциплины»: «показание о ландкартах», «показание о настоящем употреблении курантов или ведомостей», «показание о геральдии, или описание гербов». В конце 1720 - начале 1730-х годов Бекенштейн считался главным консультантом по эмблемам и гербам: принимал участие в подготовке торжественных иллюминаций, давал рекомендации по поводу изображений символических фигур, украсивших здание Академии наук, составил рисунки нескольких печатей, а так же участвовал в создании знамён морских и сухопутных полков¹¹.

Приводя сведения о геральдических «изыскателях», нельзя оставить без внимания имя первого  русского историка Василия Никитича Татищева(1686-1750). Он обратился к геральдике в начале 1730-х годов. Назначенный  обер-церемониймейстером на коронации  императрицы Анны Иоанновны, Татищев тщательно готовился к исполнению этой должности. Под его наблюдением печаталось описание коронационных торжеств, при его участии составлялись рисунки символов. Замечания относительно отдельнх фигур и символов свидетельствуют о компетентности Татищева в вопросах геральдики. Свой взгляд на геральдику как науку, на российский государственный герб, а так же на некоторые «исторические» территориальные гербы Татищев изложил в главном труде его жизни – «Истории Российской». Первая книга вышла после смерти знаменитого исследователя – в 1768 году. В ней и содержится небольшой реферат Татищева о государственном гербе. Вопрос этот казался историку таким важным, что ему он предполагал посвятить специальную главу «Истории», ибо «оное есть многих обстоятельств доказательство и гражданской истории есть к знанию не безнужное». Материалы он собирал в Разрядном, Иностранном и Дворцовом архивах, испросив согласие на то соответствующих министров. Из-за потери, черновика полностью текст о гербе историк восстановить уже не смог, поэтому в нескольких параграфах 45-й главы излагает его по памяти.