Историческая мысль и историческая наука до возникновения марксизма

В историографии разных стран реакционно-романтическое  направление получило неодинаково  широкое распространение. Оно не смогло завоевать ведущих позиций  в Англии и Франции. В Англии его  наиболее ярким представителем выступил известный вигский публицист Эдмунд Бёрк, который опубликовал еще в 1790 г. памфлет «Размышления о Французской революции», оказавший большое влияние на всю консервативную общественную мысль первой половины XIX в. В дальнейшем к реакционному романтизму были идейно близки представители торийской историографии (среди них А. Алисой), а также некоторые литераторы и публицисты возникшей в 40-е годы группы «Молодая Англия» (Б. Дизраэли и др.). Но в целом это направление не выдвинуло в Англии ни одного действительно крупного историка. Во Франции определенное влияние на историографию имели труды таких классических идеологов реакционного романтизма, как Жозеф де Местр, Луи де Бональд, и в особенности крупного поэта, широко обращавшегося к истории, Ф. Р. де Шатобриана. С позиций реакционного романтизма изучали историю средних веков граф Ф. Д. де Монлозье и некоторые другие историки.

В более отсталой Германии реакционно-романтическое направление  преобладало в историографии  до начала 30-х годов XIX в., сохранив сильные позиции и позднее. Здесь его питала и ненависть дворянства и правящих кругов к революции и Просвещению, и политические настроения консервативных кругов неразвитой, напуганной Французской революцией германской буржуазии. Именно на германской почве расцвели пышным цветом и получили наиболее основательную разработку главные черты истолкования истории в духе реакционного романтизма, сложились его «историческая школа права» (Ф. К- Савиньи, К- Ф. Эйх-горн) и «нарративная школа» (Ф. Шлегель, Г. Луден, Г. Лео и др.); во многом близки к идеям реакционного романтизма взгляды Л. Ранке, начавшего уже в этот период формировать знаменитую в германской историографии «школу Ранке».

Влияние реакционного романтизма было характерно и для дворянской историографии в России. В творчестве крупнейшего русского дворянско-монархического историка начала XIX в. Н. М. Карамзина рационалистические представления об историческом процессе переплетались с реакционно-романтическими симпатиями. В 30—40-е годы официальная историография в России развивалась под знаком теории «официальной народности», утверждая тезис о коренном различии исторических путей самодержавно-крепостнической России и стран Западной Европы (М. П. Погодин). В исторической концепции славянофилов (И. В. Киреевский, К. С. Аксаков, А. С. Хомяков) идеализация русской старины сочеталась с критикой капиталистического развития Запада.

По-иному преломлялись идеи романтизма в либерально-буржуазной историографии. Если реакционный романтизм  оформился еще в конце XVIII —  начале XIX в., то подъем либеральной  историографии определился в 20-е годы XIX в., когда в Европе пробудились революционные и национально-освободительные движения, направленные против временно восторжествовавшей дворян-ско-клерикальной реакции. В 20—40-е годы буржуазно-либеральная историография приобрела господствующее значение в странах Западной Европы и США.

В отличие от реакционно-романтической  либерально-буржуазная историография  отнюдь не отбрасывала идейное наследие Просвещения, тем более, что политические принципы буржуазного либерализма  были связаны именно с просветительской идеологией. В плане теоретическом для этой историографии было характерно стремление синтезировать идеи просветителей с наиболее плодотворными идеями романтизма.

Вслед за просветителями либеральные  историки сохраняли убеждение в силе рационального познания. Среди них лишь О. Тьерри придавал большое значение методу интуиции, «вчувст-вования» как средству адекватного постижения исторического прошлого. Либеральные историки восприняли от просветителей и идею прогресса, усилив, однако, ее буржуазную ограниченность. Если просветители (особенно ярко Кондорсе) мыслили прогресс как бесконечное совершенствование человеческого рода и всех его учреждений, то для либералов по существу он завершался торжеством политических принципов буржуазного либерализма.

Вместе с тем либеральные  историки преодолевали крайности абстрактно-рационалистического  подхода к истории, их мысль развивалась  в основном в русле историзма. В отличие от реакционно-романтического его понимания идея органического  развития общества сочеталась у них с признанием необходимости реформ во имя буржуазного прогресса, и даже с принятием революции при условии, что она выступает как единственно возможное в данных условиях средство осуществления назревших либерально-буржуазных преобразований и не выходит за их пределы. В рамках этого историко-политического мышления родилась развитая французскими историками периода Реставрации буржуазная теория классовой борьбы — важнейшее достижение либеральной исторической мысли первой половины XIX в.

С этими чертами буржуазного  историзма связан и подход либеральных  историков к средневековью. Как  и реакционные романтики, они (Гизо, Тьерри, Шлоссер, Грановский и др.) интересовались и много занимались историей средних  веков. Однако они были далеки от идеализации этой эпохи, хотя и не разделялрі просветительского нигилизма в ее общей исторической оценке. Средневековье интересовало их как период зарождения современных европейских наций и государств, становления «третьего сословия» (в особенности буржуазии) в его борьбе против феодализма.

Наряду с историей средних веков  либеральные историки разрабатывали  и историю нового времени, изучали, в частности, историю (главным образом  политическую) Английской и Французской  буржуазных революций (Ф. Минье, А. Тьер, Шлоссер),историки США" — историю Американской революции. Эти революции они оценивали с позиций буржуазного либерализма, усматривая позитивный исторический смысл в деятельности умеренно-буржуазных течений и, напротив, осуждая борьбу радикальных группировок, в первую очередь якобинцев.

При изучении национальной истории  своих стран, пристальное внимание к которой характерно для романтизма, либеральные историки не принимали  выдвинутое реакционными романтиками  мистическое истолкование «народного духа» и свойственный им (особенно в Германии) шовинизм. Они выдвигали на первый план понятие нации как исторически сложившейся индивидуальности, делая главный акцент на особенностях духовного склада и национальной культуры. Однако уже в это время в либеральной историографии проявлялись черты буржуазного национализма.

В духе общей романтической идейной  атмосферы своего времени либеральные  историки придавали большое значение задаче воссоздания исторического  прошлого во всей его неповторимой конкретности, отображению «местного  колорита». Отсюда и присущая многим из них новая манера исторического изложения. На смену античной римской риторике гуманистических исторических сочинений и просветительскому изображению истории всемирно-исторической сценой, на которой действуют люди, наделенные прежде всего свойствами человека «вообще», пришли конкретное историческое описание, рассказ, украшенный живыми деталями и, по возможности, наделенный яркой художественной формой (Тьерри — во Франции, Т. Б. Маколей — в Англии, Банкрофт — в США).

Наибольших успехов либеральная историография достигла во Франции, где до начала 30-х годов буржуазия вела борьбу с дворянством и «легитимной» монархией. Именно в это время здесь сформировалась знаменитая историческая школа «историков периода Реставрации» (Тьерри, Гизо, Минье, Тьер).

В Англии, где проблемы буржуазных преобразований были в основном уже  решены, а социальные противоречия буржуазного общества были выражены наиболее резко, либеральное направление  в историографии отличалось крайней  политической умеренностью. Оно было представлено историками вигской школы (Г. Галлам, Маколей и др.), которые в своих трудах защищали вигскую точку зрения на историческое развитие английского общества и обосновывали тезис о величайших, по их мнению, достоинствах английской конституционной системы. Несколько решительнее выступали историки, связанные с английским буржуазным радикализмом 30—40-х годов (Маккиннон, Дж. Г,рот). Сторонники реформ в пользу промышленной буржуазии, они, однако, по сути своих взглядов не выходили за пределы буржуазного либерализма.

В США первые десятилетия XIX в. были периодом становления национальной исторической науки, которое шло  под заметным влиянием романтизма. При этом в американской историографии  романтизм с самого начала приобрел либерально-буржуазную окраску, что нашло отражение в творчестве наиболее видных историков США того времени — основателя так называемой ранней школы Д. Банкрофта и Ф. Паркмена.

Ряд ярких имен выдвинула и либеральная  историография в Германии. Ее достижения были связаны прежде всего с деятельностью «гейдельбергской школы» и ее главы видного леволибе-рального историка Ф. Шлоссера. Одним из ее наиболее видных представителей был ученик Шлоссера — Г. Гервинус. Гейдель-бергская школа с характерным для нее просветительски-дидактическим, морализующим подходом к истории особенно отчетливо продолжала просветительскую традицию в историографии, поскольку в условиях Германии все еще сохранялась почва для просветительства как передового антифеодального течения общественной мысли.

Под знаменем просветительства развивалась в этот период и передовая, буржуазная по своей объективной направленности общественная, в том числе историческая, мысль в России. Это характерно для исторических идей дворянских революционеров-декабристов, а также для либерально-реформистского направления русского просветительства 40-х годов, в русле которого игла деятельность ряда видных историков, занимавшихся историей западноевропейского средневековья, отчасти и нового времени, — Грановского, П. Н. Кудрявцева и др.

Важным достижением исторической мысли первых десятилетий XIX в. было учение о диалектическом характере всемирно-исторического развития, связанное прежде всего с именем крупнейшего представителя немецкой классической философии Г. Ф. Гегеля. Его взгляды на историю в известной мере можно рассматривать как своеобразное проявление буржуазно-либерального течения в романтической историографии. Будучи многим связана с идеями Просвещения, историко-философская концепция Гегеля была в то же время пронизана историзмом. Исторический процесс он понимал диалектически, движущую силу его видел в развитии и борьбе противоположных начал. Несмотря на последовательный объективный идеализм Гегеля и свойственные его взглядам многие консервативные черты, разработанный им принцип диалектического развития сыграл плодотворную роль в дальнейшем развитии исторической мысли.

В этот период в европейской историографии  оформилось также мелкобуржуазное  радикально-демократическое направление, испытавшее очень заметное влияние  романтизма. Его наиболее яркими представителями были Ж. Мишле (Франция), Ж- Сисмонди (швейцарец, тесно связанный с французской культурой), В. Циммерман (Германия), У. Коббет (Англия). Некоторыми сторонами своего творчества 30-х — начала 40-х годов к этому направлению был близок английский историк Т. Карлейль, очень противоречивый по своим взглядам и позднее перешедший на реакционно-романтические позиции.

Историки радикально-демократического направления сочувствовали тяжелому положению трудящихся и их борьбе, стремились рассматривать историю с позиции простого народа. В своих работах они создавали привлекательный и идеализированный в мелкобуржуазном духе образ народа-труженика, имея в виду прежде всего мелких производителей, крестьян и ремесленников. Особенно характерным является одно из лучших произведений Мишле «Народ». В рамках этого направления была создана и такая необычная для историографии того времени, посвященная революционному восстанию масс знаменитая книга немецкого историка, ученика Шлоссера, В. Циммермана «История Крестьянской войны в Германии». Радикально-демократические историки с мелкобуржуазных позиций подвергали критике капитализм, обличали губительные для трудящихся результаты промышленной революции. Одновременно некоторые из них идеализировали патриархальный быт и мелкое производство («экономический романтизм» Сисмон-ди), что приводило к идеализации средних веков; так, Сисмонди усматривал образец справедливого социального строя в средневековых итальянских городах-республиках, а Коббет мечтал о возврате к давно прошедшим временам «старой веселой Англии».

Вместе с тем часть представителей радикально-демократической историографии  придерживалась идеи прогресса (Мишле, Циммерман). Воззрения их приобретали  порой «якобинскую» и даже социалистическую окраску (Луи Блан). Однако опасливая оглядка на пролетариат вела к тому, что мелкобуржуазным демократам первой половины XIX в. уже не суждено было подлинное якобинство.

В непролетарской идеологии действительно  революционная смелость мысли и  действия была доступна в этот период революционно-демократическим течениям. Теоретически многим связанные с просветительством, они возникали в некоторых странах, где существовала почва для широкого демократически-революционного движения народных масс. Подобное крыло оформилось в аболиционистском движении в США (Ф. Дуглас, Д. Браун). Своеобразным и ярким явлением в передовой европейской общественной мысли было формировавшееся в 40-е годы революционно-демократическое направление в русском просветительстве (В. Г. Белинский, А. И. Герцен, петрашевцы). Просветительские идеи сочетались в воззрениях его представителей с историзмом и революционностью. Они высказали ряд глубоких мыслей и наблюдений об истории, в частности истории европейских революций XVII—XVIII вв., указали на ограниченно-буржуазный характер их завоеваний. Мысль Герцена развивалась в направлении к утопическому социализму, уже в 40-е годы она содержала ценные материалистические догадки.

Помимо буржуазных, мелкобуржуазных  и революционно-демократических  идей в общественной мысли первой половины XIX в. все более отчетливо пробивала себе дорогу совершенно особая струя, связанная с освободительными устремлениями формировавшегося пролетариата. Выдающимся достижением того времени и важным шагом вперед по сравнению с утопическими теориями XVIII в. были учения основоположников критико-утопического социализма — А. Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна. Если утопический социализм XVIII в. развивался в рамках просветительской идеологии, опирался на рационалистическое мировоззрение, то критико-утопический социализм, используя идеи рационализма и материализма XVIII в., положил начало историческому рассмотрению социального строя общества. Учения великих утопистов (особенно Сен-Симона) содержали также элементы диалектического подхода к истории и понимания исторического значения борьбы классов. Идеальный общественный строй без эксплуатации и нищеты выступал у них не как воплощение вечных принципов разума и справедливости, а как закономерный результат исторического развития общества. Оставаясь в целом идеалистами в понимании определяющих сил движения истории, теоретики кри-тико-утопического социализма подчеркивали большое значение материального производства и форм собственности в общественном развитии. Тем самым их идеи явились не только крупной вехой в истории социалистических учений, но и незаурядным достижением историко-социологической мысли, превосходившим все, что могли дать в этом плане буржуазные общественные теории.