История русской культуры

Филарет Романов мог теперь торжествовать победу над соперником, связанным с ним многими общими преступлениями. Через несколько  лет Филарет Никитич Романов  – патриарх Московский и всея Руси, мирской соправитель своего ничем  не примечательного сына, царя Михаила  Федоровича – будет торжественно встречать возвращенный на родину прах Василия Шуйского, умершего в польском плену. Демонстрация цинизма и лицемерия? Не только. Неглупый политик и государственный  деятель Филарет понимал, как  важно поддерживать авторитет и  преемственность власти (кстати сказать, этого не понимали ни Хрущев, ни Горбачев, ни Ельцин).

Олигархическое правление  – Семибоярщина – было отмечено, как известно, прямым предательством национальных интересов России. Ведь родина для олигарха это его владения и капиталы.

Как только возникает опасность  их потерять или как-либо ими поступиться, он готов идти на любое предательство (речь, конечно, не о всех поголовно, а о большинстве).

К чести тогдашней Русской  православной церкви, она заняла патриотическую позицию и осталась, можно сказать, на стороне народа (чего, увы, нельзя сказать о тех церковных иерархах конца XX века, которые поддерживали Ельцина и возводили хулу на Советскую  Россию, сея рознь среди поколений  русских людей). В то же время патриарх Гермоген и его сторонники – патриоты старались не допустить народного  восстания.

И вот, когда поляки обосновались в Москве, на шаткую и переменчивую сцену Смутного времени вновь  вышел «переменчивый» Прокопий Ляпунов. Он стал создавать в Рязанской  земле первое земское ополчение  – на борьбу с интервентами.

Однако патриотические силы были расколоты. Многие «тушинцы» во главе с казачьим атаманом Иваном Заруцким были настроены против поляков, но сохраняли верность Лжедмитрию II. Его положение было сложным. Значительная часть населения, особенно казаки, продолжала видеть в нем «доброго царя». Это  была «третья сила», даже, пожалуй, «четвертая», если считать царя Василия Шуйского со шведским королем Густавом-Адольфом, лжецаря Дмитрия (Тушинского вора), польского короля Сигизмунда III и  патриотическое земское ополчение (в ту пору еще наиболее слабое из этих «действующих лиц»).

Лжедмитрий II попытался выпросить  помощи у Сигизмунда III, обещая ему 300 тысяч рублей золотом и «всю землю  Ливонскую», часть которой принадлежала Швеции. Но польскому королю нужны  были Смоленские земли и – в  перспективе – царская корона. У Лжедмитрия оказалось слишком  много врагов. Его решено было «убрать». 11 декабря 1610 года он выехал на санях  за Калугу, где была его резиденция, с шутом, двумя слугами и охраной, начальник которой разрядил в  него ружье, а затем отсек убитому  голову.

Гибель Тушинского вора, так  же как иностранная интервенция, оказалась событием, которое подвигло к объединению патриотические силы. Авангард первого ополчения под  командованием князя Дмитрия  Пожарского в марте 1611 года вошел в Москву, охваченную восстанием. По совету русских изменников, польский комендант столицы Гонсевский приказал поджечь город. Среди полыхавших пожаров завязались уличные бои. Нападение было отбито.

Когда подошли основные силы ополчения, Прокопий Ляпунов начал  осаду Москвы. При всем своем политическом авантюризме, он оставался патриотом  и сторонником перемен в обществе (в отличие от консервативно настроенных  Минина и Пожарского). Государство  в перспективе представлялось ему  управляемым самодержцем, опирающимся  на дворянство, с устранением от власти боярской олигархии.

Прокопий Ляпунов был  выдающимся дворянским деятелем той  эпохи. В его метаниях отразилась судьба мелкого и среднего дворянства Смутного периода. Со временем на своем  опыте

Ляпунов убедился, что в  борьбе с Семибоярщиной и чужеземными  завоевателями дворянство сможет победить, лишь опираясь на поддержку широких  «низших» слоев населения. Но этого-то и боялись олигархи и интервенты. Летом 1611 года в казацкие таборы, составлявшие очень важную часть первого ополчения, попало письмо, в котором Ляпунов  якобы призывал к массовому уничтожению  казаков. Возмущенные казаки вызвали  воеводу на круг и показали ему  письмо. Ляпунов сказал: «Походит на мою руку, только я того не писывал».

Страсти были так накалены, что один из казаков ударил Ляпунова саблей. Тот упал, обливаясь кровью. Сопровождавшие его несколько дворян бежали. Лишь один из них, Ржевский, о  стался.

Он не являлся сторонником  Ляпунова, но был возмущен подлым самосудом  и пытался остановить злодеев, крича, что земского воеводу убивают  несправедливо, «за посмех»! Казаки изрубили и его и Ляпунова. Трупы  несчастных валялись трое суток без  погребения. Позже они были похоронены в Троице-Сергиевской лавре.

Долгое время причина  этого события была окутана тайной. Но вот вышли в свет мемуары  палача московского восстания Гонсевского, который признался, что по его  приказу дьяки и подьячие семибоярцев  подделали почерк Ляпунова в том  провокационном письме. Доставил письмо в казачий табор некий Сидорка  Заварзин.

Убийство Ляпунова произвело  тягостное впечатление на русское  общество. Положение страны казалось безысходным.

После героической обороны  пал Смоленск. Из 80 тысяч его жителей  осталась только десятая часть. Последние  защитники города, не желая сдаваться, взорвали себя бочками пороха.

Шведы захватили Новгород.

В Пскове объявился самозванец Матюшка, ставший Лжедмитрием III. Он начал военные действия против земского ополчения.

В оккупированной Москве интервенты арестовали патриарха Гермогена  и морили его голодом.

На что было надеяться, к кому взывать о спасении? Казалось, настала пора расчленения России…

Не правда ли, тогда ситуация была несравненно более тяжелой, чем в 1991 году, сравнимая лишь с  декабрем 1941-го, когда фашисты вплотную подошли к Москве и оккупировали значительную часть Европейской России (СССР), где проживало около 40% (!) населения страны.

Тогда, в далеком ХVII веке, родина была спасена русским народом, руководимым Пожарским и Мининым-Сухоруком. В не очень далеком 1941-м советский  народ выстоял под руководством Иосифа Сталина.

В 1991 году и позже можно  было услышать (да и теперь говоря т): мол, н е такое бы вало на Рус  и, ничего, обойдется, поднимется держава, то бишь прогрессивная демократическая  Россия… Нет, не поднялась – рухнула  и была расчленена, опозорена и  унижена перед всем светом олигархически-ельцинским руководством. Не оказалось в ней  ни Мининых, ни Пожарских, ни, тем более, Сталиных. Не оказалось и того русского народа, который способен был выстоять в периоды смут и тяжелейших испытаний.