Коллективизация в СССР

Однако государственные  заготовки зерновых были высокими, что позволило резко увеличить  хлебный экспорт. Если в 1928 г. было экспортировано 100 тыс. т., то 1929 г. – 1,3 млн. т., в 1930 г. – 4,8 млн. т., 1931 г. – 5,2 млн. т. И, несмотря на голод в 1932 г. экспорт составил 1,8 млн. т., в 1933 г. – 1 млн. т.

Была решена такая  проблема, как ликвидация аграрного  перенаселения. Огромные массы вчерашних крестьян уехали в город и на стройки пятилеток. Если в 1928 г. 80% работающего населения было занято в сельском хозяйстве, то к 1937 г. их стало 56%, а в 1940 – 54%.

Довольно существенно  возросла энерговооруженность труда на селе. В целом она выросла в 3-4 раза.

Таким образом, несмотря на техническое перевооружение и рост энерговооруженности деревня работала на пределе своих возможностей. Сократив производство и собственное потребление, деревня тем не менее сдавала государству больше продукции, чем в период благополучного существования. Таким образом, коллективизация дала возможность, снабжая население по минимуму, одновременно изымать на нужды индустриализации, а позже войны и послевоенного восстановления огромные материальные и людские ресурсы.

Глава 3. Итоги  коллективизации для СССР

5 января 1930 г.  было  принято постановление ЦК ВКП(б)  "О  темпе коллективизации  и мерах помощи государства колхозному строительству". Как и предлагалось комиссией, зерновые районы были разграничены на две зоны по срокам завершения коллективизации. Но Сталин внёс свои поправки,  и сроки были резко сокращены.  Северный Кавказ,  Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию "осенью 1930 г. или во всяком случае весной 1931 г.",  а остальные зерновые  районы  - "осенью 1931 г. или во всяком случае весной 1932 г. (см. табл. №1). " Столь сжатые сроки и признание "социалистического соревнования по  организации  колхозов"  находились  в  полном  противоречии с указанием о недопустимости "какого бы то ни было "декретирования"  сверху  колхозного  движения". Хотя  постановление характеризовало артель как наиболее распространенную форму колхозов,  но как всего лишь переходную к коммуне. Были исключены положения о степени обобществления скота и инвентаря, о порядке образования неделимых фондов и т.д.  В результате сталинской обработки из  проекта  постановления было исключено положение о том,  что успешность коллективизации будет оцениваться ЦК  не только  по  числу хозяйств,  объединённых в кооперативы,  "но прежде всего на основе того, насколько тот или иной район сумеет на основах коллективной  организации средств производства и труда действительно расширить посевные площади, повысить урожайность и поднять животноводство"[7, с. 79]. Тем самым создавались благоприятные условия для гонки за "сто

Таблица 1. Темпы коллективизации  в СССР

процентным охватом" вместо превращения коллективизации в средство для повышения  эффективности сельскохозяйственного производства[17, с. 40].

Под сильнейшим нажимом  сверху не только в передовых зерновых  районах, но  и  в Чернозёмном  центре,  и в Московской области,  и даже в республиках Востока  выносились решения  завершить  коллективизацию  "в течение весенней  посевной кампании 1930 года" Разъяснительная и организационная работа в массах подменялась грубым нажимом,  угрозами, демагогическими обещаниями.

Итак, провозглашены насаждение колхозов и раскулачивание на  базе сплошной коллективизации. Критерии отнесения хозяйства к категории кулацкого были определены столь широко,  что под них можно было подвести и крупное хозяйство, и даже бедняцкое. Это позволяло должностным лицам использовать угрозу раскулачивания как основной рычаг создания  колхозов, организуя давление деклассированных слоёв деревни на остальную её часть. Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым непреклонность властей  и бесполезность всякого сопротивления.  Сопротивление кулачества,  а также части середняков и бедноты коллективизации было сломлено жесточайшими мерами насилия (см. прилож 3). Неизвестны пока данные, сколько человек погибло с "раскулачиваемой" стороны как в процессе самого раскулачивания, так и в результате выселения в необжитые районы[13, с. 85].

Исторические источники  приводят разные данные о числе раскулаченных и выселенных хозяйств.  Называются следующие данные:  к концу 1930 г. раскулачено около 400 тыс.  хозяйств (т.е. примерно половина кулацких хозяйств),  из  них выселено в отдельные районы около 78 тыс.,  по другим данным - 115 тыс. Хотя Политбюро ЦК ВКП(б) ещё 30 марта 1930 г. вынесло постановление о прекращении массового выселения кулаков из районов сплошной коллективизации и предписало проводить его только в индивидуальном порядке, число выселенных хозяйств в 1931 г. возросло более чем вдвое - почти до 266 тыс.

Раскулачиваемые делились  на  три  категории.  К первой относился"контрреволюционный актив" - участники антисоветских  и  антиколхозных выступлений (они сами подлежали аресту и суду,  а их семьи - выселению в отдалённые районы страны).  Ко второй - "крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно  выступавшие  против коллективизации" (их выселяли вместе с семьями в отдалённые районы).  И,  наконец,  к третьей - "остальная часть  кулаков" ( она подлежала расселению специальными посёлками в пределах  районов  прежнего  своего  проживания).  Составлением списков кулаков первой категории занимался исключительно местный отдел ГПУ. Списки кулаков второй и третьей категорий составлялись на  местах с учётом "рекомендаций" деревенских активистов и организаций деревенской бедноты, что открывало широкую дорогу разного рода злоупотреблениям и  сведению старых счётов.  Кого отнести к кулакам?  Кулак "второй" или "третьей" категории?  Прежние критерии,  над разработкой которых в предыдущие годы трудились партийные идеологи и экономисты,  уже не годились. В течение предыдущего года  произошло  значительное  обеднение кулаков из-за постоянно растущих налогов.  Отсутствие внешних проявлений богатства побуждало комиссии обращаться к хранящимся в сельсоветах налоговым спискам,  часто устаревшим и неточным,  а также к информации ОГПУ и к доносам[9, с. 21].

В итоге  раскулачиванию  подверглись десятки тысяч середняков.  В некоторых районах от 80 до 90%  крестьян-середняков были осуждены  как "подкулачники". Их основная вина состояла в том, что они уклонялись от коллективизации. Сопротивление на Украине,  Северном Кавказе и на Дону (туда даже  были введены войска) было более активным,  чем в небольших деревнях Центральной России.

Выселенные кулаки  и  середняки,  которые не являлись уголовными преступниками ( во всяком случае не были  таковыми  члены  их  семей), оказались  подвергнутыми уголовному наказанию - высылке - во внесудебном порядке. Это была первая волна незаконных массовых репрессий. Сосланные,  хотя  и направлялись значительной частью в необжитые районы и нередко бросались на произвол судьбы,  всё же,  как правило,  получали семенную  ссуду  (затем  признанную безвозмездной) и иные средства на обзаведение.  Их направляли, кроме того, на достаточно тяжёлые работы, где  не хватало рук,  - на лесоразработки,  торфоразработки,  рудники, прииски, шахты, на строительные работы.

Если подходить  к  вопросу о раскулачивании с чисто экономических позиций, отбрасывая пока в сторону социальные, юридические, политические, нравственные  проблемы,  то  сразу можно обратить внимание на два момента.

1. Раскулачивание  означало  устранение  из деревни элемента хотя и содержащего капиталистический потенциал, но обладавшего навыками культурного  хозяйствования.  Даже  брошенные  в отдалённые,  суровые, необжитые районы,  бывшие спецпереселенцы сумели в удивительно короткие сроки  создать коллективные хозяйства,  оказавшиеся передовыми. Из их среды вышли талантливые руководители коллективного производства.

2. Сумма расходов по выселению и обустройству выселенных кулаков едва ли покрывалась конфискованным у них имуществом[5, с. 10].

Неверно было  бы отрицать наличие в деревне этого времени  сторонников коллективизации,  её подлинных энтузиастов,  борцов за  колхозы. Они были представлены беднотой и частью середнячества. Без их активной поддержки ни коллективизация,  ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но  и  самый убеждённый сторонник коллективного земледелия не мог понять и принять того разгула бюрократического насилия, который ворвался в деревню зимой 1929/30 г.

В своей статье "Головокружение от успехов",  появившейся в "Правде" 2  марта  1930  г.,  Сталин осудил многочисленные случаи нарушения принципа добровольности при организации колхозов, "чиновничье декретирование колхозного движения". Он критиковал излишнюю "ретивость" в деле раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. Обобществлению часто подвергался мелкий скот, птица, инвентарь, постройки, Необходимо было остановить это "головокружение от успехов" и покончить с "бумажными колхозами, которых ещё нет в действительности, но о существовании которых имеется куча хвастливых резолюций".  В статье, однако, абсолютно отсутствовала самокритика, а вся ответственность за допущенные ошибки возлагалась на местное руководство. Ни в коей мере не вставал вопрос  о  пересмотре  самого принципа коллективизации.  Эффект от статьи, вслед за которой 14 марта появилось постановление ЦК "О борьбе против искривления партийной линии в колхозном движении",  сказался немедленно. Пока местные партийные кадры пребывали  в  полном  смятении, начался массовый выход крестьян из колхозов (только в марте 5 млн. человек).

Итоги первого этапа  сплошной коллективизации требовали  правдивого анализа, извлечения уроков из "перегибов" и "борьбы с перегибами", укрепления и  развития тех колхозов,  которые сохранятся в условиях подлинной свободы выбора у крестьянина.  А  значит,  полного  преодоления последствий "великого перелома" по-сталински, выбора путей социалистического преобразования сельского хозяйства  на  основе  восстановления принципов нэпа, всего разнообразия форм кооперации[1, с. 33].

Конечно, коррективы,  по крайней мере на первых порах, были внесены. Стали более активно применяться экономические рычаги. На решении задач коллективизации по-прежнему сосредоточивались основные силы партийных, государственных и общественных организаций.  Возросли масштабы технической реконструкции в сельском хозяйстве - главным образом через создание государственных машинно-тракторных станций. Уровень механизации сельскохозяйственных работ заметно поднялся. Государство в 1930 г. оказывало колхозам большую помощь, им предоставлялись существенные налоговые льготы.  Зато для единоличников были увеличены ставки сельскохозяйственного налога,  введены  взимаемые только с них единовременные налоги. Рос также объём государственных заготовок, которые приобретали обязательный характер.  Все  эти  даже благоприятные изменения не дают представлений о сути изменений в самом крестьянстве.

Поддавшись призывам  к  вступлению  в  колхозы  и  обобществлению средств производства,  оно фактически оказалось обмануто, так как было отчуждено от средств производства и утратило всякое право на них.  Был нанесён мощный удар по крестьянскому  чувству  собственника,  так  как крестьяне были  лишены права распоряжаться результатами своего труда - произведённой продукцией,  судьбу которой стали решать местные партийные и  советские  власти.  Колхозник потерял даже право самостоятельно решать вопрос о том,  где он хотел бы жить и работать, на это требовалось разрешение  властей.  Сами  колхозы,  утратив большинство свойств сельскохозяйственной артели,  превратились в своеобразное предприятие, подчинённое местным органам власти и партии.

К концу лета 1931 г. хлебозаготовки начали давать сбои: снизились поступления зерновых.  В  результате  сложившейся системы заготовок на ряд районов страны надвинулся призрак голода.  Беда пришла потому, что хлеб принудительно и, по сути, "под метёлку" изымался и в колхозах, и в единоличных хозяйствах ради  выполнения нереальных,  произвольно установленных сталинским руководством в 1930 г.  заданий индустриального развития.

Для закупки промышленного  оборудования требовалась валюта. Получить её можно было лишь в обмен на хлеб. Между тем в мировой экономике разразился кризис,  цены  на зерно резко упали.  Однако сталинское руководство и не подумало пересматривать установку  на  непосильный  для страны индустриальный "скачок".  Вывоз хлеба за границу всё возрастал. Несмотря на неурожай в основных зерновых районах страны,  пострадавших от засухи,  во  время  хлебозаготовок было изъято рекордное количество зерна (22,8 млн.т),  из них 5 млн. пошли на экспорт в обмен на технику (с 1931 по 1936 г. половина всей ввозимой в СССР техники была немецкого происхождения).  Насильственное изъятие одной трети (а в  некоторых колхозах до  80%) урожая могло лишь окончательно расстроить производственный цикл. Уместно напомнить, что при нэпе крестьяне продавали всего от 15 до 20%  урожая,  оставляя 12-15%  на семена, 25-30% - на корм скоту, а остальные 30-35% - для собственного потребления. [19, с. 40]