Международные связи Киевской Руси

МЕЖДУНАРОДНЫЕ СВЯЗИ КИЕВСКОЙ РУСИ

  Международные связи всегда зависели от функционирования тех или иных торговых артерий. Для ранней феодальной эпохи наиболее значимыми были Волго-Балтийский и Дунайско-Днепровский пути. Волго-Балтийский путь стал функционировать с конца VIII века, когда Франкское государство начало наступление на прибалтийских славян и славянизированные племена, в том числе и варягов. Конечным пунктом пути, равно как и крайней областью расселения самих балтийских славян и варягов являлся Булгар, куда приходили купцы и из Хазарии и из Средней Азии. Интересно, что торговые отношения на этом пути были связаны единой денежной системой, основу которой составлял “фунт Карла Великого”. Кстати, именно на пути из Балтики к Волжской Булгарии и сложился союз двух славянских (кривичей и новгородских словен) и трех финно-угорских племен (чудь, весь и меря), “пригласивших” Рюрика с варягами. С рубежа VIII—IX вв. своеобразном ответвлением этого пути станет путь по Дону в Черное море. На рубеже IX—X вв. появится и третий путь, особенно значимый как раз для Киева: так называемый путь “из варяг в греки”, соединивший Балтийское, Черное и Каспийское моря (Нева — Волхов — озеро Ильмень — Ловать — Днепр).

   В VIII–Х вв. этнические передвижения по Волго-Балтийскому и Дунайско-Днепровскому путям шли в основном с запада на восток. По мере наступления франков, приморское население Южной Прибалтики в значительной мере перемещалось на восток, причем в ряде случаев это были целые поселения городского типа. Но связи с исходными территориями никогда не прерывались, и торговля не прекращалась практически на протяжении всего средневековья. В VIII–XI вв. города южного берега Балтики будут поддерживать активные торговые отношения с востоком вплоть до Булгара, что отмечено и германскими письменными записями, и кладами восточных монет. Позднее Великий Новгород будет поддерживать связи с будущими “ганзейскими” городами на побережье Балтийского моря.

   Согласно  германским источникам (в частности,  Адаму Бременскому и позднее, в основном, повторявшему его Гельмольду), у южного берега Балтики были два наиболее значимых центра, возвышавшихся над славянскими землями. Первый центр — это остров Рюген (называемый в разных источника по-разному — Русь, Рутения, Руйяна, Рана и т.д.), правители которого имели — единственные из славян — титулы королей, а жители острова говорили на “словенском да виндальском” языке. Название столицы этого островного государства — Аркона — указывает на кельтическую примесь (кельтск. — буквально “на горе”). Видимо, с этой “Русью”, как называли о. Рюген, связано перенесение названия “Русская земля” на Любек и примыкающую к нему территорию.

   Другой важный  торгово-экономический центр, выделяемый  и германскими источниками, и  скандинавскими сагами — город Волин на острове у устья Одера (в скандинавских сагах — город “Йомсбург”). В археологических слоях этого города встречаются предметы торговых и иных связей с Северо-Западной Русью, а Адам Бременский дает довольно обстоятельное описание и самого этого центра, и идущих от него на восток торговых путей. В Волине на службе у славянского князя была наемная дружина (“йомские витязи”), набранная в том числе и из покинувших родные места скандинавов. Город и в XI веке был практически закрыт для саксов и других германцев, но он безоговорочно принимал христиан-“греков”, под которыми могли иметься в виду ирландские миссионеры, часто называемые в европейских источниках “греками”. Появление в этом регионе ирландских миссионеров может быть объяснено тем, что по всему Балтийскому побережью прослеживаются остатки кельтских переселенцев с запада и, видимо, из Центральной Европы (наличие кельтских переселенцев предположил известный немецкий археолог Й. Херрманн). В самой торговле на Балтике важную роль играл еще один центр — Готланд, где располагались торговые фактории разных народов, в том числе и славянские поселения.

    Именно  кружными путями — через Черное  море, по рекам Восточной Европы, через Балтийское море и, затем,  по рекам Западной Европы —  в тот период осуществлялось  движение “до Рима” или в  Константинополь. Летописцы, составлявшие  этнографическое введение в Повести  временных лет знали об этом, но их реальные сведения ограничивались  “землей агнян”, т.е. германского племени англов, занимавших южную часть Ютландского полуострова, по имени которых назывался и весь полуостров. Земли англов были западным пределом расселения варягов, не случайно на рубеже VIII–IX веков Карл Великий утвердил “Правду” единую для “англов и веринов”. Соседями англов были “даны”, но древнерусские летописцы не располагали о них какими-то подробными сведениями и на страницах летописей “даны” (“дони”) появятся лишь в XII веке (первое упоминание в 1130 г.). Правда, Титмар Мезебургский упоминает в Киеве “быстрых данов”, видимо, в числе наемников Ярослава. Но не исключено, что он в свою очередь переносил этот этноним на англов, или на Руси их пока не различали.

   Отношения  со Скандинавией у Древней Руси начинаются довольно поздно. Да в самой Скандинавии ничего не знали о Руси до конца X века. Например, в скандинавских сагах первое известное имя правителя Руси — Владимир. Никого из предшественников Владимира Святославича саги не знают, и это одно из многочисленных свидетельств того, что “варяги” IX–Х вв. к скандинавам отношения не имели. При этом Владимира саги знают в качестве князя, правившего в Хольмгарде, то есть в Прибалтийской Руси. Сведения о князе в сагах совершенно легендарны, и заимствованы они, по всей вероятности, из рассказов купцов и путешественников (в частности, важную роль в этом могли играть “йомские витязи”).

   Первые норманны-скандинавы появятся на Руси при Ярославе, который породнится со шведским королем (его дочь Ингигерда, став женой Ярослава, получит в вено Ладогу). Отсюда первые норманны попадут и в Византию, где будут служить в “дружине варангов”. Появление норманнов в числе наемников Ярослава побудит позднейших летописцев распространить этноним “варяги” также на скандинавские страны, а отношения со Скандинавией с XI века станут более устойчивыми и на Волго-Балтийском, и на североморском, и на Днепровском путях.

    Конечным  восточным пределом на Волго-Балтийском  пути являлась Волжская Булгария. Именно с этим государством соприкасались и вновь освоенные славяно-русами земли Северо-Восточной Руси, тяготевшие до второй половины XI века к Новгороду. В летописи под 985 годом есть запись какого-то, видимо, изустного рассказа о походе Владимира с Добрыней на болгар. В литературе спорят: на каких болгар ходил Владимир? Б.Д. Греков доказывал, что на волжских. И одним из аргументов была ирония летописца, который вкладывает в уста Добрыни следующие слова: “Соглядах колодник и суть вси в сапозех; сим дани нам не даяти, поидем искать лапотников”. Ученый отметил, что одним из самых развитых производств у волжских болгар было именно кожевенное дело. К волжским болгарам относился и эпитет “серебряные”. Можно отметить также, что после перехода Владимира в Киев Добрыня занимал Новгород в качестве посадника. Западная же Болгария, куда могли совершить поход в ладьях из Киева, уже находилась под властью Византии. Да и следующая летописная статья, рассказывающая о поиске новой веры, начинается с прихода болгарских послов из Волжской Булгарии. В.Н. Татищев сообщает о договоре 1006 года с волжскими болгарами, пересказывая его содержание. Он отмечает, в частности, благорасположенность Владимира к болгарским послам, разрешая с особой печатью болгарским купцам торговать в русских городах. Соответственное право получали и русские купцы в болгарских городах. Но до сельской местности чужеземных купцов не допускали: здесь могли торговать только свои купцы. Татищев обращает внимание на широкие торговые связи болгарских купцов. Они достигали на севере Скандинавии и Дании, а на юге Персии, Индии, Египта, Армении. Интересно и еще одно сообщение — верования болгар были изначально родственны индийским, а затем уже сменились на магометанские.

   Интересно,  что “прямоезжего” пути из  Киева на Среднюю Волгу не  было до конца XI века: путь лежал  через Смоленск и далее на  Верхнюю Волгу. Иными словами,  торговля с Волжской Булгарией долгое время ориентировалась на Новгород и Новгородскую землю, а позднее на Суздальско-Владимирское княжество. Отношения Киевской Руси с Волжской Булгарией были в основном мирными, торговыми. После похода Владимира Святославича следующий большой конфликт меду Русью и Волжской Булгарией разразится только в конце XII века.

   Сложнее  складывались отношения с другим  восточным соседом — Хазарским каганатом. Согласно Повести временных лет, поляне, северяне и вятичи платили дань хазарам “по белей веверице (зимней белке — А.К.) от дыма”. В других известиях хазарская дань исчисляется в “щелягах” (польское произнесение западных шиллингов). О хазарской дани с полян сообщает и киевский летописец, хотя и в сказочной форме: хазары потребовали дани, а поляне, “съдумавши”, выдали по мечу с дыма. Дань напугала хазарских старейшин: меч обоюдоострый, а хазарская сабля остра только с одной стороны. Старейшины предсказали, что киевляне будут брать дань с других стран. Летописец заключает, что так и случилось: ранее хазары брали с полян, теперь русские князья берут дань с хазар. По летописи, дань на хазар наложил в начале 80-х гг. IX в. Владимир.

   Хазарская  тема в нашей литературе запутана  примерно также, как и норманская, то есть прямые показания источников отвергаются, а на смену им привносятся домыслы и вымыслы. В начале ХХ века с серией статей выступил Г.М. Барац, который доказывал, что Повесть временных лет — переделка еврейско-хазарской письменности, а первые русские князья и сама Русь — евреи-хазары. Домыслы Г.М. Бараца повлияли в последнее время и на некоторых отечественных авторов, так называемых “евразийцев” (Л.Н. Гумилев, В.В. Кожинов и др.).

   В более  серьезных работах (в частности,  М.И. Артамонова и С.А. Плетневой)  Хазарии придается серьезное  значение в русской истории,  а территория Хазарского каганата  увеличивается во много раз,  нежели это было в исторической  действительности. Дело в том,  что в пределы Хазарии включаются  территории, занимаемые салтовско-маяцкой культурой. Но языковые, археологические и антропологические данные однозначно указывают на то, что этническую основу салтовско-маяцкой культуры составляли аланы (или роксаланы), создавшие здесь свое государство — Росский каганат. И не исключено, что славяне, будучи западными соседями алан, платили дань как раз Росскому каганату. Именно разгром Росского каганата в начале IX века сделал хазар соседями восточнославянских племен. От дани хазарам восточных славян избавили (вернее, перевели ее на себя) сначала Аскольд и Дир, а потом Олег. В 968–969 гг. Хазария подверглась сокрушительному разгрому со стороны Святослава Игоревича. Позднее остатки хазар в Крыму и Приазовье станут данниками русских князей, занимающих Тмутаракань, а в степное пограничье Руси вслед за печенегами последуют торки, берендеи и, наконец, с середины XI века половцы, с которыми русские князья будут воевать и мириться на протяжении почти двух столетий.

   С западными  соседями отношения традиционно  были более интенсивными, поскольку  в течение почти пятисот лет  — с конца V-го до Х века  — на Средний Днепр было  несколько переселений из Центральной  Европы. В статье-эпитафии по князю  Владимиру под 996 годом позднейший  летописец замечает: “И бе живя со князи околними миромь, съ Болеславом Лядьскымь, и съ Стефаном Угорьскымь, и съ Андрихом Чешьскымь, и бе мир межу ими и любы”. Этот летописец принадлежал к клиру Десятинной церкви (его почерк выделяется в Повести временных лет на протяжении почти всей летописи, вплоть до 80-х гг. XI столетия). Сама Десятинная церковь в своих предпочтениях была ориентирована на Запад, и потому летописец Десятинной церкви акцентирует внимание именно на “миролюбивых” отношениях в западными странами. Да и вообще, “миролюбие” в представлениях этого летописца — одно из ценнейших христианских качеств. На самом деле отношения с Западом были не так безоблачны.

  Отношения с Польшей в конце X–XI вв. играли серьезную роль, как во внешней, так и во внутренней политике Киевской Руси. В религиозном отношении Польша ориентировалась на Рим. Но вплоть до XIV столетия в южных ее пределах будет сохраняться кирилло-мефодиевское славянское письмо, а традиция Десятинной церкви на Руси также была обращена в сторону кирилло-мефодиевского наследия. Иначе говоря, между Русью и Польшей сохранялаось определенное религиозное единство. Поэтому в противоречиях между двумя государствами на первом месте стояли не религиозные разногласия, а территориальные споры.

    В 30-е годы XI в. Польша пережила внутренние неурядицы, заметно пошатнувшие и ее внешнеполитическое положение. В этих условиях князь Казимир Пяст ищет возможности сближения с Русью, дабы отстоять владения на западе. Он женился на сестре Ярослава Добронеге-Марии и возвратил 800 плененных еще Болеславом киевлян “за вено”. В свою очередь Ярослав женил сына Изяслава на дочери польского короля Мешко II (правил в 1025–1034 гг.) Гертруде. Примечательно, что в позднейших скитаниях по Европе в 60 — 70-х гг.         Изяслав не получит помощи в Польше, но будет принят в Тюрингской Руси, за которую и позднее будут бороться галицко-волынские князья, и которая в качестве немецкого графства просуществует до 1920 года.

    Во все  времена династические союза  служили укреплением отношений  между государствами. Поэтому  сама направленность таких браков  может служить свидетельством  внешнеполитических устремлений.  Владимир стремился к упрочению  положения в самой Руси, и потому  браки большинства его сыновей как бы связывали княжескую семью с землями разных славянских племен. Лишь нелюбимый Святополк и непокорный Ярослав привезли невест из-за границы, причем Ярослав — уже после разрыва с отцом и его смерти.

    Внешняя  политика Ярослава была устремлена  на заключение прочных отношений  с западными и северными соседями. Поэтому браки детей Ярослава  Владимировича носили совершенно  иной характер. Своих дочерей  он выдал замуж за правителей  разных стран: Елизавету —  за норвежского короля Харальда, Анастасию — за венгерского  принца, а потом короля Андрея, Анну — за короля Франции  Генриха, сестра Ярослава Добронега-Мария, как уже говорилось, женой польского князя. Сыновья Ярослава также получили в жены иностранных принцесс: Изяслав был женат на польской принцессе Гертруде, Святослав получил жену из Германии, а Всеволод — из семьи константинопольских цесарей Мономахов.

   При Ярославе  были установлены тесные связи  и со Скандинавией. 300 гривен дани от Новгорода в пользу варягов, которые установил еще Олег, платили до смерти Ярослава, только теперь, видимо, другим “варягам”, именно тем, что помогли Ярославу овладеть Киевом и устранить соперников. И показательно, что сразу после кончины Ярослава его сыновья прекратили выплату этой дани, и никто не пытался на нее претендовать.