Н. Макиавелли

     Отсюда  вытекают два вопроса. 1. На каком основании Макиавелли придает политическому действию чисто функциональный модус? 2. Есть ли в таком случае какие-либо сдерживающие политический произвол и ограничивающие насилие власти противовесы?

     Разумеется, такие противовесы легко обнаружить в наложении совокупного масштаба действующих в политике максим, которые к тому же ситуативные, хотя, и привязаны, как уже говорилось, к двум основным целям – сохранению власти и достижению победы над политическими врагами. Макиавелли вообще далек от того, чтобы признавать за насилием значение универсального и единственного политическое средства (как, впрочем, и от идеи «правового» в новоевропейском смысле слова ограничения властного произвола). Нет, и к насилию он подходит функционально.

     Можно сказать, что мыслитель в целом  следует свойственной западной культуре общей установке на умеренность (clementia): носитель власти, употребляя насилие, ограничивает последнее пределами абсолютно необходимого (пределами, точно исчисляемыми с помощью определенной меры), щадя каждого, кого он может пощадить без урона своей власти [1, с.234].

     Сложнее с произволом (ответ на эту часть  второго вопроса, как увидим, идентичен  рассмотрению другого смыслового пласта макиавеллевской теории). Хотя одновременно он считает насилие, и в частности превентивную репрессию, наиболее эффективным средством.

     По  словам самого Макиавелли, князь не должен бояться, что его ославят безжалостным, если ему надо удержать своих подданных в единстве и верности: показав несколько устрашающих примеров, он будет милосерднее тех, кто по своей чрезмерной снисходительности допускает развиться беспорядкам; это обычно потрясает целую общину, а кары, налагаемые князем, падают на отдельного человека [8, с.81-82]. В целом же Макиавелли считает, что: с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю; но так как первого часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя; о последнем случае он должен взять примером лисицу и льва; надо быть лисицей, чтобы распознавать западню, и львом, чтобы устрашать волков [8, с.84].

     Отметим эту «двойственность» государя как необходимое, с точки зрения мыслителя, качество политика. Это означает, что государь кроме обыкновенного человеческого горизонта своего сознания и действия обладает способностью к преодолению заданных человечностью (т.е. добронравием или безнравственностью) границ. Но тогда ради чего, ради какой видимой ему одному цели или ведомой ему одному ценности? Или власть в представлении флорентинца является самоценной?

     Удачное определение имморализма макиавеллевского понимания власти принадлежит Шопенгауэру: «... Проблема Макиавелли заключалась в вопросе, каким образом государь может, во что бы то ни стало удержаться на троне, противодействуя внутренним и внешним врагам? Таким образом, его проблема была вовсе не этической: должен ли государь, как человек, желать этого или нет? – а чисто политической: как он должен поступать, если он этого желает? И вот относительно этого-то Макиавелли и дает руководство, подобно тому, как пишут руководства для шахматной игры, от которых, конечно, было бы нелепо требовать ответа на вопрос, морально ли вообще играть в шахматы. Осуждать Макиавелли за безнравственность его сочинения – то же самое, что обвинять учителя фехтования за то, что он не открывает своего курса моральной лекцией против убийства и смертельных ударов».

     Макиавелли  предупреждает от злоупотребления  милосердием, как, впрочем, и жестокостью; поэтому пассаж, содержащий предупреждение о недопустимости руководствоваться милосердием, продолжается следующей рекомендацией: князь должен быть осмотрителен в своей доверчивости и поступках, не пугаться себя самого и действовать не торопясь, с мудростью и человеколюбием, чтобы излишняя доверчивость не привела к неосторожности, а слишком большая подозрительность не сделала его невыносимым [8, с.82]. Рекомендация государю состоит в том, чтобы тот обязан был быть искренним только в неуклонном стремлении к достижению своих целей – сохранения власти и победы над противниками; все остальное – функция от них. Это так, потому что неизменной остается природа человека.

     Флорентинец следующим образом выстраивает свое описание политических правил в рамках проблематики соотношения цели и средств. Он рассуждает о положительных и отрицательных нравственно-психологических качествах государя, его добродетелях и пороках в ряде глав своего трактата с характерными названиями: «О свойствах, за которые хвалят или порицают людей, и больше всего князей» (XV), «О щедрости и бережливости» (XVI), «О жестокости и милосердии и о том, что лучше: быть любимым или внушать страх» (XVII), «Как князья должны держать свое слово» (XVIII), «Каким образом избежать презрения и ненависти» (XIX), «Как поступать князю, чтобы его почитали» (XXI). Но даже в результате ознакомления с одним только списком заглавий нельзя не заметить, что речь идет не о том, чтобы сформулировать простое «зерцало» (свод безусловных правил поведения, или своеобразного государева этикета), а об альтернативно-функциональной модели поведения, рефлексивно и гибко ориентирующейся на изменчивые обстоятельства. Например, глава XX трактует о пользе крепостей, хотя и она рассматривает, прежде всего; ситуативное политическое поведение государя, так как и здесь главным для Макиавелли является демонстрация универсального, значения максимы: все меняется в зависимости от обстоятельств [8, с.95]. Остальное – лишь иллюстрация справедливости данной максимы; например, такая: князь, который больше боится народа, чем чужеземцев, должен строить крепости, а правитель, который больше боится чужеземцев, должен этим пренебречь [8, с. 96].

     И все-таки в макиавеллевском мире относительности есть определенные константы. Первая – общечеловеческая природа, которую государю необходимо изменить (достроить или надстроить) звероподобной сущностью, чтобы быть политически дееспособным. Вторая – рефлексивная, мужественная честность. Макиавелли следующим образом увязывает эти две константы: «Так как я знаю, что об этом писали многие, то боюсь прослыть самонадеянным, если буду писать о том же, потому что при обсуждении этого предмета я больше всего отойду от взглядов других. Однако намерение мое – написать нечто полезное для того, кто это поймет, почему мне и казалось более верным искать настоящей, а не воображаемой правды вещей. Многие измыслили республики и княжества, никогда не виданные и о которых на деле ничего не было известно. Но так велико расстояние от того, как протекает жизнь в действительности, до того, как должно жить, что человек, забывающий, что делается ради того, что должно делать, скорее готовит свою гибель, чем спасенье. Ведь тот, кто хотел бы всегда исповедовать веру в добро, неминуемо погибает среди столь многих людей, чуждых добра. Поэтому князю, желающему удержаться, необходимо научиться умению быть недобродетельным и пользоваться или не пользоваться этим, смотря по необходимости.

     Итак, оставляя в стороне все вымыслы о князе и рассуждая о вещах, бывающих на деле, я скажу, что всем людям, о которых принято говорить, и особенно князьям, как поставленным выше других, приписываются какие-нибудь из качеств, приносящих им осуждение или похвалу; так, один считается щедрым, другой – скаредным... один слывет благотворителем, другой – хищником; один жестоким, другой – же милостивым... и тому подобное.

     Всякий, я знаю, согласится, что было бы делом, достойным величайшей хвалы, если бы нашелся князь, который из всех, названных свойств имел бы только те, что считаются хорошими. Но так как нельзя ни обладать ими всеми, ни вполне проявлять их, потому что этого не допускают условия человеческой жизни, то князь должен быть настолько мудр, чтобы уметь избегать бесславия таких пороков, которые лишили бы его государства, других же пороков, не угрожающих его господству, он должен беречься, если это возможно... Наконец, пусть он не страшится дурной славы тех пороков, без которых ему трудно спасти государство; ведь если вникнуть как следует во все, то найдется нечто, что кажется добродетелью, но верность ей была бы гибелью князя; найдется другое, что кажется пороком, но, следуя ему, князь обеспечивает себе безопасность и благополучие» [8, с.78-79].

     В широком смысле речь идет о системе отношений между государем и основными политически значимыми группами. В каждом городе всегда есть народ и знать, говорит Макиавелли, и их чувства весьма различны: «народ не хочет, чтобы знатные им распоряжались и угнетали его, а знатные хотят распоряжаться и угнетать народ; эти два различных стремления приводят в городе к одному из трех последствий: к единовластию, свободе или произволу одной какой-нибудь партии». По мнению Макиавелли, народ – более прочная опора для князя, нежели знать. Он указывает на следующие причины такого положения вещей: властитель, окруженный знатью, зависит от многих, равных ему, что не позволяет ему властвовать так, как он хочет; невозможно удовлетворить знать, не ущемляя интересы многих других, тогда как цели народа «более правые», он всего лишь не хочет, чтобы его угнетали; даже и в том случае, если власть приобретена благодаря поддержке знати и вопреки народу, князь «должен, прежде всего, постараться привлечь народ на свою сторону», взяв его под свою защиту; «князю необходимо жить с народом в дружбе, иначе у него в несчастии нет спасения». В целом же Макиавелли полагает, что доверие парода – наиважнейший ресурс власти: «... теперь... для  всех  князей,  кроме турецкого, и египетского, важнее удовлетворить народ, чем солдат, потому что народ сильнее солдат» [8, с. 63-65; 92].

     «... Разумный правитель не может и не должен быть верным данному слову, когда такая честность обращается против него и не существует больше причин, побудивших его дать обещание. Если бы люди были все хороши, такое правило было бы дурно, но так как они злы и не станут держать слово, данное тебе, то и тебе нечего блюсти слово, данное им... необходимо... быть великим притворщиком и лицемером: ведь люди так просты и так подчиняются необходимости данной минуты, что кто обманывает, всегда найдет такого, который даст себя обойти» [8, с.84].

     «Итак, нет необходимости князю обладать... добродетелями, но непременно должно казаться, что он ими наделен. Больше того, я осмелюсь сказать, что если он их имеет и всегда согласно с ними поступает, то они вредны, а при видимости обладания ими они полезны; так, должно казаться милосердным, верным, человечным, искренним, набожным; должно и быть таким, и надо так утвердить свой дух, чтобы при необходимости стать иным ты мог бы и умел превратиться в противоположное. Тебе надо понять, что князь ... не может соблюдать все, что дает людям добрую славу, так как он вынужден ради сохранения государства поступать против верности, против любви к ближнему, против человечности, против религии. Наконец, он всегда доджем быть готов обернуться в любую сторону... и... не отклоняться от добра, если это возможно, но уметь вступить на путь зла, если это необходимо» [8, с.85]. 

Заключение

    Никколо Макиавелли был выдающимся представителем итальянского Возрождения, который внес фундаментальный вклад в формирование светского и рационального понимания социально-политических и правовых институтов общества, его идеи продолжают оказывать свое влияние на многих философов и ученых и по сей день. Макиавелли 14 лет был Секретарем Совета десяти – представительного органа Флорентийской республики, а также послом при различных европейских дворах, поэтому знал политику не понаслышке и имел богатый практический опыт, который позволил ему совместить глубокие теоретические размышления над природой и сущностью политического господства с практическим эмпирическим подходом. Основными политическими трактатами ученого являются: «Государь», «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» и «История Флоренции».

    В основу своей теории Макиавелли кладет тезис об автономности политики, который означает, что возникновение и развитие государства и права должно рассматриваться без привлечения религиозных аргументов, поскольку политическая действительность функционирует по своим собственным законам.

    Политик не может руководствоваться нравственными абсолютами не потому, что он аморальное существо, но потому, что политика автономна и предполагает расчет и выгоду, это своего рода игра по определенным правилам, и если начать жалеть своего противника и уступать ему, то непременно проиграешь. Реализация высших моральных и религиозных принципов средствами политической власти представляет собой утопию.

    Другой  важнейшей инновацией Макиавелли стало  введение им в политический язык важнейшего понятия – статуса-состояния. Государство рассматривается как специфическое качество, состояние социального целого, т.е. как пространство политических отношений как таковых, предполагающих соответствующую институциональную инфраструктуру – организацию политической власти, полномочия и иерархию должностных лиц, их соотношение между собой и т.д.

    В теории Макиавелли политический конфликт элиты и народа рассматривается как основной источник динамики политического развития, который определяет смену его различных форм. Воспроизводя схему Аристотеля, Макиавелли выделяет три правильные (монархия, аристократия, демократия) и три неправильные (тирания, олигархия и распущенность) формы государства. Поскольку мир политики далек от реализации истин добра и зла, то в реальной жизни добро и зло относительны и легко перетекают друг в друга. Поэтому политические формы также относительны и легко взаимообращаются. Следовательно, политика – это своего рода искусство, где средства, выдвигаемые цели и складывающиеся ситуации всегда динамичны и временны. Поэтому государь должен быть адекватным этой «вечной нестабильности».

    Искусство быть адекватным изменчивому миру политики и есть знаменитая технология господства, разработанная итальянским мыслителем, благодаря которой он заслужил впоследствии скандальную репутацию циника и аморалиста. Макиавелли дает исключительно прагматичные советы власть имущим о том, как им надлежит действовать в зависимости от изменчивых характеристик складывающейся ситуации, определенной формы государства, психологических характеристик политических игроков, нравственного состояния общества.

    Однако  Макиавелли не был сторонником беспринципного единовластия. Его принцип: характер политической системы общества должен быть адекватным его социальной базе. Исторически прогрессивной моделью политической системы, способной преодолеть феодально-корпоративную раздробленность и объединить его родную Италию, Макиавелли считал абсолютную монархию. Такая модель, по его логике, адекватна как социальной ситуации, так и психологии общества. Только сильная единоличная власть может сломить сословные привилегии дворянства, пойдя при этом на жестокие и диктаторские меры. Однако в целом симпатии Макиавелли были на стороне «смешанной» формы государства, сочетающей в себе демократический, аристократический и монархический элементы.