Николай II

     Император Николай не хотел войны, так как понимал, что война чревата грядущей катастрофой привычного ему мира. Но остановить гигантский механизм европейской войны, с каждым часом набирающий обороты, оказалось Николаю II не под силу. 17 июля 1914 года император после мучительных колебаний утвердил решение о начале всеобщей мобилизации. В тот же день он телеграфировал кайзеру в Берлин об отказе от войны. Ответом Германии стал официальный ультиматум с требованием приостановить мобилизацию в течение 12 часов. 19 июля 1914 года германский посол в России граф Пурталес явился к министру иностранных дел С. Д. Сазонову за ответом. Получив лишь подтверждение прежнего заверения выполняя трагическую обязанность, вручил ноту с объявлением войны.

     В экстренном порядке 26 июля были созваны распущенные до осени Государственный Совет и Дума, и обеими законодательными палатами были быстро одобрены связанные с началом войны законопроекты.

     Николай считал, что в час великих испытаний он должен лично возглавить российскую армию, однако почти все государственные деятели империи высказались против: в послепетровской России самодержцы обычно не были полководцами, а немногие исключения из этого правила были отмечены скорее явными неудачами. Верховным главнокомандующим был назначен двоюродный дядя императора, великий князь Николай Николаевич.

     Действительность  быстро опрокинула радужные надежды  первых дней войны, когда многие ожидали  сплошной череды побед. Начатое в  августе 1914 года наступление двух российских армий в Восточной Пруссии закончилось их окружением и катастрофическим разгромом. Россия была плохо подготовлена к войне в военно-экономическом отношении: ее промышленность не могла обеспечить фронт оружием и боеприпасами в количествах, которых требовала мировая война. Особенно тяжелым стало положение в 1915 году, когда Германия, перенеся основное направление своих усилий на Восток, нанесла мощный удар российским войскам, повсеместно вынужденным отступать. В этих условиях на смену недолгому патриотическому воодушевлению пришло унылое разочарование и новый подъем оппозиции.

     Приняв 23 августа 1915 года, в дни поражений российской армии, верховное командование над нею, Николай совершил опасную ошибку. С его стороны это было следствием глубокого убеждения, что он, стоя во главе России, должен взять испытания войны на свои плечи, сам поведя за собой сражающихся. Однако, став вождем отступающих под натиском врага войск, император тем самым сделал себя ответственным в глазах страны за дальнейший ход военных действий, перелома к лучшему в котором не было видно.

     Еще более нежелательным следствием подобного решения стал переезд Николая из Царского Села в Ставку, разместившуюся с 8 августа в Могилеве. Оказавшись в кругу генералитета, уйдя в военные заботы и дела фронта, император все больше терял из поля зрения развитие политической обстановки в стране. Фактически главным источником информации о настроениях в столице стали для него регулярные письма Александры Федоровны, в которых она жаловалась ему на происки депутатов в Думе и передавала благословения и советы Распутина. Своеобразие мировосприятия императрицы, ее подчеркнуто эмоциональное отношение к окружающему не давали ей возможности увидеть угрожавшую опасность, и ее письма невольно внушали Николаю ложные представления о действительном положении дел.

     В 1916 году, после серии неудачных и быстротечных назначений на министерские посты, приписанных влиянию Распутина, кризис доверия к власти в стране стал очевидным. После того как многократные попытки обратить внимание императора на недопустимость продолжения подобного, явно ненормального порядка вещей не возымели эффекта, хотя их предпринимали и председатель Государственной думы М. В. Родзянко, и старшая сестра императрицы Елизавета Федоровна, и даже мать Николая Мария Федоровна, противники «старца» встали на путь заговора против него. Первым, кто еще в 1915 году пытался физически устранить Распутина, оказался министр внутренних дел     А. Н. Хвостов, парадоксальным образом им же и рекомендованный на этот пост. Ему не удалось осуществить свой замысел, но с осени 1916 года подготовка к убийству «Друга» была возобновлена новыми людьми.

     Особенную ненависть Распутин вызывал у  крайне правых монархистов. Один из их лидеров в Государственной думе — В.М.IIуришкевич, выступая с ее трибуны в ноябре 1916 года, обращал внимание на недопустимость сложившейся ситуации. Выступление Пуришкевича стало исходным шагом для новой попытки организации убийства Распутина, оказавшейся для того роковой. В ночь с 16 на 17 декабря Пуришкевич, князь Феликс Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович с несколькими единомышленниками сумели осуществить замысел.

     К началу 1917 года недовольство властью  и ее носителями стало в России почти всеобщим. Тянувшаяся два с половиной года война, стоившая стране неисчислимых жертв и принесшая пока одни лишь поражения, прогрессирующий развал транспорта, создававший трудности со снабжением, невероятный рост дороговизны, — все это вызвало растущее утомление и озлобленность против режима. При этом высшие круги общества были настроены и против самодержавного государства, и лично против императора гораздо резче, чем масса населения. Именно российская элита стала питательной средой для разного рода заговоров и тайных союзов, ставящих своей целью избавление от ставшего предельно непопулярным императора.

     В конце 1916 - начале 1917 года все явные и тайные организации российских верхов были охвачены лихорадкой встреч, переговоров и соглашении самых различных лиц, в той или иной степени причастных к политике страны.

     За  положением в верхах «великой восточной союзницы» с растущей тревогой наблюдали и в западных столицах государств Антанты. К этому моменту правящие круги этих стран уже имели основания считать, что мировая война ими выиграна, что Германии не продержаться более чем два года. Однако будущность громадного Восточного фронта, сковывавшего значительную часть германских сил, вызывала у них явное беспокойство. Способность России к дальнейшему продолжению войны оказалась под серьезным вопросом и прежде всего, по мнению союзнических разведок и дипломатий, по вине ее собственной верховной власти. Отсюда и стремление предупредить нежелательный для Запада ход событий, провести с помощью российских друзей смену носителей власти и прежней формы правления, дабы новая, «свободная Россия» стала более надежной союзницей в войне и менее требовательной победительницей. Орудием осуществления этих далеко идущих планов стали многочисленные союзнические миссии, к тому моменту располагавшие чрезвычайно разветвленными связями в российских верхах.

     23 февраля 1917 года на улицах Петрограда начались первые манифестации, вызванные прошедшей волной массовых увольнении и начавшимися перебоями в снабжении хлебом. Военные власти столицы не сумели сразу же овладеть положением, а через три дня это стало уже невозможным: войска отказывались от повиновения и братались с манифестантами. Вторая русская революция стала реальностью.

     Император Николай, находясь в Ставке, явно просмотрел критический момент развертывавшихся событий. В те несколько решающих дней, когда забастовки и демонстрации превратились в настоящую революцию, он продолжал заниматься текущими делами, находясь в заблуждении относительно сути происходящего. Когда же 27 февраля власть в Петрограде фактически рухнула, и Государственная дума попыталась взять на себя посредническую роль, выдвинув предложение о переходе к парламентской монархии, император решил принять жесткие меры для наведения порядка, не учитывая, что время безвозвратно прошло.

     К 1 марта большинству генералов, в  руках которых находилось командование армиями, стало очевидным, что события ушли вперед. В кругах Государственной думы пришли к решению, что лишь немедленное отречение Николая II может еще спасти монархию в России. С целью добиться этого утром 2 марта в Псков выехала специальная миссия из депутатов Л. И. Гучкова и В.В. Шульгина. В этот же день в Пскове были получены телеграммы от командующих фронтами, все поддержали требование об отречении.

     Вечером того же дня Николай передал подписанный  им манифест об отречении Гучкову  и Шульгину; он отказался от престола и за себя, и за сына Алексея. Впоследствии многие удивлялись тому странному спокойствию, даже какой-то отрешенности, с которыми император сложил с себя верховную власть, принятую почти четверть века назад. Одни видели причину этого в его редкостном самообладании, другие — в глубоком равнодушии к судьбам страны. Но, видимо, спокойствие Николая объяснялось другим: ему, искренне верующему христианину, все это виделось неизъяснимой волей Господней, которую надлежит принимать с должным смирением. Он выполнил свой долг до конца и с достоинством, остальное же зависело не от него.

     Царствование  династии Романовых закончилось  через 304 года после того, как на первого  Михаила Романова была возложена  царская корона (21 февраля 1613г.). Николай II закрыл последнюю страницу в её истории.

     После отречения, уже не царь, а господин полковник Николай Александрович  Романов, поехал не к жене в Царское  село, а назад в ставку – проститься с армией. 8 марта был подписан прощальный акт: «…защищайте доблестную вашу Родину, повинуйтесь временному правительству, слушайтесь ваших начальников; да благословит вас Бог и да ведёт вас к победе Святой великомученик и победоносен Георгий». Приказ не был опубликован.

     Вначале предполагалось (генерал Алексеев взялся всё устроить), что царская семья поедет через Мурманск в Англию. Но Совет рабочих и солдатских депутатов вынес постановление «Об аресте Николая II и прочих членов династии Романовых». Бывшего царя доставили в Царское село к семье.

     По  замыслу Думы, Совету рабочих и  солдатских депутатов отводилась роль «революционного контроля», но фактически в стране установилось двоевластие.

     Встал вопрос – что делать с царской  семьёй? Поборник правды Керенский  создал следственную комиссию для объективного суда над царской семьёй. После  бесконечных допросов в Петропавловской крепости министров и людей, близких ко двору, Николай II и его супруга признавались невиновными. Но следственная комиссия не посмела  обнародовать свои заключения. Совет рабочих и солдатских депутатов всё время требовал справедливого возмездия.

     31 июля 1917г. царская семья (Николай,  царица, четверо дочерей, Алексей,  свита и прислуга) была выслана  в Тобольск, в ссылку. Отъезд был тайным.

     6 августа Романовы прибыли в  Тобольск. Их поселили в доме  бывшего губернатора.

     Когда сменилась власть, большевики сразу вспомнили про царскую семью. Отношение к Романовым было сложным. С одной стороны, они не должны были уйти от народного гнева и справедливой расплаты, а с другой – бывший царь и его семья были неким козырем в руках новой власти для торговли с враждебной Антантой. И, наконец, всех интересовали царские драгоценности, настолько, что завязалась борьба, куда везти царскую семью (оставлять их в Тобольске было небезопасно). За право держать у себя Романовых спорили революционный Омск и не менее революционный Екатеринбург.

     В революционной интриге победил  Екатеринбург, куда Романовы прибыли 17 апреля 1928г. Там они прожили 3 месяца. В ночь с 16 на 17 апреля они были расстреляны  в подвале Ипатьевского дома, всего 11 человек: 7 членов семьи, врач Боткин, повар, камердинер и горничная. 

     Спустя  десятилетия.

     Чем дальше в прошлое уходили годы его жизни и царствования, чем меньше становилось свидетелей той эпохи и чем больше — ее историков, тем с большим пониманием и уважением писали и говорили о Николае в российском зарубежье. Трагедия человека отодвинула в глазах нового поколения несостоятельность самодержца.

     Сходным образом менялось и отношение к Николаю II в советском обществе. На смену яростной ругани и издевательствам, обрушившимся на него в первые годы после революции, пришло сдержанное молчание. Если когда-то в подвал ипатьевского дома водили школьные экскурсии, а убийцы царской семьи с гордостью рассказывали о своем «революционном подвиге» у пионерских костров, окруженные восхищением юного поколения, то в 70-е годы этот же факт упоминался со стыдливой краткостью или извиняющими оговорками. Дело дошло до того, что уничтожили сам дом Ипатьева в Свердловске — чтобы не стоял историческим напоминанием...

     Беспристрастность взгляда приходит со временем. Современникам не дано отрешиться от злобы дня, впечатлений и психологических травм от еще столь недавних событий. Чтобы писать об исторических событиях и исторических лицах без гнева и пристрастия летописцу требуется определенная временная дистанция — год, десять, тридцать, пятьдесят лет... для полной объективности — целый век. Так считали когда-то в древности — время взглянуть непредвзято на дела ушедших поколений наступает лишь тогда, когда уходит из жизни их последний свидетель...