Оборона Севастополя 1854-1855 года

Удивительно, но именно в темной пучине войны  рождался свет самопожертвования, сострадания, любви к ближнему. А несли его в своих сердцах женщины разного звания и достоинства – сестры милосердия. С первых дней обороны Севастополя появилась настоятельная необходимость усовершенствовать и расширить помощь раненым. Два госпиталя и несколько перевязочных пунктов не справлялись с потоком пострадавших. Большинству из них приходилось помногу часов ожидать своей очереди. Люди лежали на носилках, поставленных на землю, или на тюфяках, пропитанных кровью. Не хватало перевязочного материала, медикаментов, постельных принадлежностей, не хватало рук, что могли облегчить страдания и муки. Поэтому примеру Даши Севастопольской последовали другие женщины: они ухаживали за ранеными, стирали их белье, готовили бинты и корпию. Их забота и участие были для раненых ценнее любого лекарства. «Я сам видел, - писал один из участников обороны. – как нежные женские руки омывали и перевязывали отвратительные раны. Я видел, как глаза, полные слез, заботливо следили за последними корчами умирающих. Я слышал, как солдаты благословляли своих благодетельниц». 

2. Хирург  Н.И. Пирогов.

Усердие добровольных помощников хоть как-то восполняло недостаток квалифицированного медицинского персонала. Правда, уже в ноябре-декабре 1854 года в город добровольно приехали хирурги из Петербурга и Киева, среди которых был знаменитый ученый, профессор Петербургской медико-хирургической академии Николая Ивановича Пирогова.

К тому времени  в Морском госпитале, переведенном на Северную сторону, скопились сотни  раненых, нуждавшихся в хирургической  помощи. Николай Иванович и прибывшие с ним врачи трудились без устали. «Я не могу передать этой ужасно картины, этого раздирающего сердце стона и крика, - вспоминала одна из стер милосердия. – вся операционная комната была уложена этими страдальцами; весь пол был залит кровью, и мы стояли в крови. Тяжелые минуты! У кого ноги нет, кто без руки, у кого голова раздроблена, но он еще жив и просит помощи».

Для облегчения страдания раненых во время операций Пирогов применял обезболивание  эфиром, что стали широко практиковать и другие врачи. Талант великого хирурга многим не просто вернул жизнь, а позволил остаться полноценными людьми. Теперь пациентам с огнестрельными травмами конечностей накладывали гипсовые повязки, часто отказываясь от неизбежной ранее ампутации.

С января 1855 года Николай Иванович Пирогов возглавлял главный перевязочный пункт, находившийся в бывшим здании Морского собрания. В непосредственной близости от Екатерининской площади были открыты, по его инициативе, отделения перевязочного пункта. Прежде чем определить, куда будут помещены раненые, их осматривали. Безнадежных отправляли в Гущинский дом или Екатерининский дворец. Тех, кто нуждался в срочной медицинской помощи, оставляли на главном перевязочном пункте. Раненых средней тяжести перевязывали, и здесь же они дожидались своей очереди на операцию. Легкораненых после проведенного лечения чаще всего возвращали на бастионы. Сортировка раненых, впервые проведенная в Севастополе, позволила сохранить многие жизни. 

3. Сестры  Крестовоздвиженской общины.

Неоценимую  помощь в медицинском обслуживании оказывали сестра милосердия Крестовоздвиженской общины, учрежденной на средства великой княгини Елены Павловны. Сознательно обреченные на тяжелые испытания отправлялись в Крым. Из 140 человек более половины несли свой обет служения в Севастополе. Среди них Екатерина Бакунина, племянница фельдмаршала М.И. Кутузова, Екатерина Грибоедова – сестра автора «Горя от ума», Е.Я. Фон-Вагнер и другие. Женской выдержке, хладнокровию, самоотверженности могли позавидовать и мужчины. Днем перевязки и ампутации, ночью дежурства в палатах, когда нужно поправить бинты, напоить, просто утешить исстрадавшегося человека.

Чем сильнее  становился огонь противника, тем больше был приток раненых. И хоть ядра могли падать совсем рядом, заботиться о собственной безопасности было некогда, защищая других. Одна из сестер описала следующий эпизод, произошедший в пасхальные дни 1855 года. Противник обрушил шквал огня на Малахов курган и третий бастион. Понимая, что сестрам перевязочного пункта на Корабельной стороне необходима помощь, она решает срочно переправляться через бухту с Северной стороны. Ходу лодки мешал сильный ветер, поэтому пристани удалось достичь только через час. Однако высадиться под обстрелом не смогли и зашли в доки. «Потом пустились бегом по набережной, позади матросы с тюками корпии  бинтов. Крутая гора сделалась такой скользкой от дождя, что мы едва вскарабкались, а ядра возле нас так и ударялись в гору. Это место бухты кипело от ядер и бомб. Надо видеть эту картину! Когда их несколько упадет рядом, то от падения образуется высокий водяной столб, который потом рассыпался как фонтан. Я поневоле любовалась этим видом, когда, выбившись из сил, не могла идти вперед... Наконец мы взобрались на гору, и я опять пустилась бегом в операционную комнату. Встретили меня профессор Гюббенет и еще несколько медиков. Все они с ужасом смотрели на меня и не могли понять, как я смогла пройти такое опасное место» [1, с. 125-130]. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава 3. Февраль – Май 1855 года.

3.1. Сражение под Евпаторией. 

      Последний месяц зимы начался для русских  войск в Крыму с неудачной  атаки под Евпаторией. Город был  занят союзниками еще в сентябре 1854 года. В дальнейшем там стояли преимущественно турки. В течение декабря – января вражеский гарнизон увеличился, заново отстраивались городские укрепления. Такие действия противника были вызваны как активизацией наших войск, так и желанием прервать сообщение между Севастополем и Перекопом. Опасаясь наступлений со стороны Евпатории, Николай первый настоятельно рекомендовал главнокомандующему А.С. Меньшикову предпринять атаку города, что и было сделано 5 февраля.

      Для выполнения высочайшей воли князь выбрал генерал – лейтенант С.А. Хрулева. Однако ни храбрость командира, ни его  авторитет среди солдат не могли компенсировать недостатки штабной работы. Хрулев не располагал точным планом крепости, сведениями о гарнизоне. Ухудшало ситуацию и то, что корабли противника доставали огнем русских передовые линии, а так же обычная нехватка пороха. Недаром А.С. Меньшиков зло острил, говоря о военном министре: « Князь Долгорукий имеет тройное отношение к пороху: он пороху, не нюхал, пороху не выдумывал и пороху не посылает в Севастополь».

      В результате через несколько часов  боя русские войска отступили, потеряв  убитыми и ранеными около семисот человек [1, с. 135-136]. 
 
 
 

3.2. Смерть  Николая первого. 

            Известие о неудаче  под Евпаторией стало роковым  для императора, считавшего себя виновным в напрасной гибели солдат. 18 февраля он скончался. В придворных кругах упорно ходили слухи о самоубийстве Николая первого. И если даже отбросить возможность смерти от яда, то необходимо признать, что последние две недели жизни императора сознательно истязал себя: не смотря на простуду, он несколько дней подряд выезжал для смотра войск в одежде, явно не подходящей для двадцатиградусного мороза, да еще и в открытых санях. В итоге он слег с высочайшей температурой. По-видимому, болезнь стала результатом депрессии, вызванной военными и дипломатическими неудачами в ходе Крымской войны. Перед лицом смерти Николая первого остался верным своим привычкам. Он просил одеть себя в военный мундир и умер на узкой железной койке, покрытый солдатской шинелью. На престол вступил его сын Александр второй. За три дня до кончины отца наследник, по поручению императора, известил Меньшикова о его отставке.

      Командование  Крымской армией было возложено на генерала – адъютанта князя Михаила  Дмитриевича Горчакова. Он имел репутацию  добросовестного и самоотверженного генерала. Однако переломить ход событий  было уже практически не возможно. Недостатки в снабжении армии, истощение материальных возможностей полуострова, огромное количество раненых значительно ограничили свободу маневра. Правда, оборону Севастополя Горчаков нашел в лучшем состоянии, чем предполагал [1, с. 136-137]. 
 
 

3.3. Вторая  и третья бомбардировка. 

      28 марта 1855 года началась вторая  бомбардировка Севастополя, продолжавшаяся  до 7 апреля. Неприятель выпустил  по городу 165 тысяч снарядов против 89 тысяч с нашей стороны. Как  говорили очевидцы, в первые две ночи не было не одной минуты, чтобы в воздухе не рвались несколько бомб. По большой части, снаряды были неприятельские, т.к. из-за нехватки пороха наши пушки стреляли в два раза реже. Пытаясь выйти из затруднительного положения, батарейные командиры отдавали приказания собирать неразорвавшиеся пятипудовые бомбы и приспосабливать к нашим мортирам, что, однако, проблему решить не могло.

      Все ждали штурма, но противник так  и не решился на него. Тем не менее, урон был нанесен большой: потери в гарнизоне составили почти шесть тысяч человек, враги не досчитали около двух тысяч солдат и офицеров.

      От  сильного огня серьезно пострадали оборонительные сооружения бастионов. Их тут же чинил, как и разбитые орудия, а вот  город постепенно превращался в  руины. Только в районе Екатерининской площади и Николаевской батареи дома не повреждены, но чем ближе к бастионам, тем более удручающим было зрелище. В пасхальные дни Севастополь как бы принес очистительную жертву. Не случайно архиепископ Иванокентий в своей проповеди, обращенной к защитникам города, говорил, что он «приехал не учить, а учиться сам мужеству, храбрости и терпению у защитников Севастополя».

      В тяжелые апрельские дни обороняющиеся  пытались создать новые укрепления. Так, перед пятым бастионом и  редутом Шварца решили открыть дополнительные ложементы, чтобы не дать французам приблизиться к бастиону. Однако противник атаковал эти передовые позиции и сумел их занять после ожесточенной схватки.

      Сознавая  серьезность положения, главнокомандующий  князь Горчаков склонялся к прекращению обороны. Союзники же, напротив, готовились к решительным действиям. Французский император Наполеон третий настаивал на немедленном наступлении. Поскольку генерал Канробер придерживался несколько иной точки зрения, то он вынужден был подать в отставку, его преемником стал генерал Пелисье, обладавший более жестким и решительным характером. По мнению нового командующего, основной удар должен был быть направлен на Малахов курган, для чего против Корабельной стороны возвели новые осадные батареи, оснащенные 60 орудиями большого калибра. Такое же большое количество пушек было  дополнительно установлено и на русских батареях.

С 25мая 1855 года началась третья бомбардировка Севастополя. Артиллерийский удар наибольшей силы был нанесен по Камчатскому люнету, против которой действовало 48 неприятельских орудий, и по Селенгинскому и Волынскому редутам. К вечеру эти укрепления представляла буквально груду развалин. Отстреливаться было почти невозможно. Восстановленные работы производились всю ночь. Утром 26 мая бомбардировка усилилась еще больше.

Примерно в 6 часов вечера начался штурм Камчатского  люнета и двух редутов. Общее число  защитников едва доходило до 600 человек, тогда как французы бросили в  атаку 35 тысяч отборных войск, среди  которых были и два батальона из императорской гвардии Наполеона третьего. За несколько минут до начала атаки на Камчатский люнет прибыл А.С. Нахимов. Матросы, воодушевленные его присутствием, дрались с особым мужеством. Однако французам удалось обойти Камчатский люнет с тыла. Тогда группа защитников люнета окружила Нахимова и, пробивая себе дорогу штыками, вывела его к куртине, а позже на Малахов курган. Люнет был занят неприятелями.

Командовавший укреплением лейтенант Тимирязев  писал, что «срам моего отступления  смывала кровь, льющаяся из раны». Нахимов ответил лейтенанту письмом, полным участия и поддержки. «Защищая редут до последней крайности, заклепавши орудия и взявши с собой даже принадлежности, чем отняли у неприятеля возможность вредить Вам при отступлении, и, наконец, оставивши редут последним, когда были два раза ранены, Вы выказали настоящий военный характер...». Эти слова во многом могли быть отнесены и к самому П.С. Нахимову, получившему контузию в спину, но и не помышлявшему о лечении.

Каждый из защитников «Трех отроков» бился до последнего. Камчатский люнет даже удалось на некоторое время отбить у неприятеля, благодаря штыковой атаке, предпринятой подоспевшими резервами под командованием генерала Хрулева. И тем не менее, к вечеру Камчатский люнет, Волынский и Селенгинский редуты были в руках врага.

В этот же день англичане  атаковали третий бастион и, использовав  свое численное превосходство, захватили  ложементы перед ним. За два дня  русские потеряли пять тысяч человек, союзники более шести. По городу было выпущено около 44 тысяч снарядов, наши пушки стреляли в два раза реже [1, с. 144-148]. 
 
 
 

3.4. Первый  штурм Севастополя. 

После успеха 25-26 мая 1855 гола главнокомандующий французской  армией генерал Пелисье настаивал  на необходимости штурма укреплений Корабельной стороны. 3 июня состоялось совещание между Пелисье, лордом Рагланом Омер - пашой, на котором было принято окончательное решение о нанесении удара по Малахову кургану, а так же первому, второму и третьему бастионам. 5 июня с утра должна была начаться общая бомбардировка, а штурм, по предложению Пелисье, назначили на 6 июня. Выбирая эту дату, печально памятную для французов поражением под Ватерлоо, енерал был уверен в удаче, а значит в принятом сюрпризе для императора Наполеона третьего.

      Еще накануне бомбардировки осажденные узнали о готовящемся деле. Об этом свидетельствовали и передвижения больших групп войск в лагере противника, и открытые амбразуры неприятельских батарей. Ранним утром 5 июня одновременно заговорили сотни орудий. Огонь был настолько силен, что дым и песок, взвиваемый снарядами, сгустили предрассветные сумерки. Казалось, солнце не пробьется сквозь эту пелену. Основной  Корабельной стороне, но во второй половине дня канонада стала общей по всей оборонительной линии. Даже наступившая ночь не прервала страшной разрушительной работы. Капитан – лейтенант П.И. Лесли, командовавший батареей на Малаховом кургане, позже писал: « Я не помню, чтоб все предыдущие бомбардировки были хоть мало-мальски похожи на эту; в этот раз был решительный ад…»