Выставка в манеже

Один из лидеров советского неофициального искусства художник Элий Белютин, чьи произведения были раскритикованы Никитой Хрущевым на выставке 1962 года в "Манеже", скончался на 87-м году жизни в Москве.

 

1 декабря 1962 года в московском  Манеже должна была открыться  выставка, посвященная 30-летию Московского  отделения Союза художников СССР (МОСХ). Часть работ выставки была  представлена экспозицией "Новая  реальность" – движением художников, организованным в конце 1940-х  годов живописцем Элием Белютиным, продолжающим традиции русского авангарда начала XX века. Белютин учился у Аристарха Лентулова, Павла Кузнецова и Льва Бруни.

 

В основе искусства "Новой реальности" лежала "теория контактности" –  стремление человека через искусство  восстановить чувство внутреннего  равновесия, нарушенного воздействием окружающего мира с помощью умения обобщать натурные формы, сохраняя их в абстракции. В начале 1960-х годов  студия объединяла около 600 "белютинцев".

 

В ноябре 1962 года была организована первая выставка студии на Большой Коммунистической улице. В выставке участвовали 63 художника "Новой реальности" вместе с  Эрнстом Неизвестным. На ее открытие удалось специально приехать из Варшавы  руководителю Союза польских художников профессору Раймонду Земскому и группе критиков. Минкульт дал разрешение на присутствие иностранных корреспондентов, а на следующий день – на проведение пресс-конференции. Телесюжет о вернисаже прошел по Евровидению. По окончании пресс-конференции художникам без объяснений было предложено разобрать их работы по домам.

 

30 ноября к профессору Элию Белютину обратился заведующий Отделом культуры ЦК Дмитрий Поликарпов и от лица только что созданной Идеологической комиссии попросил восстановить Таганскую выставку в полном составе в специально подготовленном помещении на втором этаже Манежа.

 

Сделанная за ночь экспозиция получила одобрение Фурцевой вместе с самыми любезными напутственными словами, работы были взяты на квартирах авторов  сотрудниками Манежа и доставлены транспортом  Минкульта.

 

Утром 1 декабря на пороге Манежа появился Хрущев. Поначалу Хрущев начал довольно спокойно рассматривать экспозицию. За долгие годы пребывания у власти он привык посещать выставки, привык к  тому, как по единожды отработанной схеме располагались работы. На этот раз экспозиция была иной. Речь шла  об истории московской живописи, и  среди старых картин были те самые, которые Хрущев сам запрещал еще  в 1930-х годах. Он мог бы и не обратить на них никакого внимания, если бы секретарь  Союза советских художников Владимир Серов, известный сериями картин о Ленине, не стал говорить о полотнах Роберта Фалька, Владимира Татлина, Александра Древина, называя их мазней, за которую музеи платят огромные деньги трудящихся. При этом Серов оперировал астрономическими ценами по старому курсу (недавно прошла денежная реформа).

 

Хрущев начал терять контроль над  собой. Присутствующий на выставке член Политбюро ЦК КПСС по идеологическим вопросам Михаил Суслов тут же начал  развивать тему мазни, "уродов, которых нарочно рисуют художники", того, что нужно и что не нужно советскому народу.

 

Хрущев три раза обошел большой  зал, где были представлены работы 60 художников группы "Новая реальность". Он то стремительно двигался от одной  картины к другой, то возвращался  назад. Он задержался на портрете девушки  Алексея Россаля: "Что это? Почему нет одного глаза? Это же морфинистка какая-то!"

 

Далее Хрущев стремительно направился к большой композиции Люциана Грибкова "1917 год". "Что это за безобразие, что за уроды? Где автор?". "Как вы могли так представить революцию? Что это за вещь? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше рисует". Он ругался почти у всех картин, тыкая пальцем и произнося уже привычный, бесконечно повторявшийся набор ругательств.

 

На следующий день, 2 декабря 1962 года, сразу по выходе газеты "Правда" с обличительным правительственным  коммюнике, толпы москвичей бросились  в Манеж, чтобы увидеть повод "высочайшей ярости", но не нашли и следа  экспозиции, располагавшейся на втором этаже. Из экспозиции первого этажа  были убраны обруганные Хрущевым картины  Фалька, Древина, Татлина и других.

 

Сам Хрущев не был доволен своими действиями. Рукопожатие примирения состоялось в Кремле 31 декабря 1963 года, куда Элий Белютин был приглашен на встречу Нового года. Состоялся короткий разговор художника с Хрущевым, который пожелал ему и "его товарищам" успешной работы на будущее и "более понятной" живописи.

 

В 1964 году "Новая реальность" стала работать в Абрамцеве, через  которое прошло около 600 художников, в том числе из исконных художественных центров России: Палеха, Холуя, Гусь-Хрустального, Дулева, Дмитрова, Сергиева Посада, Егорьевска.

 

"Запрет на Белютина" просуществовал почти 30 лет – до декабря 1990-го, когда после соответствующих извинений правительства в партийной печати открылась грандиозная выставка "белютинцев", занявшая весь Манеж (400 участников, более 1 тысячи произведений). До конца 1990 года Белютин оставался "невыездным", хотя за рубежом все годы шли, сменяя одна другую, его персональные выставки.

 

В 2001 году в связи с юбилеем  профессор Элий Белютин указом президента РФ Владимира Путина "за многолетнюю плодотворную деятельность в области культуры и искусства, большой вклад в укрепление дружбы и сотрудничества между народами" был награжден орденом Почета.

 

 

Манеж. 1962

 

 Из воспоминаний профессора  Нины Молевой, которая участвовала  в выставке как консультант  по искусству Идеологического  отдела ЦК КПСС, становится понятно,  что, по сути, это был не художественный  конфликт, а результат заговора, к искусству не имеющего никакого  отношения. В Москве 29 ноября 1962 года  была открыта выставка работ  художников студии «Новая реальность»,  возглавляемой Элием Белютиным3. В экспозиции были выставлены работы 63 художников, включая Эрнста Неизвестного. Выставка, проходящая на Большой Коммунистической улице вблизи Таганской площади (и потому названная «таганской»), собрала большую «прессу»: зарубежных критиков и корреспондентов. Специально приехал руководитель Союза польских художников. По Евровидению был показан сюжет о «Новой реальности». Все это не могло не вызывать негодования и определенной зависти со стороны официального художественного руководства — Союза советских художников и его московского подразделения, МОСХа. Помимо творческой ревности, руководство «союзных» художников не могло не думать и о материальных благах. Вспомним, что в те времена деньги, поездки, студии, выставки, музеи, госзаказ — все зависело от благосклонности властей.

 

И делиться этим ресурсом с конкурентами, исповедовавшими новый стиль  в искусстве, представителям официальной  живописи не хотелось.

 

Вскоре после выставки состоялось первое заседание вновь созданной  Идеологической комиссии, на которой  был поднят вопрос о расширении понятия  «соцреализм» путем включения в  него новых направлений живописи послевоенных лет. То есть об официальном  признании нового искусства. Кстати, некоторые представители студии «Новая реальность» уже были приняты  в Союз советских художников, так  что придание новому искусству официального статуса выглядело весьма логичным (тем более что иностранцы проявляли  большой интерес). Словом, партийные  идеологи пожелали своими глазами посмотреть, о какой «Новой реальности» идет речь? Сказано — сделано. В экстренном порядке на квартиры к художникам студии Белютина отправили машины, чтобы за ночь собрать в Манеже экспозицию — суть сокращенный вариант Таганской выставки. Справились. Очень кстати в Манеже проходила официальная выставка 30летия МОСХа, и новичкам выделили второй этаж. Фурцева лично одобрила экспозицию, а наутро появилось руководство страны во главе с Хрущевым. О том, что лидер страны уже был «накачан» приспешниками и настроен на негатив, свидетельствует его первая фраза в духе «где тут у вас праведники и грешники?». Уверенно отвечать на этот вопрос стал партийный идеолог — «серый кардинал» Михаил Суслов, которому помогал секретарь Союза советских художников Владимир Серов (автор серии картин о Ленине). Что они говорили о новом искусстве — догадаться несложно. У Суслова к тому же была очень сильная личная мотивация. Незадолго до описываемых событий часть его полномочий (функция спичрайтера) перешла как раз к секретарю Идеологической комиссии Леониду Ильичеву, поэтому скомпрометировать конкурента, покровителя новой живописи послевоенных лет, было «делом чести». В ход пошли аргументы, достойные лучших перлов геббельсовской пропаганды. В зале, где была выставлена живопись 1920х годов, Хрущеву назывались цены, по которым государство было вынуждено покупать эту «мазню». Нюанс был в том, что цены назывались дореформенные (до 1961 года), т. е. в 10 раз выше, но никто этого не пояснил. Хрущев «завелся» и, говорят, пообещал выслать из страны художников Роберта Фалька и Владимира Татлина, которых к тому моменту давно уже не было в живых. Но главной мишенью, по задумке Суслова, должны были стать «абстракционисты» из «Новой реальности». Хрущев плохо запомнил слово и не понял его смысл — можно было догадаться, что «накачка» прошла совсем недавно. Говорят, он не хотел идти на второй этаж, где его ждали 12 художников студии Белютина и их руководитель. Вдохновения явно не было. Но Суслов настоял. «Они говорят, что у вас мазня, и я с ними согласен», — начал разговор Хрущев в поисках «абстракцистов». Но случился казус: экспозицию «Новой реальности» подобрали так, что абстракционизма (беспредметности) на нейто как раз и не было. Вид Кремлевской стены, завода «Красный пролетарий», пейзажи, портреты песчаный карьер — все предметно. Придраться к сюжетам было непросто даже убежденным соцреалистам. Выяснение социального происхождения «абстракцистов» компромата тоже не выявило: фронтовики, трудовая кость. Для того чтобы «вскрыть недостатки», понадобилась опять же помощь Суслова: тамто лицо плохо прорисовано, а тамто зубцы кремлевской стены выглядят неестественно. Кульминация наступила у медных скульптур Эрнста Неизвестного. Реалистический «Сталевар» Неизвестного остался на первом этаже, а на глаза Хрущеву попались скульптуры, выполненные в прогрессивном стиле. Хрущева заинтересовала не композиция, а материал — дефицитная медь.

 

— Откуда медь?

 

 — Скупаю у сантехников  водопроводные краны.

 

 Далее — объяснения, что,  дескать, есть и работы, выполненные  в реалистической манере. Попытка  придержать за рукав в пылу  беседы. Мгновенная реакция —  знаменитое огульное обвинение  в нетрадиционной сексуальной  ориентации абстракционистов и…  «все запретить». Как во все  времена свита поняла пожелание  буквально. Выставка просуществовала  25 минут. Сразу после ухода  Хрущева экспозицию арестовали, картины увезли и спрятали. Их  вернули авторам спустя год,  но не все. Суслов расквитался  с Идеологической комиссией и  вернул себе функцию главного  официального спичрайтера. Художники  «Новой реальности» и близкие  к ним по стилю надолго попали  в опалу. А «Манеж62» стал  легендой, символом, несмотря на  то, что экспозицию видели даже  очень немногие представители  власти, не говоря уже о широкой  публике.

 

 Нина Молева в своей статье «Манеж, которого никто не видел» приводит и еще одно объяснение демонстративного поведения Хрущева при явном отсутствии вдохновения. В 1962 году СССР вывел ракеты с Кубы. В глазах старых большевиков из руководства партии развязка «карибского кризиса» выглядела как слабость Хрущева. На него оказывали давление, вынуждая к решительным шагам и «усилению порядка». На ту беду подвернулись художники. Словом, Хрущев был вынужден исполнять роль «строгого критика», зажатый со всех сторон обстоятельствами. Косвенно это подтверждается тем, что Никита Сергеевич быстро «остыл». В 1963 году состоялось его примирение с Элием Белютиным; «Новой реальности» позволили работать дальше. Эрнст Неизвестный также написал Хрущеву примирительное письмо. Инцидент был исчерпан.

 

 Тем не менее художественное подполье после «Манежа62» стало набирать силу. Статус «гонимых художников» придавал особый колорит их творчеству в глазах Запада, профессиональных диссидентов и мыслящей интеллигенции. Часть художников, надо сказать, оставалась в стороне от политики. Отшельники в жизни и творчестве, они сосредоточились на новых художественных экспериментах, не вступая в открытую конфронтацию с властью. Но в среде шестидесятников сформировалось и крыло, которое можно условно назвать политическим, диссидентским.

«Бульдозерная выставка». Беляево. 1974

 

 Апогей противостояния с  государством пришелся на 15 сентября 1974 года, когда на пустыре в  Беляево неофициальные художники  решили провести выставку, формально  не согласованную с властями. Идеологами акции выступили Александр  Глезер и Оскар Рабин. Законодательство  формально не запрещало подобных  действий. Но ответ на провокацию  был вполне прогнозируемым. Дата, время и место не стали тайной  для властей, кроме того, для  привлечения внимания мировой  общественности в известность  поставили западных журналистов.  Дождливым осенним утром, в  час, когда художники начали  разворачивать выставку, к пустырю  подъехали «трудящиеся», которым  срочно потребовалось провести  на этом месте субботник по  озеленению. В результате часть  картин смели бульдозерами, художников  и сочувствующих, не успевших  разбежаться, «обработали» поливальными  машинами, избили и забрали в  милицию. Через несколько часов  «голоса» рассказали о разгроме  выставки. Наутро западные газеты  опубликовали сенсационные снимки: горящие книги в Германии 1934 года  и уничтожаемые картины в СССР 1974 года. Времена на дворе стояли  уже не хрущевские. Продолжался  откат к неосталинизму; в 1966 году состоялся суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Началась эмиграция и принудительная высылка деятелей культуры. Так что поступок нонконформистов был довольно смелым. Даже если предположить, что ктото что­то «гарантировал», развязка сюжета могла быть куда более плачевной. На это раз — пронесло. Более того, через несколько дней власти разрешили нонконформистам и художникам­любителям провести выставку в Измайлово.

 

 

кспозиция, организованная Элием Белютиным, была частью большой выставки в Манеже, приуроченной к 30-летию Московского отделения Союза художников СССР.

 

Никиту Хрущёва сопровождали Михаил Суслов, Александр Шелепин и Сергей Павлов.

 

Хрущёв обошёл зал три раза, затем  задал вопросы художникам. В частности, он спросил художников кем были их отцы, выясняя классовое происхождение[1]. Михаил Суслов обратил внимание Хрущёва на некоторые детали картин, после чего Хрущёв начинал возмущаться, употребляя, среди прочих, такие слова как «дерьмо», «говно», «мазня»[2]: Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует! … Что это такое? Вы что — мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть? 

 

 

(по предположению участника  выставки художника Леонида Рабичева, негодование Хрущева было вызвано тем, что накануне ему доложили о разоблачении «группы гомосексуалистов» в издательстве «Искусство»[1]).

 

Особенное негодование у Хрущёва  вызвало творчество художников Ю. Соостера, В. Янкилевского и Б. Жутовского. Хрущёв потребовал запрета деятельности экспонентов[2]: Очень общо и непонятно. Вот что, Белютин, я вам говорю как Председатель Совета Министров: все это не нужно советскому народу. Понимаете, это я вам говорю! … Запретить! Все запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю! И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати всех поклонников этого выкорчевать! 

 

 

, однако, вопреки некоторым сообщениям, появившимся в западной прессе, Хрущев не срывал картин со  стен.

 

По окончании просмотра экспозиции он заявил, что советскому народу всё  это не нужно[3].

[править]

Последствия

 

В результате событий на выставке на следующий день в газете «Правда» был опубликован разгромный доклад, который послужил началом кампании против формализма и абстракционизма  в СССР. Хрущев потребовал исключить  из Союза художников и из КПСС всех участников выставки, но оказалось, что ни в КПСС, ни в Союзе художников, из участников выставки практически никто не состоял. Уже через две недели на встрече руководства СССР с интеллигенцией Хрущев докладывал: Художников учили на народные деньги, они едят народный хлеб и должны работать для народа, а для кого они работают, если народ их не понимает?

 

 

 

Те же в Манеже

1 декабря 2012 года исполняется  50 лет Манежной выставке. Спустя  годы это название стало общим  для двух поначалу совсем разных, во многом противоположных явлений  — выставки «30 лет МОСХ» и  приютившейся на манежных антресолях  выставки студии повышения квалификации  при Московском горкоме художников-графиков, которой руководил Элий Белютин. Юбилейная мосховская экспозиция к 1 декабря проработала уже несколько недель, а вот белютинцев сюда перевезли буквально за ночь. Именно эта выставка стала событием, возможно, одним из главных, в истории отношений власти и творческой интеллигенции в СССР в ХХ веке. Славу ей обеспечил визит Никиты Сергеевича Хрущёва, который пришелся как раз на 1 декабря — вернее, его знаменитый разнос и «педерасты», — так он назвал художников белютинской студии. Досталось от Хрущева и работам с основной экспозиции — картинам Роберта Фалька, Николая Андронова, Павла Никонова, но главные события развернулись на втором этаже Манежа.