Политическая  система обладает определенной структурой – устойчивыми элементами и устойчивыми  связями между этими элементами. Политические системы могут иметь сложную или простую структуру. Это зависит от входящих в нее институтов, степени дифференциации и специализации элементов системы, глубины политического разделения труда. Политические системы традиционно патриархального типа характеризуются слабой дифференциацией. Современные политические системы отличаются сложной дифференциацией. Они имеют широкую базу структур, принимающих решения или влияющих на принятие решений: разветвленный государственный аппарат, группы интереса, политические партии, ассоциации, средства массовой информации. [1, c. 226].

     Политические  структуры включают в себя различные  организации, как собственно политические – государство, политические партии, так и неполитического характера, которые могут преследовать серьезные политические интересы, например, профсоюзы, объединения предпринимателей, церковь и другие.

     Политические  структуры – это не только организации, но и устойчивые отношения, взаимодействия различных участников политики –  политических актеров, которые играют определенные роли. Депутаты парламента, судьи, избиратели, партийные функционеры – это все роли, тесно взаимосвязанные между собой в политике и составляющие структуру политической системы. Политическая система таким образом – это устойчивое взаимодействие ролевых структур.

     Политическим  структурам присуща определенная устойчивость. В отличие от быстрых изменений – процессов или функций, структурные изменения происходят медленно. Быстрое преобразование политических структур или их слом характерны для периода революций и несут в себе значительные социальные издержки. Политические системы в это время отличаются нестабильностью. Антагонистические аспекты политических интересов доминируют над интеграционными [11, c. 217].

     В политической системе социальные группы стремятся реализовать свои интересы с помощью механизма власти. Власть дает возможность конкурирующим группам распределять ценности, блага в соответствии с весомостью их влияния. Политическая сфера, отвечает на вопросы, кто и что получает, когда и как. Конкретная политика, т.е. принятие решений и их реализация на государственном уровне, выступает общественным результатом взаимодействия между интересами и властью.

     На  функционирование политической системы  огромное воздействие оказывает политическая культура. Являясь носительницей фундаментальных политических знаний и ценностей, политическая культура выступает в качестве глубинного основания всего общественно-политического устройства. В политической культуре фиксируется субъективная ориентация людей на политику и власть. Именно политико-культурный феномен делает нормативно одинаковые формы государственного правления и устройства многовариантными в реальной жизни. Политическая культура может свести на нет все попытки реформ, если они не вписываются в ее контекст [4, c. 29].

     Применяя  системный подход к политике, политологи стремились дать общую теорию политической власти, раскрыть механизм ее стабильности.      

     ГЛАВА 2 СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ГРАЖДАНСКИХ И ПРЕТОРИАНСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ СИСТЕМ

     2.1 Общие подходы к выделению гражданских и преторианских

     политических систем

     Политические  системы можно различать по уровню их политической институциализации и уровню вовлеченности населения в политику. В обоих случаях различия суть различия в степени: не существует четкой демаркационной линии между обществом с высоким уровнем институциализации и дезорганизованным обществом; точно так же не существует четкой границы между одним уровнем политической активности населения и другим. Для того, однако, чтобы анализировать изменения по обоим этим параметрам, необходимо задать различные категории систем, понимая при этом, что редкая реальная политическая система укладывается в конкретную теоретически определенную ячейку. С точки зрения институциализации достаточно, вероятно, отличать друг от друга системы, достигшие высокой степени политической институциализации, и системы, характеризующиеся низким уровнем институциализации. С точки зрения политической активности населения, представляется желательным выделить три уровня: на низшем уровне участие в политике ограничивается немногочисленной традиционной аристократической или бюрократической элитой; на среднем уровне в политику уже вовлечены средние классы; в обществе же с высоким уровнем политической активности населения в политическую жизнь включены уже элита, средний класс, широкие массы населения [14, c. 331].

     Было  бы удобно ограничиться подобной картиной, но дело не обстоит столь просто. Стабильность любого общества зависит  от соотношения между уровнем  политической активности населения  и уровнем политической институциализации. Уровень политической институциализации в обществе с низким уровнем политической активности может быть много ниже, чем в обществе с более высоким уровнем политической активности населения, и все же общество с низким уровнем того и другого может оказаться более стабильным, чем общество с более высоким уровнем институциализации и еще более высоким уровнем политической активности населения. Политическая стабильность зависит от отношения институциализации к политической активности. С возрастанием политической активности должны возрастать также сложность, автономия, адаптивность и согласованность политических институтов общества — если мы хотим, чтобы политическая стабильность сохранялась.

     Современные политические системы в какой-то мере можно отличать от традиционных по уровню политической активности населения. Развитые политические системы в какой-то мере можно отличать от слаборазвитых по уровню их политической институциализации. К этим критериям различения можно теперь добавить третий: различие между системами, где уровень политической активности населения высок по отношению к уровню политической институциализации, и такими, где уровень институциализации высок относительно политической активности населения. Политические системы с низким уровнем институциализации и высоким уровнем активности — это системы, где социальные силы действуют непосредственно в политической сфере, пользуясь собственными методами. Такие политические системы можно назвать преторианскими. Напротив, политические системы с высоким значением отношения институциализации к политической активности населения можно назвать гражданскими. Некоторое общество может, таким образом, иметь более развитые политические институты, чем другое общество, но быть в то же время более преторианским в силу того, что оно характеризуется еще более высоким уровнем политической активности населения [3, c. 379].

     Таким образом, и гражданские, и преторианские общества могут существовать при разных условиях политической активности населения.  

     2.2 Характеристика и сравнительный анализ политических систем по критерию политической институционализации и уровню политической активности населения

     Отправляясь от по-новому заданного набора категорий, но, имея в виду выявление все тех же условий политической стабильности, анализ привел к типологии политических систем, напоминающей классические концепции. Теоретики прошлого подразделяли политические системы двояким образом: по числу правителей и по характеру правления. Это разделение систем на такие, которые управляются одним, немногими или многими, примерно соответствует нашему и других современных исследователей различению по уровню вовлеченности населения в политику. Различение между гражданскими и преторианскими системами примерно соответствует различию, постулированному Платоном, Аристотелем и другими классическими авторами, между легитимным государством, где действуют законы, где правители действуют во имя общественных интересов, и порочными и беззаконными системами, где правители действуют, преследуя свои, а не общественные интересы. «...Только те государственные устройства, которые имеют в виду общую пользу, являются правильными; имеющие же в виду только благо правящих — все ошибочны и представляют собой отклонение от правил...» [11, с. 96].

     Как понимали греки, «правильное» политическое устройство может принимать различные формы, подобно тому, как политические системы США, Великобритании и СССР существенно отличаются друг от друга. В противоположность им, к обществам с извращенным устройством относились те, в которых не действовали законы и органы власти, не было сплоченности, дисциплины и согласия, где частные интересы доминировали над общественными, где отсутствовали гражданские обязанности и гражданский долг, где, наконец, политические институты были слабы, а общественные силы влиятельны [2, c. 59].

     По  Платону, в выродившихся государствах правят различные виды стяжания — сила, богатство, численность групп и харизма. Они суть того, что Макиавелли называл порочным государством, где процветают «все виды произвола и насилия, очень неравномерное распределение богатства и власти, нарушения мира и справедливости, беспорядочные амбиции, раздоры, беззаконие, бесчестность и презрение к религии» [10, с. 197].

     Современными  эквивалентами этой классической идеи порочного государства могут служить теория массового государства Корнхаузера – государства, где элиты доступны влиянию масс, а массы подвержены мобилизации со стороны элит, и созданная Раппопортом концепция преторианского государства, в котором частные амбиции редко наталкиваются на ограничения со стороны общественного сознания и где максимально велика роль власти (т.е. богатства и силы) [11, с. 93].

  Практически невозможно классифицировать такого рода государства с точки зрения формы  правления. Мы можем не сомневаться, что США — это конституционная демократия, а СССР — коммунистическая диктатура. Но какова политическая система Индонезии, Доминиканской Республики, Южного Вьетнама, Бирмы, Нигерии, Эквадора, Аргентины, Сирии, где проводились выборы? Но эти страны, очевидным образом, не являются демократиями в том смысле, в котором таковыми являются Дания или Новая Зеландия. У них были авторитарные правители, но это не эффективные диктатуры, как коммунистические государства. В другие периоды своей истории во главе их стояли харизматические личности или военные хунты. Они не поддаются классификации в терминах какой-либо конкретной формы государственного устройства, поскольку их отличительной характеристикой является хрупкость и зыбкость всех форм авторитета. Харизматический лидер, военная хунта, парламентский режим, популистский диктатор сменяют друг друга непредсказуемым образом. Формы участия в политике нельзя назвать ни устойчивыми, ни институциализованными; могут происходить резкие колебания от одной формы к другой. Как давно уже указывали Платон и Аристотель, порочные или преторианские государства часто совершают колебания между деспотизмом и властью толпы. «Там, где ранее установившаяся политическая власть характеризуется высокой степенью автократии, быстрое и насильственное свержение этой власти демократическим режимом с высокой вероятностью приводит к появлению экстремистских массовых движений, чреватых изменениями новой демократии в антидемократических направлениях», Раппопорт находит у Гиббона краткое описание ритмики преторианского государства, которое «балансирует между крайностями абсолютной монархии и дикой демократии». Такая нестабильность является признаком общества, в котором отсутствует политическая общность и в котором политическая активность опережает институциализацию политики» [15, с. 99].

     Государства гражданского типа, напротив, располагают  четкими и стабильными формами институциального авторитета, отвечающими достигнутому в них уровню политической активности населения. В традиционных обществах эти структуры обычно принимают форму либо централизованной бюрократической империи, либо сложно организованной феодальной монархии, либо некоторой комбинации того и другого. На либеральном уровне политической активности среднего класса преобладающей формой политических институтов обычно являются парламентские ассамблеи, формируемые посредством какой-либо ограниченной формы выборов. В обществе современного типа с полномасштабным участием населения в политике на смену или в дополнение к традиционным политическим структурам в качестве ключевых институтов для организации вовлечения масс в политику приходят политические партии. На всех уровнях, однако, политические институты достаточно сильны, чтобы обеспечивать базис для легитимного политического строя и работающего политического сообщества. Институты обеспечивают принудительную политическую социализацию в качестве платы за участие в политике. В преторианском обществе группы мобилизуются в политику без прохождения политической социализации. Отличительной же чертой высокоинституциализованной политической системы является та цена, которой приходится оплачивать власть. В гражданском обществе ценой власти служат ограничения на ресурсы, которые могут быть использованы в политике, процедуры, посредством которых может приобретаться власть, и установки, которых могут придерживаться люди во власти. В обществе современном и сложном, с большим разнообразием общественных сил, индивидам из любой общественной группы приходится вносить существенные изменения в свое поведение, свои ценности и свои установки в процессе прихода к власти через посредство политических институтов общества. Может оказаться, что им придется отвыкнуть от многого из того, чему они научились в семье, этнической группе и общественном классе, и адаптироваться к совершенно новому кодексу поведения [7, c. 112].

     Формирование  гражданского государственного устройства может иметь некоторое отношение  к стадии модернизации и вовлеченности  населения в политику, но прямо от нее не зависит. К середине XX века многие из наиболее развитых стран Латинской Америки достигли сравнительно высоких показателей грамотности, душевого национального дохода и урбанизации. В середине 1950-х гг. Аргентина, к примеру, была уже высокоразвитой страной в экономическом и социальном отношениях. Почти половина аргентинцев жила в городах с населением более 20 000 человек; 86% населения было грамотно; 75% были заняты вне сельского хозяйства; ВНП на душу населения составлял более 500 долларов. Аргентинская политическая система, однако, оставалась заметно недоразвитой. «Общественное благо, — сказал Сармьенто в 1850-е гг., — бессмысленное слово, поскольку нет "общественности"» [1, c. 321].