Анализ эмоционалных процессов личности

Все это - примеры того, как мы можем делать одни и те же вещи иначе, чем другие. Мы можем изменить значение переживания, изменяя одну из этих характеристик.

Если мы выбрали что-то, что нам нравится, следует выяснить, что случится, если придвинуть картинку ближе или увеличить ее. Мы можем двигать мысленные картинки, просто подумав об этом. Если нам понравился результат, оставим так, иначе следует вернуть все на место и выяснить, что случится, если сделать цвет более насыщенным. Меняйте по одной характеристике за раз и возвращайтесь к исходному варианту перед следующим изменением. Конечно, если найдется один или более вариантов, которые нам понравятся больше, чем исходный, нужно оставить их. Нам нужно запомнить, какие изменения картинки производим, и если сделаем что-нибудь, результат чего нам не понравился, немедленно возвращаемся к предыдущему состоянию. Нужно следить за тем, чтобы в конце концов переживание осталось бы как минимум столь же приятным, как вначале.[3]

Для большинства западных людей картинки - как раз то, что легче всего заметить и изменить, потому-то с них и начинаем. Мы можем научиться так же легко делать это со звуками и чувствами, передвигая звуки в другое место, изменяя скорость, высоту, громкость, как если бы y нас был хороший микшер. Мы можем усиливать или ослаблять ощущения, менять их текстуру, взвинчивать или успокаивать их, замедлять или ускорять темп или скорость, передвигать их, делать их больше или меньше, или вообще убирать.

Мы можем заметить, что если изменяется некоторый параметр картинки, звуки и чувства тоже изменяются, или если мы изменяем определенный параметр звука, картинка и чувства изменяются в соответствии с ним. Найти наши особые различения - значит найти быстрый способ воздействовать на ту систему (зрение, слух или ощущения), которую нам наименее легко менять. Например, если наша картинка нам умеренно нравилась, а после увеличения стала нравиться больше, мы изменили ощущения изменением картинки. Если картинка была расплывчатой с искаженным звуком и скребущим ощущением, может быть, она сфокусируется, если сделать звук чистым, или ощущение станет гладким, если изменить звук?

В западной культуре существует распространенное убеждение, что ощущения нельзя произвольно изменять и что эмоции тоже не поддаются изменению. Существует связанный с этим миф о том, что любой, кто может изменять свои эмоции - лицемер, пустышка, эгоист или обманщик (в последнее время также - не осененный благодатью, подавленный или "не готовый к изменению"). В большинстве культур есть убеждение, что одной из систем (зрением, слухом или ощущением) нельзя управлять, но не все считают наиболее сложным ощущения. Например, аборигены Америки прославились тем, что изменяли чувства и ощущения так же легко, как западные люди изменяют картинки или музыканты - звуки.

Для аборигенов Америки видимые мысленные картинки равны видениям, ниспосланным их богами, а потому имеют религиозное значение. Ритуалы Танца Солнца и Испытания Видением разработаны специально для того, чтобы увеличить шанс увидеть мысленные картинки. Оба ритуала включают в себя доведение посвящаемого до крайнего дискомфорта такой степени, что большинство западных людей считает это неприемлемым. Для коренных американцев - с их легкостью в управлении ощущениями - контроль над болью, осуществляемый ими во время ритуала, является средством сместить их внимание и изменяет состояние их ума в достаточной степени, чтобы позволить им увидеть картинки. Это работает потому, что делает невозможным нормальное использование их предпочитаемой системы (ощущений), так что им приходится делать что-то другое (видеть). Поскольку ритуал является религиозным или духовным, в их культуре приемлемо видеть картинки в таком контексте.

Западный эквивалент этому - рынок "развития личности", прыжки с моста на резинке, наркотики и религиозные ритуалы. Западные люди оценивают острые и религиозные переживания по интенсивности ощущений, которые они в этот момент испытывают. Кое-кто называет это эмоциями... но ведь эмоции состоят из картинок, звуков и ощущений, просто наиболее убедительны из них (для западного человека) ощущения.

Способность чувствовать то, что хочешь, тогда, когда хочешь, - очень полезный навык. Это освобождает нас от дорогостоящего поиска острых ощущений. Одного раза достаточно, чтобы занести ощущение в личную библиотеку. Потом мы можем изменить его, усилить, переделать любыми способами, играя картинками, звуками и ощущениями, с которыми оно было связано первоначально. Можно, наоборот, создать библиотеку на пустом месте, используя привлекательные элементы обычных приятных переживаний, обогащая и смешивая их по вкусу. Делать это можно так, как описано выше, через картинки и звуки. Можно просто вспомнить приятный эпизод и сделайте его большим, ярким, жизненным и, может быть, чуть-чуть замедлить. По мере того, как мы будем работать с ощущениями и привыкать к этому, делать это будет все легче, и мы научимся изменять их непосредственно.

Следующая ступень - буквально управление эмоциями. Есть два простых способа. Первый хорош для нейтрализации любой неудобной эмоциональной реакции. Если мы хохочем на похоронах, или рыдаем на работе, или злимся на неповинного человека, быстрый способ нейтрализовать любую из этих реакций - отодвинуть картинку далеко-далеко или уменьшить ее до размеров почтовой марки. Мы всегда сможем потом вернуться к ней, независимо от того, знаете ли мы, что там нарисовано. Сделать ее достаточно маленькой или достаточно далекой, и y большинства людей это снизит интенсивность ее воздействия.

Чтобы вызвать определенную эмоциональную реакцию, когда ее нет, можно вспомнить или вообразить случай, вызывающий такую реакцию, и сделайть большую, яркую и близкую картинку. Это замечательно, когда требуется поблагодарить нужного человека за прекрасный подарок, или если нужно создать раскаяние, когда мы разбили любимую мамину вазу, которую ненавидели многие годы. Нам приходилось мечтать о терпеливости, когда мы обучали ребенка или животное? Хотим сказать кому-то "нет" так, чтобы он понял, что это всерьез? Нужно найти в памяти картинку, обладающую требуемым свойством. Сделать ее большой, яркой, жизненной - и нужное чувство появится.

Второй способ управлять эмоциями включает ощущения более непосредственно. Лесли Камерон-Бэндлер приводит семь изменяемых частей любой эмоции. В них входят ритм, темп, интенсивность, временные рамки и личная вовлеченность.[4] Камерон-Бэндлер предлагает изменять ощущения так же, как мы изменяли картинки в начале статьи. Например, y беспокойства обычно быстрый неровный ритм, и оно всегда относится к будущему. Если мы замедлим ритм до ровных 120 ударов в минуту, чувство изменится и станет более удобным. Если мы представим, что находимся в будущем по отношению к ожидаемому событию, беспокойство пропадет. Вспомним, как мы беспокоились в последний раз, и как приемлемо то событие сейчас, когда мы на него оглядываемся.

Вина и стыд требуют личной вовлеченности. Вина случается, если мы поступили вопреки чьим-то ценностям, и нас это беспокоит. Стыд случается, когда мы поступили вопреки собственным ценностям, и нет более важной ценности, оправдывающей это. Если мы изменим временные рамки, не будет ни вины, ни стыда, поскольку мы еще ничего такого не сделали. Мы можем обнаружить, что сделали это намеренно, в таком случае мы поступили согласно своим ценностям, или же что мы ошиблись, а это случается, и на ошибках учатся. Последствия могут быть печальными, или необратимыми, но могут стать приемлемыми. Другой выход _ уменьшить интенсивность и, возможно, сменить ритм на танцевальный. В любой эмоции, которую мы хотим изменить, нужно взять наиболее заметную черту и изменить ее. Выяснить, что произойдет. Чтобы усилить эмоцию, нужно взять ее компонент и увеличить его. Мы можем сами создавать себе острые ощущения!

ГЛАВА 2. ТРАДИЦИОННЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЭМОЦИЙ

Не вызывает никакого сомнения тот факт и отвечающее ему обобщенное положение, что эмоции ближе всего связаны с отношениями субъекта к объектам, которые его окружают и входят в контекст основных жизненных событий.[5] Поэтому все основные определения эмоций включают в свой состав понятие "отношения". За пределами этой общности начинаются различные вариации исходных понятий, используемых в определении.

Определение специфичности эмоций как переживания событий и отношений в противоположность когнитивным процессам как знанию об этих событиях и отношениях недостаточно уже хотя бы потому, что оно описывает эмоции в терминах именно видовых характеристик и не заключает в себе родового признака. Это определение по сути тавтологично. В значениях слов "переживать" (даже с уточнением: "переживать свои отношения"), "чувствовать", "испытывать эмоции" трудно указать сколько-нибудь ясные и определенные различия. Если же, что тоже логически не исключено и иногда фактически имеет место в этом определении, акцент поставить не на "переживании", а на переживании именно "отношений" или даже "своих отношений", то тогда последняя часть определения воплотит в себе видовую специфичность, а "переживаемость" автоматически окажется на положении родового признака объединяющего различные классы психологической триады. Но тогда термин "переживаемый" станет синонимом термина "психический". Достаточно очевидно, что, во-первых, вследствие неясности родовых признаков психических процессов здесь происходит неоднократно уже отмечавшееся отождествление уровней обобщенности (родового и видового) и, во-вторых, такая формально-логическая и терминологическая концептуальная игра, оставаясь в пределах синонимий и тавтологий, ничего не добавляет к действительному содержанию концепта "эмоция" как инварианта родо-видовых соотнесений. Другая вариация определения эмоций исходит из того, что в отличие от восприятий, которые отражают содержание объекта, эмоции выражают состояние субъекта и его отношение к объекту. Хотя в самом общем смысле употребленных здесь словесных значений эмоции, конечно, выражают отношения субъекта, их определение через противопоставление выражения отношений их отражению также недостаточно по ряду оснований. Во-первых, объективация (выражение) отношений субъекта здесь по сути дела отождествляется с их фактическим наличием. Точнее надо было бы сказать, что эмоции скорее представляют собой субъективные отношения человека, чем являются их выражением, поскольку выражаются отношения в мимике, пантомимике, интонации и, наконец, в собственно языковых средствах.

Во-вторых, в том общем смысле, в котором эмоции все же действительно выражают отношения субъекта, это выражение отношений не может быть использовано как видовой признак эмоций, поскольку в том же смысле и на том же уровне общности можно сказать, что интересы, потребности и мысли человека выражают его отношение к объекту.

В-третьих, если все же именно выражение отношений, в отличие от их отражения, рассматривается как видовой признак эмоции, то на положении общего родового признака, объединяющего эмоциональные и познавательные процессы как процессы психические, автоматически оказываются отношения, которые в одном случае отображаются, в другом – выражаются. Но понятие "отношение" является, как известно, универсальным, оно принадлежит к числу основных категорий (вещь, свойство, отношение), и поэтому его содержание не может представлять родовой признак психического процесса. Все равно остается вопрос, что делает эти отношения "психическими"? Все эти положения, вместе взятые, по-видимому, достаточно ясно показывают, что нет оснований строить определение эмоций, выводя это понятие за пределы объема концепта "отражение" или противопоставляя и включая в один видовой ряд понятия "отражение", "переживание", "выражение". Хотя, как было показано выше, концепт "отражение" представляет не ближайший, а гораздо более отдаленный род по отношению к понятиям "познание", "эмоции" и "воля", искомый ближайший род не выходит за пределы рода более отдаленного. "Эмоция" как вид, находясь в пределах своего ближайшего рода (психические процессы), остается вместе с тем и внутри более широкого объема концепта "отражение".

С этой точки зрения шаг вперед по пути преодоления отмеченных выше концептуальных и терминологических несоответствий представляет определение эмоциональных процессов как отражения отношений субъекта к объектам окружающей реальности. Так, проведя четкое различение объективно складывающихся отношений субъекта к окружающей его реальности, которые, однако, могут и не быть психически отраженными, и самого субъективного отражения этих объективных отношений. Некоторые психологи определяют эмоциональные процессы как отражение в мозгу человека его реальных отношений, т.е. отношений субъекта потребности к значимым для него объектам. Здесь эмоциональные процессы представлены как частный случай отражения. На положении видового признака в этом определении оказывается отражение именно отношений субъекта к значимым объектам, а родовой признак здесь фактически представлен концептом "отражение". Однако в силу того, что хотя понятие "отражение" относится к более высокому рангу обобщенности, чем концепты "эмоции" или "чувства" (их дифференциацию мы пока оставляем в стороне), оно, как отмечалось выше, все же не содержит ближайшего родового признака, в рамках которого должна быть вычленена видовая специфичность, и поэтому в определении остается не снятой существенная неопределенность и неоднозначность. Дело в том, что отношения человека как субъекта психики к значимым для него объектам могут отображаться не только в его эмоциях или чувствах, но и в его мыслительных процессах, т.е. могут осмысливаться и при этом не обязательно одновременно эмоционально переживаться. Таким образом, признак "отражение отношений субъекта к объектам" при общем его описании объединяет эмоциональные и мыслительные процессы и тем самым не содержит видовой специфичности эмоций по сравнению с процессами когнитивными (мыслительными). Тот факт, что отражение отношений человека к объективной реальности в его мыслях является лишь частным случаем мыслительного отображения отношений, которое в общем случае имеет своим предметом любые отношения, не устраняет этой неопределенности, поскольку отличительный признак, позволяющий отдифференцировать эмоциональное отражение отношения субъекта к объекту от отображения этого же отношения в имеющей здесь место частной форме мышления, в этом определении не указан. Таким образом, хотя рассматриваемое определение содержит два уровня обобщенности, не заключает в себе прямой ошибки и в самом общем смысле правильно, оно недостаточно, поскольку в нем фактически не фиксированы признаки ни ближайшего рода, ни видовой специфичности. Будучи необходимым этапом последовательного приближения к "психической реальности" эмоциональных процессов, такая дефиниция оказывается недостаточной для дальнейших шагов концептуального продвижения от интеллектуальных процессов к процессам эмоциональным. Отдифференцировать два класса психологической триады с помощью определения такого типа невозможно даже на уровне концептуального описания.