Стратификация в СССР и России

Информационное неравенство (информационная стратификация) в эпоху формирования информационного общества становится одним из важнейших факторов дифференциации социальных групп и социальных слоев. В 1997 г. Программа развития ООН ввела новое измерение бедности — информационное, характеризующее возможность доступа к информационной магистрали широких слоев населения. В информационном обществе основным конфликтом в системе производственных отношений становится конфликт между знанием и некомпетентностью. При этом в развитых странах феномен зависимости успеха человека в современном мире от его отношения к телекоммуникационной революции получил название «цифровой барьер» или «цифровой разрыв». Социальные группы и слои, лишенные доступа к информационным ресурсам, изначально оказываются в заведомо проигрышном экономическом положении по сравнению с сетевыми ресурсами. Информационная стратификация существует и внутри самой сети Интернет (разные права доступа, лингвистическое неравенство — большинство документов составлено на английском языке и т. д.).

Таким образом, страта — социальный слой людей, имеющих сходные объективные  показатели по четырем шкалам стратификации. Принадлежность к страте измеряется субъективными (ощущение причастности к данной группе, идентификации с ней) и субъективными (доход, власть, образование и престиж) показателями.

2. Стратификация в СССР

Ликвидация дореволюционных классов  началась сразу после захвата  власти большевиками с экспроприации помещиков и капиталистов-предпринимателей, а со временем распространилась на большую часть независимых производителей. Крестьянство, составлявшее тогда значительное большинство населения, в ходе насильственной коллективизации было отчуждено от земли и утратило таким образом свою социальную сущность. Старая интеллигенция вместе с тонкой прослойкой высококвалифицированных рабочих была лишена своего сравнительно высокого социального положения и благоприятных условий для воспроизводства профессиональных и культурных ценностей.

Конфликт с дореволюционными классами решался насильственными средствами, в том числе и путем массовых репрессий. За этим процессом последовала  атомизация всего общества. В результате уничтожения частной собственности  и огосударствления всех основных социальных институтов были ликвидированы нарождавшиеся элементы гражданского общества. Более того, тоталитарной системе удалось устранить или но крайней мере деформировать все социально значимые независимые горизонтальные связи между индивидуальными субъектами, а также все действительно добровольные общественные, хозяйственные и политические организации, способные защищать интересы своих членов. Даже публичное выражение таких частных интересов стало невозможным.

Индивид оказался абсолютно беспомощным перед лицом партийно-государственной машины, наделенной фактически неограниченной властью. Не было основы для консолидации каких-либо самостоятельных общественных сил за исключением правящих слоев, сплоченных на основе номенклатурной организации и относительной общности групповых интересов. По сути дела система советского типа представляет собой аморфное общество. Большую часть его населения справедливо будет именовать «массами».

Переходя к проблеме социальной стратификации, следует уточнить основные принципы стратификационного подхода. Социальная стратификация есть совокупность отношений между различными социальными группами (слоями), находящимися в иерархическом соподчинении. Иначе говоря, это есть выражение разнообразных форм неравенства между социальными субъектами, будь то реальные или чисто номинальные социальные группы.

Стратификационный анализ полезен  при оценке и измерении различий в положении субъектов (пассивных  слоев), а также дифференциации в  социальном поведении субъектов (активных слоев), обусловленной их местом в системе и текущими изменениями. Иерархия социальных субъектов, в свою очередь, опосредована их сознанием, хотя влияние последнего обычно неоднозначно и не поддается прямому наблюдению.

Если существование социального  неравенства воспринимается как некая данность, возникает вопрос: значит ли это, что общество изначально расчленено на отдельные социальные слои, а исследователь призван лишь выявить эту «объективную реальность»? На такой вопрос следует дать отрицательный ответ. Более того, никакое исследование стратификации не может быть нейтральным в отношении установок и ценностей, то есть сохранять абсолютную объективность.

Выбор критериев и методик всегда, явно или скрытно, определяется личными  взглядами и предпочтениями исследователя. Весьма часто подобный анализ сам оказывает обратное влияние на реальную стратификацию, когда его результаты воспринимаются социальными субъектами.

Какие же критерии следует избрать  для содержательного анализа  стратификации в системе советского типа? Обычно с этой целью используется социально профессиональный состав населения.

Действительно, с социально-экономической  точки зрения перечень профессиональных групп является самым подходящим отправным пунктом для исследования. Однако сама по себе иерархия профессий нейтральна ко многим социальным процессам и всегда нуждается в дополнительных критериях. Например, все ученые- гуманитарии иногда зачисляются в единую категорию «научных работников».

Но при этом не делается различия между младшим научным сотрудником, заведующим отделом, директором института и консультантом ЦК КПСС. Между тем, каждый из них по своему статусу представляет отдельную социальную прослойку.

Как уже отмечалось, традиционный марксистский критерий социального  разделения по отношению к собственности в рамках системы советского типа лишен смысла, по крайней мере в своем ортодоксальном варианте. Это объясняется всеобщим характером партийно-государственной собственности и превращением всех трудящихся в наемных слуг государства.

Советские исследования стратификации, проводившиеся с начала 1970-х годов Ю. Арутюняном, Л. Гордоном, В. Клоповым, Р. Рывкиной, О. Шкаратаном, Т. Заславской и некоторыми другими учеными, были преимущественно основаны на таких критериях, как уровень образования и квалификации, содержание труда и различия в доходах.

Однако даже наиболее значительные по уровню исследования не могли дать объяснения причинам и механизмам социальной дифференциации. Неизбежно встает вопрос: в чем состоит реальная основа статуса социального субъекта в системе советского типа — в уровне образования, материальной обеспеченности, в профессиональном положении или же в каких-то особых способностях?

Место социального субъекта в иерархии власти в значительной мере определяет условия труда, доступ к информации, возможность контроля над государственной собственностью и уровень материального благосостояния. Власть расчищает путь к любым социальным благам. Итак, структура власти образует каркас стратификационной структуры во всем обществе советского типа.

3.Социальная стратификация  в современной России

9О-е годы ХХ века, по всей  видимости, войдут в историю России как эпоха трех революций, или, возможно, трех стадий одной революции, жестко предопределяющих друг друга. Первая, политическая, завершилась в августе 1991 года; вторая, экономическая, дает первые ощутимые плоды. Однако параллельно с ней и обгоняя ее будет набирать ход третья - социальная революция, которая станет реальностью очень скоро, но окончательно изменит облик России лишь на исходе тысячелетия.

Подобная расстановка приоритетов  вполне естественна: политика и экономика - это злободневные темы, а злобой дня сегодня является задача "накормить народ". Нет ничего очевиднее с точки зрения здравого смысла. Согласно уверениям некоторых политиков, правительство может достаточно быстро осуществить свои декларации: стабилизировать рынок, укрепить финансовую систему и сбалансировать госбюджет. Исполнится сон реформаторов: народ будет "накормлен" (то есть удовлетворит критический минимум своих потребностей), так и не восстав.

Очевидно, что за эту идиллию, по всей вероятности, стране придется расплачиваться долго и мучительно. Удары топора, которым строят светлое рыночное завтра, неминуемо чем-то отзовутся в нашей судьбе: будущее имеет обыкновение жестоко мстить за легковесность, с которой решаются проблемы настоящего.

Самым ужасным результатом реформ будет сокрушительный удар по социальной структуре, унаследованной от советской эпохи. Эта структура оказалась настолько стабильной и ударопрочной, что выдержала падение "реального социализма". Падение властвующей элиты не привело к сколь либо серьезным социальным конфликтам или катастрофам (о чем предупреждали некоторые социологи) не в последнюю очередь и потому, что наиболее резкое расслоение осуществлялось в советском обществе именно по признаку обладания властью. Падение партократической элиты было сравнительно мягким, поскольку другие признаки, расслаивающие общество индустриального типа (доход, обладание собственностью, образование, профессия, социальный престиж и т.д.) в советском обществе не были значимыми в той степени, которая с неиэбежностью обуславливает жестко конфликтные отношения социальных страт.

В западных обществах тенденция  к сокращению социальной дистанции имеет место именно благодаря прочному положению и длительному росту среднего класса, который тем самым сглаживает резкость социального расслоения и является главным гарантом стабильности. Напротив, в странах "третьего мира" колоссальный разрыв в доходах, в уровне и стиле потребления, в самом образе жизни между верхними и беднейшими слоями населения колоссален, а доля средних слоев несопоставимо (с Западом) низка.

Новая стратификация может оказаться  социальным динамитом, который взорвет общество, так как если не удастся обеспечить минимально необходимый уровень доходов, объем и влияние среднего класса, в обществе неминуемо возобладает самая опасная с точки зрения стабильности разновидность социальной идентификации - классовая. Начало этого распада общества на классовые идентификации придется скорее всего на время не до, а после стабилизации рынка (причем, не будем забывать, стабилизации на очень низком уровне). К этому моменту огромное количество людей, утратив надежды на изменение личной ситуации, теплившиеся в период экономического хаоса и неопределенности, поймет, что перебои с питанием есть еще не самая страшная трагедия в этой жизни, и с трезвостью разочарования осознает жесткие рамки своего социального ранга.

 В этой ситуации каждый  из основных трех классов будет по-своему нести в себе потенциальную угрозу стабильности. Высший класс (крупные предприниматели и собственники, акционеры предприятий-монополистов, связанная с госсектором бюрократия и обслуживающая связи с мировым рынком компрадорская буржузия), сосредоточив в своих руках огромные богатства, окажется красной тряпкой практически для всего общества. Демонстративное потребление, ориентированное на западные потребительские стандарты, от которого уже сегодня не могут отказаться наши нувориши, будет подпитывать неугасимую ярость низших слоев.

С другой стороны, пропасть, которая  проляжет между богатым и средним  классами, не позволит первому рассчитывать на партии, имеющие социальную базу в лице последнего.

Наиболее активная часть неимущего  класса (рабочие разорившихся и убыточных предприятий, бывшие колхозники, так и не ставшие фермерами, безработные, а также огромное большинство людей, не сумевших рационально использовать возможности эпохи приватизации) - станет поставщиком "массовки" для разного рода революционных движений.

Но даже не будь всего этого - большой  малоимущий слой сам по себе создаст  непереносимую нагрузку на экономику. Высокие налоги, необходимая помощь неимущим (не помогать же означает бунт и кровь), навряд ли станут стимулом для развития деловой активности. Правительство, вынужденное обременять ими другие классы, не заслужит благодарности от низшего и станет врагом в глазах высшего и среднего, - на который придется основная тяжесть налогов.

Судьба общества, в котором господствует одномерная перспектива оценки, печальна. Чем более распределение богатства совпадает с распределением социального престижа, тем больше вероятность взаимного отторжения слоев - низших, средних и высших, тем ближе и острее опасность дезинтеграции с ее разновидностями от революции до гражданской войны.

Конечно, в мире нет страны, где  бедные не испытывали бы неприязни к богатым. Но эта естественная неприязнь может быть усилена или ослаблена - в зависимости от факторов скорее социокультурного, нежели экономического порядка. Если представители малоимущих слоев усвоят, что они не имеют никаких шансов на поощрение обществом своих "нетоварных" достоинств, это приведет не только к устрашающей моральной деградации, но и к взрывоопасному обострению классовой ненависти. Напротив, там, где общество наряду с коммерческой шкалой оценки культивирует какие-либо иные (например, этическую, культурную..) - социальная ненависть бедного к богатому может быть уравновешена стремлением первого к моральному (эстетическому и т.п.) превосходству над вторым. Не имея шансов разбогатеть, он может добиться признания и почета совсем на другом поприще.

В современном российском обществе средний класс формируется как  за счет предпринимателей, так и  за счет менеджеров. В социальной литературе понятие средний класс используется довольно часто. Предметом анализа является его качественный состав, содержание, структура. С точки зрения социальной стратификации следует говорить не о среднем слое, а о среднем классе, поскольку здесь имеет место процесс классовой кристаллизации, то есть сближения социальных позиций основных социальных групп по таким критериям как власть. На основе этих признаков формируется общая идеология, мораль, образ жизни, характеризующее поведение среднего класса.