Культура и её составные

     Положение тех, кто усваивает новую культуру во взрослом возрасте, точно так  же может включать в себя большое  число механизмов обучения постфигуративного  стиля. Фактически никто не учит иммигрантов из другой страны, как ходить. Но когда женщина покупает одежду своей новой родины и учится носить ее — сначала неуклюже натягивает снизу одежду, которую она видит на улице на женщинах, а затем приспосабливается к ее стилю, начинает надевать ее через голову, — она вместе с тем постепенно приобретает осанку и формы женщин в новой культуре. Другие женщины также реагируют на это подсознательно и начинают относиться ко вновь прибывшей скорее как к одной из соотечественниц, чем как к чужеземке, впускают ее в спальни, удостаивают доверия. Когда мужчины надевают на себя странные новые одежды, они учатся вместе с тем, когда прилично, а когда неприлично стоять, засунув руки в карманы, не вызывая замечаний или оскорблений со стороны окружающих.

     Эти два условия — отсутствие сомнений и отсутствие осознанности — представляются ключевыми для сохранения любой  постфигуративной культуры. Частота, с  которой постфигуративные стили  культур восстанавливаются после  периодов мятежей и революций, осознанно  направленных против них, указывает на то, что эта форма культуры остается, по крайней мере частично, столь же доступной современному человеку, как и его предкам тысячи лет тому назад.

1. Кофигуративная  культура

     Кофигуративная  культура — это культура, в которой преобладающей моделью поведения для людей, принадлежащих к данному обществу, оказывается поведение их современников. Описан ряд постфигуративных культур, в которых старшие по возрасту служат моделью поведения для молодых и где традиции предков сохраняются в их целостности вплоть до настоящего времени. Однако обществ, где кофигурация стала бы единственной формой передачи культуры, мало, и неизвестно ни одного, в котором бы только эта модель сохранялась на протяжении жизни нескольких поколений.

     Во  всех кофигуративных культурах старшие по возрасту по-прежнему господствуют в том смысле, что именно они определяют стиль кофигурации, устанавливают пределы ее проявления в поведении молодых.

     Кофигурация начинается там, где наступает кризис постфигуративной системы. Он может возникнуть разными путями: как следствие катастрофы, уничтожающей почти все население, но в особенности старших, играющих самую существенную роль в руководстве данным обществом, в результате развития новых форм техники, неизвестных старшим, вслед за переселением в новую страну, где старшие всегда будут считаться иммигрантами и чужаками, в итоге завоевания, когда покоренное население вынуждено усваивать язык и нравы завоевателей, в результате обращения в новую веру, когда новообращенные взрослые пытаются воспитать своих детей в духе новых идеалов, не осознанных ими ни в детском, ни в юношеском возрасте, или же в итоге мер, сознательно осуществленных какой-нибудь революцией, утверждающей себя введением новых стилей жизни для молодежи.

     Условия для перехода к кофигуративному типу культуры становятся особенно благоприятными после возникновения высших цивилизаций, этих средств мобилизации ресурсов. Высшие цивилизации создают возможность представителям одного общества аннексировать, покорить, присоединить, поработить или обратить в свою веру представителей других обществ и контролировать или же направлять поведение младших поколений.

     Полезно сравнить разные виды культурной абсорбции. Там, где она принимает форму  рабства, большие группы взрослых, как  правило, насильственно уводятся из их родных мест. Им отказывают в праве придерживаться большинства их собственных обычаев, а их поведение регулируется теми, кто их поработил. В примитивных африканских обществах рабство практиковалось в больших масштабах. Порабощение применялось в качестве меры наказания; но и рабы, являющиеся выходцами из других групп, в культурном и физическом отношении были подобны своим поработителям.

     Во  многих случаях они располагали  неотчуждаемыми правилами. И после  относительно небольшого промежутка времени семьи и потомки порабощенных включались в свободное общество. Клеймо рабства оставалось позорным клеймом на таких семьях, и можно было прибегнуть к различным уловкам, чтобы как-то скрыть прошлое, но не было никаких существенных различий в культуре или внешнем виде, различий, как-то ограничивающих право потомков рабов принадлежать к культуре, в которой они были рождены.

     Когда в обществе, использовавшем детей  в качестве нянек, вводятся школы, культурные традиции могут быть нарушены во многих отношениях. Старших детей отрывают от непрерывного усвоения традиционных умений, их отделяют от семей и ставят под руководство учителей, стиль и содержание обучения у которых могут быть чем-то совершенно новым для данного общества. В то же самое время матери должны взять на себя заботу о младших детях. Матери и отцы, имеющие другие серьезные обязанности, значительно более требовательны к детям, менее терпимы, с меньшей охотой мирятся с их зависимым, инфантильным положением.

     Когда кофигурация среди сверстников институционализуется культурой, мы сталкиваемся с явлением молодежной культуры, или культуры «тинэйджеров».

3.2 Префигуративная культура.

     Сейчас  рождается новая культурная форма, я называю ее префигурацией. За два  десятилетия, 1940—1960-е годы, произошли события, необратимо изменившие отношение человека к человеку и к миру природы. Изобретение компьютера, успешное расщепление атома и изобретение атомной и водородной бомб, открытия в области биохимии живой клетки, исследование поверхности нашей планеты, крайнее ускорение роста населения Земли и осознание неизбежности катастрофы, кризис городов, разрушение природной среды, объединение всех частей мира реактивной авиацией и телевидением, подготовка к созданию спутников и первые шаги в космосе, только недавно осознанные возможности неограниченных источников энергии и синтетических материалов и преобразование в наиболее развитых странах вековых проблем производства в проблемы распределения и потребления — все это привело к резкому необратимому разрыву между поколениями.

     Еще совсем недавно старшие могли  говорить: «Послушай, я был молодым, а ты никогда не был старым», то сегодня молодые могут им ответить: «Ты никогда не был молодым  в мире, где молод я, и никогда  им не будешь». Так всегда бывает с  пионерами и их детьми. В этом смысле все мы, рожденные и воспитанные до 1940-х годов, — иммигранты. Подобно первому поколению пионеров, нас обучили навыкам, привили нам уважение к ценностям, лишь частично отвечающим новому времени.

     Дети  на наших глазах становятся совсем чужими, подростков, собирающихся на углах улиц, следует бояться как передовых отрядов вторгшихся армий. Мы ободряем себя словами: «Мальчишки всегда мальчишки». Мы утешаемся объяснениями, говоря друг другу: «Какие неспокойные времена», или: «Нуклеарная семья очень неустойчива», или же «Телевидение очень вредно действует на детей».

     В прошлом, несмотря на долгую историю  кофигуративных механизмов передачи культуры и широкое признание возможностей быстрого изменения, существовали громадные  различия в том, что знали люди, принадлежащие к различным классам, регионам и специализированным группам в какой-нибудь стране, равно как и различия в опыте народов, живущих в разных частях мира. Изменения все еще были относительно медленными и неровными. Молодые люди, жившие в некоторых странах и принадлежавшие к определенным классовым группам, знали больше, чем взрослые в других странах или же взрослые из других классов, но всегда были взрослые, знавшие больше, опыт которых был больше, чем знание и опыт любого молодого человека.

     Сегодня же вдруг во всех частях мира, где  все народы объединены электронной  коммуникативной сетью, у молодых  людей возникла общность опыта, того опыта, которого никогда не было и  не будет у старших. И наоборот, старшее поколение никогда не увидит в жизни молодых людей повторения своего опыта. Этот разрыв между поколениями совершенно нов, он глобален и всеобщ. Сегодняшние дети вырастают в мире, которого не знали старшие, но некоторые из взрослых предвидели, что так будет. 
 

1.   Понятие культуры  и культурология⁴

     Никто из занимающихся культурной антропологией  не подвергает сомнению то обстоятельство, что центральным понятием этой отрасли  знаний является «культура». Но данный термин каждый понимает по-своему. Для  одних культура — научаемое поведение. Для других — не поведение как таковое, а его абстракция. Для одних антропологов каменные топоры и керамические сосуды — культура, для других ни один материальный предмет таковой не является. Одни полагают, что культура существует лишь в сознании людей, другие считают культурой лишь осязаемые предметы и явления внешнего мира. Некоторые антропологи представляют культуру совокупностью идей, но спорят друг с другом по поводу того, где эти идеи обитают: одни полагают, что в сознании изучаемых людей, другие — что в сознании самих этнологов. Далее следует понимание «культуры как защитного механизма физического мира», «культуры как совокупности составляющих "n" различных социальных сигналов, которым соответствуют "m" различных ответов», затем царит уже полная путаница и неразбериха. Интересно, как повели бы себя физики, если бы у них существовало столько же различных представлений об энергии!

     Были, однако, времена, когда ученые имели  более или менее однозначное  представление о сущности и употреблении этого термина. В последние десятилетия XIX в. и в самом начале XX в. культурные антропологи разделяли по преимуществу точку зрения Э. Б. Тайлора, выраженную в первых строках «Первобытной культуры»: «Культура... слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества».

     Тайлоровская  концепция культуры царила в антропологии в течение нескольких десятилетий. Еще в 1920 году Роберт Лоуи открывал свой труд «Первобытное общество» цитатой «знаменитого тайлоровского определения». Однако в последние годы число концепций и определений культуры значительно возросло. Наибольшее распространение получили представления о культуре как об абстракции. Именно так в конечном счете определяют культуру Крёбер и Клакхон в их всеобъемлющем исследовании «Культура: критический обзор концепций и определений» (1952). Аналогичным образом определяют культуру Билз и Хойджер в учебнике «Введение в антропологию» (1953). А в недавней работе «Культурная антропология» Феликс М. Кисинг характеризует культуру как «совокупность научаемого поведения, распространенного в обществе» (1958).

     По  Линтону, «культура сама по себе неуловима  и не может быть адекватно воспринята даже теми индивидами, которые участвуют  в ней непосредственно» (1936). «Неуловимой» называет культуру и Херсковиц (1945). На воображаемом Клакхоном и Келли симпозиуме антропологи вопрошали: все видят человека, его действия и взаимодействия с другими людьми, но «кто хоть раз видел культуру?» (1945). Билз и Хойджер также считают, что «антрополог не способен наблюдать культуру непосредственно» (1953). Радклиф-Браун сообщает нам, что слово «культура» «обозначает не конкретную реальность, а абстракцию, и чаще всего весьма расплывчатую абстракцию» (1940). Спиро приходит к заключению, что согласно господствующей «позиции современной антропологии... культура не имеет онтологической реальности» (1951).

     Когда культура превращается в абстракцию, она не только становится невидимой  и неуловимой, но и вообще перестает существовать как таковая. Трудно представить себе концепцию, менее соответствующую действительному положению вещей. Почему же тогда столь многие выдающиеся и пользующиеся безусловным уважением антропологи поддерживают «абстрактную» концепцию?

2. Типы культуры⁵

     Представляется  возможным выделить пять самостоятельных  типов культуры и в общих чертах наметить еще два. Эти типы мы условимся  называть допервобытный, первобытный, военный, религиозный, цивилизационный, научный и постнаучный. Этот перечень не является исчерпывающим, но включает в себя основные типы культуры, известные сегодня. Из названных семи первые четыре обозначены нами как «ранние», а последние три — как «развитые». Термины «ранние» и «развитые» являются описательными и не предназначены для определения их хронологической последовательности.

     Эти типы являются идеальными, а реальные культуры только приблизительно соответствуют  им. Кроме того, реальные культуры являются фиксированными образованиями, они  охватывают одновременно более одного типа культуры, ломают границы идеальных типов и, как правило, представляют собой некий переходный тип. Поэтому предложенные нами категории могут дать лишь приблизительное представление.

     Четыре  ранних типа культуры, которые мы рассмотрим,—  это (1) допервобытный, (2) первобытный, (3) военный и (4) религиозный.

     (1) Допервобытный тип  культуры.

     (1) Допервобытный тип культуры. Одно время бытовало мнение, что существуют лишь два типа культуры, а именно первобытный и цивилизованный. Предполагалось, что все первобытные народы находились на одном уровне культурного развития, а все иные народы более или менее «цивилизованы», и поэтому в равной степени «развиты». Но это очень далеко от истины. Так называемые первобытные культуры существуют на многих стадиях развития, так же как и цивилизованные.

     Безусловно, существует множество фаз развития первобытной культуры. Современный  австралийский абориген намного  меньше продвинулся вперед, чем таитяне, открытые капитаном Куком, а жители Соломоновых островов намного ниже по своему культурному развитию, чем представители некоторых племен Центральной Африки. Аналогичные различия можно заметить и между людьми допервобытного типа культуры. Вероятно, художники, расписавшие пещеры южной Испании и Франции, оставили далеко позади обладателей более ранних черепов. Культура периода неолита, которая содержит свидетельства о начале вторжения человека в природу и изменении (пока еще незначительном) окружающей среды, была намного выше палеолитической культуры. Обладатель тринильского черепа должен был принадлежать к культуре более низкого порядка, чем обладатель пилтдоунского.