Культурология как наука, ее место в системе наук о человеке, обществе и природе

Каждый из нас принадлежит своей  культуре. Если суть истории состоит  в изменчивости, то культуру отличает высокая степень постоянства. Прибегая к аналогиям, культуру можно сравнить с генетическим кодом общества, определяющим его целостность, идентичность, способность к самовоспроизводству и развитию.

Культура – это именно то, что  отличает человеческое сообщество от сообществ любых других известных  нам живых существ. Культуру можно  назвать второй искусственной природой человека. Ведь она образует среду обитания и общения, необходимую каждому человеку и любому сообществу людей.

Человеческие культуры очень разнообразны, они активно влияют друг на друга  и далеко не всегда уживаются между  собой. Поэтому лишь часть ранее  возникших культур сохранилась  до наших дней. Наиболее жизнеспособными оказались так называемые открытые культуры, которые отличает способность к развитию, изменениям, взаимодействию с другими культурами. И многое свидетельствует о том, что все более активное межкультурное взаимодействие, отличительное для XX столетия, способствует становлению общечеловеческой культурной общности – многообразного и динамично изменяющегося открытого общества с открытой культурой...

Российская культура существует более  тысячи лет. Через приобщение к византийскому наследию ею глубоко освоены достижения античности. Она сумела выстоять в тяжелейших испытаниях чужеземных нашествий средневековья и, несмотря на свою изоляцию от духовных свершений Ренессанса, одним рывком догнать Западную Европу, в полном объеме воспринять достижения Просвещения, Нового и Новейшего времени.

Это придает нашему обществу самобытность, определяет его уникальность и колоссальный творческий потенциал. Но вместе с тем  российской культурой (возможно, в силу не лишенного самомнения и архаичных страхов изоляционизма) была упущена целая эпоха социальных и политических исканий, связанных с самоутверждением личности, нахождением золотого сечения гражданских свобод и твердого правопорядка. Отсюда и наша культурная уязвимость, порой переходящая в зависимость, потребность в постижении опыта родственных культур, повелительный императив переосмысления своего культурного наследия в контексте нарождающихся реалий общечеловеческой культурной общности. Этим продиктована и настоятельная потребность сознательного отношения к культуре, ее научного изучения и развития.

Итак, мы констатировали непреходящую ценность своей истории и своей  культуры. В то же время мы выявили  потребность в расширении своего исторического и культурного  опыта и кругозора. Мы также предположили, что не обязательно новый исторический и культурный опыт должен быть добыт в тяготах, лишениях и борьбе.

Существует еще один путь – путь размышлений, исследований, сознательных заимствований, реформ и преобразований, на котором российское общество уже неоднократно добивалось выдающихся результатов. Другое дело, что это требует открытости, огромной работы в области исторического и культурологического образования, восприимчивости, способности и готовности каждого из нас не только приобрести новые знания и опыт, но и сделать из них практические выводы. Вот где коренится присущая столь многим органическая тяга к постижению исторической науки и науки о культуре, получившей название культурологии.

В своих устремлениях мы не одиноки. Познание истории и культуры издревле манило мыслящих людей. Как научные дисциплины история и культурология зародились примерно в одно и то же время в рамках как западной, так и восточной духовной традиции – произошло это в период между VII и IV вв. до н.э., в эпоху великих прозрений, которую немецкий философ Карл Ясперс назвал осевым временем.

Отцом исторической науки принято  считать грека Геродота, чей труд «История», посвященный греко-персидским войнам, сохранился до наших дней. Примечательно, что и в Древней Греции, и  в Древнем Китае, где раньше всего появились ученые-гуманитарии, история возникла как описательная наука, тогда как культурология длительное время развивалась в недрах философских учений. Становление культурологии как относительно самостоятельной области знания можно условно приурочить к XVIII столетию, когда увидел свет труд выдающегося представителя немецкого Просвещения И. Гердера «Идеи к философии истории человечества» (1791).

Интенсивное развитие гуманитарных наук в XIX-XX вв. обогатило культурологию  данными конкретных исследований, что способствовало более четкому выделению ее в качестве самостоятельного предмета. В свою очередь и в исторической науке в этот период приобрели растущий авторитет школы и течения, тяготеющие к крупным теоретическим обобщениям и методологическому синтезу. Встречное развитие двух наук привело к «наведению мостов» между историей и культурологией, к осознанию того, что «вся история культурна, а история есть как бы развернутая история культуры»*.

Таким образом, можно говорить о  взаимосвязи между историей и культурологией, об их все более активном взаимодействии с другими гуманитарными и социально-экономическими дисциплинами, о появлении на стыках этих дисциплин междисциплинарных исследований культурно-исторического плана. В современной отечественной научной мысли такой подход к развитию гуманитарного познания характерен для трудов Д. Лихачева, С. Аверинцева, М. Бахтина, А. Гуревича, Ю. Лотмана, а за рубежом наиболее широкую известность завоевала французская школа историков, объединившихся вокруг журнала «Анналы экономической и социальной истории», представленная именами М. Блока, Л. Февра, Ж. Ле Гоффа, Ф. Броделя и др. Творческие поиски этих и многих других ученых, о которых пойдет речь дальше, способствовали утверждению в гуманитарных науках целого ряда общих концепций, категорий, методов и аналитических подходов, ориентированных на целостное, интегративное рассмотрение культурно-исторического процесса.

Общим понятием, объединяющим историю  и культурологию, является ментальность. Его широкое использование привело к появлению разнообразных толкований этого термина. Первые научные определения ментальности были даны в 30-е годы нашего столетия французскими историками-анналистами, которыми она рассматривалась как устойчивая настроенность внутреннего мира людей, сплачивающая их в социальные и исторические общности, как совокупность установок и предрасположенностей индивидов к определенному типу мышления и действия.

Ментальность, с одной стороны, есть результат культуры и традиций, а с другой – сама является глубинным источником развития культуры. П. Гуревич подчеркивает отличие ментальности от общественных настроений и идеологии, поскольку они изменчивы. Ментальность отличается более устойчивым характером. Она включает в себя ценностные ориентации, но не исчерпывается ими, поскольку характеризует собой глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания. Ментальность объединяет рациональное и интуитивное, общественное и индивидуальное, сознательное и бессознательное.

Ментальность связана с национальными представлениями о картине мира, проявляющимися в мифологии, фольклоре, обычаях, обрядах, формах религиозного культа, в философии, литературе, искусстве, общественно-политическом, государственно-правовом, морально-этическом развитии нации. Но картина мира существует как осознанное представление, а ментальность в большей степени реализуется в определенных формах поведения, переживается эмоционально [6, с. 22-23].

В конкретных исследованиях различают  детскую, национальную, тоталитарную, европейскую, африканскую, бюрократическую и иные виды ментальности. Наряду с указанным термином применяется также термин «менталитет».

Одной из общих категорий истории  и культуры является понятие исторического  времени. С ним связана периодизация как форма количественного (временного) обозначения историко-культурных процессов. Историки-гуманисты в числе первых разделили всемирную историю на определенные периоды, рассматривая средневековье как период упадка культуры, а свое время – как ее возрождение. Идеологи Просвещения (Ж.-Ж. Руссо) делили историю человечества на три периода: естественного, дикого и цивилизованного состояния. Марксистская периодизация основана на смене форм собственности. Она подразделяет всемирно-исторический процесс на пять общественно-экономических формаций, которые следуют друг за другом. У. Ростоу, Д. Белл, О. Тоффлер основой периодизации историко-культурных процессов считали развитие орудий труда.

 В соответствии с этим  они подразделяют историческое  развитие на периоды традиционного  индустриального и постиндустриального общества.

Однако история и культура должны рассматриваться не только синхронно, в едином времени, но и диахронно, предполагая особую продолжительность  жизни отдельных стран и народов, каждый из которых переживает периоды  своего рождения, расцвета, кризиса или распада. В теориях локальных цивилизаций, о которых подробнее речь пойдет ниже, периодизация строится по принципу циклически повторяющихся стадий. Например, английский историк А. Тойнби выделял в цивилизациях стадии зарождения, роста, разложения и гибели.

Весьма авторитетна позиция  уже упоминавшейся школы французских  историков-анналистов. Ее представители  работают одновременно в двух направлениях: генетическом – изучение начал исторических явлений и структурном – исследование этих явлений в каждый конкретный исторический момент во всем многообразии их структурных связей.

Новые возможности в исследовании гуманитарных проблем открывает  категория хронотопа, заимствованная М. Бахтиным из современного естествознания. В книге «Формы времени и хронотопа в романе» он рассматривал хронотоп как тип художественной реальности, определяющей структуру событий и поступки героев. Такой способ изучения глубинных структур художественного произведения, ориентированный на учет неразрывности эмоционально-ценностных и пространственно-временных координат, подводит исследователей к новой гуманитарно-культурологической постановке проблемы ментальности.

Особое место в категориальном аппарате и методологии истории  и культурологии принадлежит  понятию цивилизации, соотносимом с понятием культуры. Этому ключевому понятию посвящен следующий параграф: «Культура и цивилизация».

Помимо общности целого ряда категорий  историю и культурологию объединяет единство источников информации и научных  методов. Основу знания в данных науках составляют факты, на различной интерпретации которых базируются многочисленные концепции и представления. Главными источниками информации для историков и культурологов являются памятники истории и культуры, дающие необходимые конкретно-исторические данные: археологические находки, этнографические, лингвистические, художественные работы, фольклорные материалы и др.

Культурология опирается на данные исторических наук, использует их методы при изучении истории культур. Вместе с тем культурология помогает истории установить закономерности исторического развития, понять сущность исторических явлений. Обе эти науки используют целый ряд общих методов: генетический – явление изучается с момента зарождения, в процессе развития и приведения к определенному состоянию; системный – явление выражается как совокупность элементов, образующих определенную целостность, единство; сравнительный – устанавливаются сходство и различие объектов и явлений, что служит основой для дальнейших этапов познания; художественный – способ конкретно-чувственного выражения действительности; феноменологический – описание способов полагания смысла, понимающей психологии. Последние два метода наиболее распространены в современных гуманитарных науках. Остановимся на них более подробно.

Основателем феноменологии считается  немецкий философ Э. Гуссерль. Пытаясь  проникнуть во внутренний мир человека, он отвлекался от всех внешних воздействий  и сосредоточивался исключительно  на смысловых связях и смыслах, называемых феноменами. Поскольку сознание человека замкнуто в себе и смысл нельзя передать как вещь (ведь смыслы каждый продуцирует сам), понимание возможно только по аналогии. К методу феноменологической интерпретации прошлого обращался авторитетный голландский историк Й. Хейзинга. В книге «Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV-XV вв. во Франции и Нидерландах» (1919) он реконструировал смысловое содержание ушедшей культуры, которое оказывается нашим литературно-эстетическим отношением к прошлому: «История – это духовная форма, в которой культура отдает себе отчет о своем прошлом».

Создателем метода понимающей культурно-исторической психологии был немецкий историк  культуры и философ В. Дильтей. Понятие  «жизнь» он рассматривал как способ бытия человека, как культурно-историческую реальность. Человек, по его мнению, не имеет истории, он сам есть история. От человеческого мира истории Дильтей резко отделяет мир природы. Чтобы понять жизнь исходя из нее самой, он выдвигает метод понимания как непосредственного постижения некоторой духовной целостности. Понимание, родственное интуитивному проникновению в жизнь, Дильтей противопоставляет применимому в науках о природе методу объяснения, связанному с конструирующей деятельностью рассудка. Понимание собственно внутреннего мира достигается с помощью интроспекции (самонаблюдения), понимание чужого мира – путем вживания, сопереживания, вчувствования. По отношению к культуре прошлого понимание выступает как метод интерпретации, названный Дильтеем герменевтикой (от имени бога Гермеса, создателя языка и письменности) – истолкованием отдельных явлений как моментов целостной душевно-духовной жизни реконструируемой эпохи. Возможность понимания культуры прошлого Дильтей объяснял общностью духовных связей автора и читателя. «Развитие лингвистики, семиотики, текстологии привело к пониманию того, как текст создается и воспроизводится в пространстве истории»*.                                                                                                                   

В российской гуманитарной мысли понимание глубинной взаимосвязи исторического и культурологического подходов к изучению проблем общественной жизни утверждается еще во второй половине XIX в., что во многом связано с особенностями развития нашей страны, географически, исторически и духовно расположенной между Европой и Азией. Острая полемика западников и славянофилов, по-разному оценивавших наше историческое своеобразие и духовное наследие, выдвинула на одно из ведущих мест в отечественной науке и публицистике проблему национально-культурной самобытности, в решение которой крупный вклад внесли отечественные философы, религиозные мыслители, историки и социологи, в том числе В. Соловьев, Н. Розанов, Н. Данилевский и др.