Пассионарность как движущий фактор культуры

Здесь тоже есть немало того, с чем невозможно согласиться, ну хотя бы с тем, что  римляне поголовно были безбожниками. Говорить о них, как о «потерявших  веру» попросту неправильно, поскольку  понятие веры созрело в христианстве и предполагало наряду с внешним благочестием благочестие душевное. Для древнего язычника важно было не то, о чем думаешь и что чувствуешь, а что ты делаешь, каковы твои поступки. Поэтому значим был культ богов, а не «вера» в них. Но оставим это, ибо главное сказано: «культурный упадок», «дезориентация». А это есть необходимое условие господства пракультурных установок. Замечательная особенность той эпохи заключалась в том, что и язычники, и христиане в большинстве базировались именно на таких установках, но христиане гораздо настойчивее, «пассионарнее», с непреклонным постоянством, поскольку им приходилось преодолевать нешуточное сопротивление, и ради этого идти нередко на муки и смерть. В самом деле, разве принципиальная отгороженность от «нехристей», убежденность в превосходстве своих идеалов и в победе гонимого, отверженного «над веком сим», над еще далеко не умершим язычеством, и все это с превеликой энергией, — разве эти типично пракультурные установки не руководили поступками первохристиан? А позже, примерно со второй половины 3 века, когда христианам уже не приходится преодолевать сопротивление общества и государства и бояться за свою жизнь, в массе «пассионарность» угасает и начинается строительство новой, христианской культуры, пракультурные установки «окультуриваются».

    Цитировавшаяся книга и другие  книги Л. Н. Гумилева полны  многих других примеров пассионарности. В некоторых из них ясно  прослеживаются феномены культурогенеза, о прочих вообще судить трудно  за недостатком сведений. Скажем, о смене культур можно смело говорить после французской революции 1789 года и следовательно о появлении такой фигуры, как Наполеон; смена культур несомненно сопровождает переселения народов (например, в начале Средних веков) — сам же Гумилев настаивает, и вполне убедительно, на тесной адаптивной связи этноса с ландшафтом, а потому и перемена оного должна приводить к культурным пертурбациям. Читателю, надеемся, понятно, почему мы не вникаем во все примеры, — так как тогда пришлось бы написать целую книгу. И еще несколько слов по поводу мотивов гипотезы о космических лучах. Влияние Космоса на судьбы народов и людей давно замечено, как бы ни старались этого не замечать почтенные академики. Не на пустом месте возникли астрология, определенного толка религиозные воззрения, как вне монотеистических религий, так и в самих этих религиях. Но это особая тема, мы ее не раз затрагивали, а в данной заметке этого делать не будем.

    На этом поставим точку. Еще  раз повторим: открытие Л. Н.  Гумилевым пассионарности как  повторяющегося исторического явления — весомый вклад в науку и пролагает в ней новые пути. Вместе с тем, декларировать в качестве причины этого явления что-либо сугубо внешнее, внеисторическое и внекультурное, вроде космических лучей, на наш взгляд, может оказаться излишним — во многих случаях достаточное объяснение содержится в особенностях и закономерностях культурогенеза.

Связь пассионарности с культурогенезом  была замечена некоторыми культурологами (В. А. Шабага), что, на наш взгляд, не дает права зачислять этнолога и автора теории этногенеза Л. Н. Гумилева целиком в их сообщество, а именно это было сделано в энциклопедии «Культурология. 20 век», СПб, 1998 (Т. 1. С. 160); впрочем, авторы статей зачислили туда же В. С. Соловьева и В. В. Розанова (Т. 1. С. 369). Разбирая связь пассионарности с культурогенезом и настаивая на наличии таковой связи, мы подозреваем, что сам Л. Н. вряд ли бы согласился с нами.