Предпосылки возникновения культуры

Вообще говоря, проблему надо разбить на две: 1) происходит ли эволюция живых существ в сторону  создания их собственной культуры или  усвоения человеческой культуры и 2) замечаем ли мы это. Что касается первой, то ответить надо, видимо, утвердительно: птицы, начавшие строить гнезда по-новому, или создавшие  новые рулады в своем пении, не только оказываются замеченными  другими птицами, но и тем самым  создают новый стиль построек или пения, то есть новое направление  в их «культуре». То же самое и  в отношении домашних животных: кошка, например, по утрам, начинает «здороваться», приветствуя хозяев мяуканьем, ибо  у людей при встрече после  ночного сна принято издавать возгласы. Собака, приученная приносить  хозяину шлепанцы, со временем начинает это делать по своему почину, как  заботливый слуга. Все это говорит  о том, что животные со временем вписываются  в окружающую их культуру, но, разумеется, только в меру отпущенных им возможностей.

Обезьяны, живущие  с людьми, особенно обученные речи жестами, тоже «очеловечиваются» –  хотя и весьма своеобразно. Они предпочитают общество людей, вступают в речевой  контакт с людьми, перенимают некоторые  человеческие стороны деятельности. Так, увидев художника, пишущего красками, обезьяны с удовольствием начинают размазывать пигменты из тюбиков  по холсту. Тем самым имитируется  процесс создания картины, его внешняя  сторона; однако обезьяна не понимает смысла такой деятельности и, разумеется, не выражает в красках никакой  реальности, в результате получается типичная мазня. С позиций человека подобное поведение комично, ибо  внешне напоминает деятельность человека, но бессмысленно, поэтому человек  не склонен видеть в нем очеловечивание животного; с позиций обезьяны все  выглядит иначе. Одной из таких подопытных шимпанзе дали пачку фотографий людей  и других обезьян и предложили разложить их на две стопки. Когда  ей попалась фотография ее самой, она  без колебаний положила это изображение  в стопку фотографий людей. Иными  словами, она себя считала «человеком», а не обезьяной, поскольку «овладела» человеческой культурой.

Тем самым дан  ответ и на второй вопрос: мы обычно не замечаем сдвига в сторону нашей  культуры животных именно потому, что  по нашим меркам он очень невелик. Кошка, приветствуя по утрам хозяев, все равно говорит «Мяу», а  не «Доброе утро», «GutenTag» или «Hi». Обезьяна, взяв в руки кисти и начертав на полотне некие мазки красками, на что неспособны ни кошка, ни собака, все равно не пытается отразить ими внешний мир. Иными словами, мы придаем гораздо большее значение тому нейрофизиологическому субстрату, на базе которого возникает поведение животного, чем реальным сдвигам поведения животного в сторону культуры, и если персидские породы кошек оказываются более миролюбивыми к людям и не царапаются, мы считаем, что так и надо, не замечая гигантской дистанции пройденного ими пути по приспособлению к жизни рядом с человеком.

Итак, животные с их точки зрения как раз «становятся  людьми», живя в мире человеческой культуры, однако в наших глазах они продолжают оставаться животными.

Когда нашим предкам  понадобилась культура

Из изложенного  ясно, что генетическая система животных своевременно перестраивает их тело и привычки, так что потребности  в особых созданных искусственно постройках или ритуалах у них  или не возникает, или возникает  в очень незначительной степени. Почему же человек представляет исключение?

Когда мы начинаем сравнивать человека с животными, мы обычно говорим, что он имеет самый  развитый мозг и, как следствие, наиболее тонко управляемые руки, самое  выверенное поведение и великолепную наблюдательность, приводящую к далеко идущим выводам. Однако мозг сначала  должен был развиться, а для его  развития должны были существовать какие-то причины. Странно было бы предположить, что человеческий мозг развился сам  по себе безо всяких видимых причин.

С другой стороны, мы очень не любим отмечать (и  потому почти никогда этого не делаем), что человек очень уступает животным по части обоняния (в сотни  тысяч и миллионы раз по чувствительности и в сотни раз по диапазону  пахнущих веществ), что человек (впрочем, как и высшие приматы) лишен хвоста (и тем самым является своеобразным инвалидом), и что он в отличие  от других животных располагается и  перемещается вертикально, а не горизонтально. А из этого следуют большие  выводы. Так, обоняние является главным видом чувствительности животных; когда возникают сомнения у собаки, хозяина или кого-то другого она видит перед собой, она должна его обнюхать, и если это произведено, то больше никаких сомнений не возникает. Человек же за счет потери обоняния вышел из сферы основной сигнализации животных, из маркирования запахом пола, возраста, состояния здоровья животного, из оставления им пахучих меток на границах его территории. Тем самым он для животных перестал быть своим, переключился на аудиовизуальные средства постижения мира, и потому был вынужден в этом новом аудиовизуальном пространстве создавать новые способы сигнализации. Только времени на это было отпущено мало, каких-нибудь два-три миллиона лет, и по мере уменьшения обонятельных долей головного мозга необычайно сильно разрастались затылочные доли, ответственные за зрение и височные, ответственные за слух.

Что же касается потери хвоста, точнее, его усыхания до крошечного копчика, то и эта трансформация  внешнего облика вывела человека из «культуры» многих животных. В самом деле: кошки  и собаки передают информацию о своем  внутреннем состоянии посредством  хвоста. Так, если собака относится  добродушно, ее хвост поднят; если она  радуется, хвост колеблется из стороны  в сторону, если угнетена – хвост  висит между ног, как веревка. Напротив, если кошка относится добродушно, у хвоста нет определенного состояния, а вот если он бьет сверху вниз –  значит, недовольна. С отсутствием  хвоста исчезает возможность передавать с его помощью эмоциональное  состояние; приходится приводить в  движение совершенно другие части тела, прежде всего лицевые мышцы, и  выражать эмоции наиболее подвижной  частью лица – губами. Улыбка за счет поднятия уголков губ, передача озабоченности  за счет напряжения губ и их утоньшение или огорчения при опускании уголков губ – вот лишь немногие из новых сигналов. Тем самым, лишившись традиционной «зачаточной культуры» животных за счет потери тех или иных чувств или органов, человек был вынужден создавать свои особые виды культуры, соответствующие его возможностям.

Так становится ясной перестройка «культуры» животных на культуру человека, но пока еще остается необъясненной сама расширенная  потребность человека в культуре по сравнению с животными. Для  понимания этой части проблемы необходимо проследить эволюцию приматов. Самые  ранние приматы были насекомоядными, и в поисках насекомых переселились на деревья, где этой пищи было больше, чем на земле или в траве. Поэтому  пришлось приспосабливаться к древесному образу жизни, что привело к вертикальной позе, наличию хватательных конечностей (пальцы рук и ног, способные охватывать ветки), удлинению бедер и сокращению стоп (что лучше соответствовало  перемещению по вертикали). При этом для отражения опасностей стада  обезьян часто кидали в нападавших на них животных плоды деревьев или  отломанные ветки. Так что наши далекие предки хорошо вписались в освоенную ими экологическую нишу – в древесный образ жизни.

Однако под  влиянием каких-то причин (пока в точности неустановленных) приматы вынуждены  были спуститься на землю, будучи совершенно неприспособленными к этому образу жизни. Вертикальная поза, такая удобная  на дереве при его вертикальном стволе и при ветках сверху и снизу, оказалась  невыгодной для быстрого бега; звуковая сигнализация, столь удачная при  отсутствии зрительного контакта между  особями в густых кронах деревьев, на открытой местности действовала  всего на расстоянии десятка метров – дальше сила звука падала, а  ветер мог вообще относить звуки  в прямо противоположную сторону; подручные плоды и ветки для  отражения противника на земле отсутствовали. Земная ниша на первых порах была опасной.

Первая материальная культура, которую начал осваивать  становящийся человек, была, в сущности, лишь видоизмененной «зачаточной культурой» приматов. Так, вместо крепкого ореха в голову неприятеля можно было запустить еще более крепкий и тяжелый камень, а роль очищенной от листьев ветки с успехом стал исполнять высохший от времени фрагмент ствола или крупной ветки – палка или дубина. Тем самым особой «культурной революции» не произошло; человечество лишь заменило привычные орудия, находимые на деревьях, на менее привычные, находимые на земле. Однако появилось и нечто новое. Орехи и ветки бросались с определенного расстояния; обезьяны очень редко ввязываются в ближний бой. Люди же стали применять камни и палки и в ближнем бою, не выпуская их из рук; так ими орудовать сложнее, ибо ими нужно одновременно и ударять (то есть, как бы их выпускать из рук), и в то же время их сжимать (то есть не выпускать). Вместо броска появился удар. Удар был более эффективным, если орудие было заострено; тем самым орудие из ударного стало рубящим. Оказалось, однако, что рубящие движения эффективны не только в бою, но и для обработки материалов: мяса (при разделке туши), дерева (при изготовлении деревянных орудий), камня (для заострения каменных орудий). Получалось, что анатомо-физиологический аппарат, приспособленный к древесному образу жизни с его повышенными нагрузками на конечности, особенно на верхние, простаивал бы на земле, если бы не возможность оперировать с находимыми на земле аналогами древесных орудий, то есть с палками и камнями. И это уже привело к «культурной революции»: этот аппарат стал совершенствоваться, производя соответствующую материальную культуру.

Из этого можно  сделать интересный вывод: каждому уровню культуры живых существ соответствует определенный анатомо-физиологический и нервный аппарат, без которого этот вид деятельности не может ни быть создан, ни функционировать. Иными словами, культура существует не сама по себе, а лишь в условиях определенной экологической ниши и определенного уровня развития организма.

Что дал людям переход  к культуре

Как видим, на первых порах человеческая культура мало отличалась от предкультуры животных, и лишь со временем она, неуклонно развиваясь, становилась все распространеннее и разнообразнее. И если поначалу выгоды от перехода к культуре были малоощутимы и вполне сопоставимы с иными путями биологической эволюции, то позже успехи в культуре были просто ошеломляющими. Возьмем, например, освоение полета живыми существами. Научиться летать пытались многие позвоночные: и рыбы, и рептилии, и млекопитающие, но лучшими летунами мы все-таки признаем не летучих рыб или летучих мышей, а птиц. На это ушли сотни миллионов лет – обычный срок биологического прогресса.

Но вот за дело взялся человек. До поры до времени  это ему совершенно не удавалось, но затем, когда в самом конце XIX века для этого возникли соответствующие  предпосылки, появилась авиация. На это ушло несколько десятков лет  – темп культурной эволюции в таком  случае оказался примерно в десяток  миллионов раз выше темпа биологического прогресса. Таков выигрыш в скорости. Однако авиация отличалась не только темпами развития. Прежде всего, она  превзошла птиц по грузоподъемности. Уже журавли настолько тяжелы, что могут взлетать только с разбега; страусы вообще не в состоянии  поднять себя в воздух. Самолеты тяжелее страусов как минимум  в сотни раз и поднимают  не только себя, но и весьма солидные грузы. Самолеты поднимаются в десятки, а то и сотни раз выше птиц, и их скорости тоже перекрывают птичьи в сотни раз. Самолеты имеют огромную дальность полета, которая в случае необходимости может быть увеличена  за счет дозаправки в воздухе. Иными  словами, культурная эволюция идет в миллионы раз быстрее и приносит результаты в сотни раз более значительные, чем биологическая эволюция.

Из этого, в  частности, следует, что человечество, развивая культуру, эволюционирует быстрее любого вида живых существ. Кстати, этот же вывод справедлив и для различных этносов: страна, отставшая на каком-то этапе эволюции культуры, позже практически не может догнать лидера, и разрыв между развитыми и развивающимися странами со временем только увеличивается. Прямым следствием этого стала замена экологической ниши человечества нишами социальной и культурной, в которых человек проводит свои лучшие годы и к которым он долго приспосабливается. И чем дальше, тем специализированнее становится ниша в культуре.

Можно ли не развивать культуру

В XVIII веке некоторые  философы, например, Ж.-Ж. Руссо призывали  забыть прелести цивилизации и вернуться  назад к природе. До некоторой  степени данный призыв имел успех. Однако возможно ли современному человеку вернуться  к природе в полном смысле слова?

Ответ будет, разумеется, отрицательным. И природа не та, и  человек уже не тот. С одной  стороны, мы отвыкли бегать по тридцать километров в стужу и слякоть  по следам животного, чтобы вступить с ним в схватку с крохотным  деревянным копьем, напоминающим ручку  от швабры. С другой стороны, тех  животных уже нет, как нет тех  лесов и угодий. Но даже если бы они  были, они бы смогли прокормить не десятки  тысяч людей на квадратный километр, а лишь в тысячу раз меньше. Поэтому  мечты о возврате в предыдущие эпохи так и остаются мечтами. Для современного горожанина, мечтающего об отдыхе в деревне от городской  сутолоки, первые дни кажутся райской  жизнью. Но скоро деревенская тишина начинает казаться заброшенностью, простая  пища и утварь – бедностью, а безделье утомляет хуже самой тяжелой работы. Человек тоскует о своей культурной нише, в которую он врос всей душой, и ее ему ничто не заменит.

Развитие культуры уже оставило неизгладимые следы  на теле человека. В ледниковый период ему было холодно, своей шерсти ему  уже было мало, и он стал одевать  шкуры убитых животных. Но это достижение материальной культуры привело к  тому, что собственный волосяной  покров был почти утрачен, и кожа человека теперь стала почти такой  же лысой, как и кожда лягушки. Когда-то все виды человеческой деятельности были либо ходячими, либо стоячими, но уже века два назад появилась сидячая работа, и число ее видов с каждым десятилетием все увеличивается. Следствием этого является гиподинамия, ожирение, излишний вес, ослабление конечностей. Применение рубленой и протертой пищи, вареной и размягченной приправами, очень ослабило весь желудочно-кишечный тракт, начиная от зубов. Постоянный температурный комфорт, ванны, лекарства притупили сопротивляемость организма. Современный человек стал выше и ловчее своего предка, однако слабее и изнеженнее. И со временем положение может разве что усугубиться.

Так что мы при  всем желании не можем ни идти вспять, ни даже оставаться на том уровне культуры, на котором находимся сейчас. Единственное, что нам позволено, так это  идти в будущее чуть быстрее или  чуть медленнее.

Литература

1. Шовен Реми. Поведение животных. М., 1972