Риккардо

                              ↓                                                                                                                                 (1.10)

Рикардианскую эквивалентность  можно суммировать очень просто.

Дефицит не влияет на совокупный спрос в экономике, так как

налогоплательщики знают, что дефицит придется финансировать, и в

предвидении роста  налогов в будущем увеличивают  свои сбережения за

счет экономии от снижения налогов сейчас. Такая  реакция частного

сектора сводит на нет попытки государства стимулировать экономику

через рост расходов или снижение налогов. У государства  нет причин

занимать и  погашать долг. Долг не является проблемой.

Или как в статье Барро Are Government Bonds Net Wealth? Для

владельцев ГЦБ эти бумаги являются активом, а для налогоплательщиков

– обязательством. Финансируемое эмиссией ГЦБ снижение налогов –

словно подарок  тем, кого это снижение касается. Такой  подарок делает

владельцев ГЦБ  богаче, а налогоплательщиков беднее на ту же величину, и

в чистом виде новое  богатство не возникает. Поскольку  домохозяйства

после выпуска  ГЦБ не богаче, чем до выпуска, они  не меняют потребление

в ответ на снижение налогов. Если не меняется потребление, то не

меняются и  инвестиции. А если не меняются инвестиции, то не меняется и

национальный  доход. «При данных расходах фискальные операции,

меняющие сравнительные  объемы налогового и долгового

финансирования, не оказывают никакого влияния на совокупный спрос,

процентные ставки и капиталовложения».36

Стоит подчеркнуть, что рикардианская эквивалентность не отметает

бюджетную политику как бесполезную. Если государство  снижает налоги

сегодня, и домохозяйства  ожидают, что это снижение будет  уравновешено

снижением расходов, то постоянный доход и потребление  домохозяйств

возрастут, а их сбережения сократятся. В этом случае профинансированное

дефицитом снижение налогов ведет к снижению национальных

сбережений. Но заметьте: не снижение налогов, а ожидаемое  снижение

расходов бюджета  стимулирует потребление. Ожидаемое  снижение

расходов бюджета  меняет постоянный доход домохозяйств, а с ним – и

потребление, потому что оно подразумевает пониженные будущие налоги,

даже если текущие  налоги постоянны.

Первым критиком рикардианской эквивалентности  был сам Рикардо.

Он признавал, что если сберегается не вся экономия от снижения налогов,

то потребление  возрастает, а инвестиции сокращаются  и, следовательно,

займы неэквивалентны налогам. Так что при неизменных расходах

бюджета и росте  потребления инвестиции должны сократиться. Причина в

том, что экономия от снижения налогов частично расходуется  на покупку

очередных порций долга.

Ранний Рикардо  расценивал разные источники финансирования

расходов как  эквивалентные, но поздний Рикардо  не считал долг мелкой

проблемой и сомневался в практический значимости рикардианской

эквивалентности. Поздний Рикардо выступил за финансирование войн

дополнительными налогами на имущество (а не займами, полагая, что

последние увеличат военные расходы) и тем самым  «порвал» с

рикардианской эквивалентностью.

Бьюкенен обратился к рикардианской эквивалентности, пытаясь

опровергнуть  «новую ортодоксию». В классической теории долга

рикардианская эквивалентность  торчала как заноза в пальце, и  надо было

это исправить. Среди  строгих допущений Рикардо одно показалось

Бьюкенену особенно уязвимым. У Рикардо бремя долга целиком ложится

на нынешние поколения  в момент возникновения долга  только потому, что

после возникновения  долга граждане дружно списывают  текущую

стоимость своих  будущих налоговых обязательств. Это все равно, что

дружно заплатить  сейчас налоги, равные заемным средствам. В обоих

случаях чистая стоимость  активов сразу уменьшается на одну и ту же

сумму.

Бьюкенен вспомнил, что рикардианская эквивалентность  активно

обсуждалась в  итальянской литературе по фискальной теории. Итальянцы

пришли к выводу, что граждане - прежде всего те, которые  не имеют

активов, - не полностью  дисконтируют будущие налоги. И вот  приговор

Бьюкенена с учетом итальянского вывода: «Представители текущего

поколения несут… бремя государственного долга только в той мере, в

какой они способны правильно предугадывать свою роль и роль своих

потомков в  качестве налогоплательщиков и снижать  текущую стоимость

своего капитала путем списания будущих налоговых  платежей. Если же

временной горизонт индивидов ограничен и будущих индивидов можно

считать концептуально  отделенными от настоящих, то какой-то перенос…

бремени на будущие  поколения неизбежен».37

Бьюкенен критиковал рикардианскую эквивалентность  как новый

классический  экономист. Он сохранил ей «жизнь», признав, что «какой-то

перенос» неизбежен. Разительным контрастом этой «мягкой» критики

являются попытки  новых кейнсианцев дезавуировать  рикардианскую

эквивалентность и убедить общественность в том, что дефицит

провоцирует фискальное вытеснение и необходим очередной раунд

полемики о  дефиците.

Но обе стороны  отмечают, что рикардианская эквивалентность

базируется на слишком строгих допущениях. Бессмертная  семья,

бесконечный временной  горизонт, межпоколенческий альтруизм,

осведомленность, рациональность и прозорливость потребителей,

зависимость потребления  от постоянного дохода, отсутствие ограничения

по ликвидности, совершенный кредитный рынок, - все  это плохо вяжется с

действительностью.

Межпоколенческие  трансферты связывают поколения  экономически,

но их совпадение с дефицитом бюджета по времени случайно, так как

время смерти наследодателей неизвестно. Предки могут использовать свое

имущество для  навязывания потомкам каких-то форм поведения, а не для

передачи по наследству на случай возникновения у потомков

дополнительных налоговых обязательств. А если нет уверенности в

отношении будущих  расходов, трансфертов или процентных ставок, то

люди не будут  знать, какое имущество они смогут оставить потомкам. В

свете этих соображений  идея о межпоколенческом альтруизме выглядит

уж больно эксцентричной.

Далее, кредитный  рынок далеко несовершенен; не все  его участники

могут занимать по одинаковым ставкам. Для государства  ставки ниже, для

домохозяйств  – выше. Домохозяйствам с некачественным имуществом

(для залога) кредит  обходится еще дороже или вообще недоступен. Их

потребление плохо  описывается гипотезой о постоянном доходе, так как

оно особенно чувствительно  к изменениям текущего располагаемого

дохода,

Сам Барро выдвинул пять «основных теоретических возражений

против выводов Рикардо. Во-первых, люди не живут вечно и поэтому не

беспокоятся о  налогах после их смерти. Во-вторых, рынок частного

капитала «несовершенен», и для частного лица реальная ставка

дисконтирования выше, чем для правительства. В-третьих, будущие

налоги и доходы непредсказуемы. В-четвертых, налоги не уплачиваются

одной-единственной суммой, так как они обычно зависят  от доходов,

расходов, богатства  и тому подобного. В-пятых, полученный Рикардо

результат предполагает полную занятость».38

Не отвергая концептуальной значимости всех этих возражений,

сторонники рикардианской  эквивалентности рассматривают  их как

эмпирически второстепенные. Рикардианская эквивалентность  остается, по

их мнению, хорошим  приближением первого порядка к  реальным

последствиям  долга.