Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Сентября 2013 в 22:36, реферат
Деньги давно являются объектом внимательного исследования не только экономистов, но и социологов. Выводы всех исследователей состоят в том, что деньги существенно влияют на современную социокультурную реальность и во многом формируют ее. Являясь средством обмена, они способствуют прогрессу рыночной экономики, параллельно с ней развиваются сами и, ломая одни типы социальных отношений, тут же устанавливают новые, не менее прочные связи.
В то же время, отношения и связи, формирующиеся под влиянием денег, являются настолько специфичными, что можно поставить вопрос об их социальном характере — не выходят ли они за рамки устоявшегося представления о социальном как межличностном и межгрупповом, обусловленном нормами принципами и культурными ценностями, принадлежностью к институтам, преемственностью опыта поколений.
Где же должен лежать предел функциональности денег, чтобы подлинные формы социальных отношений не редуцировались к экономическим, чтобы само общество не разрушалось из-за отчуждения социальных отношений и культурных ценностей? Чтобы ответиить на этот вопрос, обратимся к проблеме генезиса денег.
Г. Зиммель и вслед за ним С. Московичи утверждают, что возникновение денег связано с древнейшими архетипами дара и жертвы19, лежащими в основе любого обмена. Историками и культур-антропологами доказано, что обмен дарами в архаичных обществах представляет собой не экономический феномен, близкий к торговле, а способ установления и поддержания стабильных социальных связей. Г. Зиммель любое социальное взаимодействие сводит к обмену, само общество существует постольку, поскольку люди взаимодействуют, т.е. обмениваются вещами, услугами, обязательствами, чувствами и эмоциями и т.д. Сугубо экономическим, то есть формирующим стоимостные отношения, универсальный процесс обмена делает, по мнению немецкого социолога, феномен жертвы, то есть обозначения ценности даяния. С. Московичи подчеркивает, что экономика обмена это, в сущности, экономика жертвы, поскольку эффективность жертвы пропорциональна цене того, что приносится в жертву. Христос приносит свою искупительную жертву, чтобы «придать смысл этому убеждению», Авраам готов принести в жертву своего сына, чтобы засвидетельствовать любовь к Богу и благодарность за обещание умножить потомство. И вообще, мы отдаем блага, свободное время, силы, подвергаем себя разнообразным рискам, чтобы обозначить цену, которую мы придаем людям, формам деятельности, институтам и т.д. Чем больше наша жертва, тем императивнее заключенное в ней требование возврата долга. Все социально значимые поступки, таким образом, имеют в своей основе отчуждение, дистанцирование от себя какой-либо ценности и одновременно требование ответного блага, ответного дара20.
При таком подходе бескорыстное даяние рассматривается как необязательное, поскольку не предполагает обратной связи. В то же время, в этой логике фактически невозможен бескорыстный дар или жертва, поскольку они всегда подразумевают некие обязательства, накладываемые на того, кому или во имя чего эта жертва приносится: добродетель оплачена моральным удовлетворением или благодарной памятью, подвижничество — спасением души и т.д. Таким образом, все имеет цену, любой поступок совершается не «просто так», а в расчете на получение чего-то взамен. На этом, как считают ученые, и основывается общество как система социальных связей.
Однако у жертвы есть еще по крайней мере один аспект, который не получил объяснения в описанной выше парадигме. Принося жертву богам, люди не просто дистанцируют, отчуждают от себя предметы, но переводят их в иное, сверх-рациональное, высшее измерение бытия, и через них сами на время приобщаются к этому измерению21. Чем дальше от примитивной архаики и повседневной обыденности удается отойти обществу, тем отчетливее оно осознает необходимость соотнесения с высшим началом бытия. Но там не действуют обычные законы вообще, и законы обмена и воздаяния в том числе. Дикарь и варвар ждет от своих племенных богов удачной охоты или военной добычи, или урожая в обмен на жертвы, и в случае их отсутствия может «наказать» изображение божества. Купец, переносящий на отношения с Богом привычные правила торга, старается поставить самую большую свечу в надежде на прощение грехов и дарование удачи. Но даже в архаичных обществах дар вождя — не просто эквивалентная плата за службу, а передача неисчислимых, сверх-рациональных сил, удачи, счастья. Как показал М. Вебер, в сознании протестанта, ведущего во истину бухгалтерский методичный учет своих заслуг и проступков, обретений и потерь в процессе «торга» с Богом, глубинной основой является вера в спасение как иррациональный дар Бога, не зависящий от личных добродетелей и заслуг. Таким образом, дар имеет всегда высший, лежащий за пределами обычной рациональности смысл и вызывает к жизни в ответ такие же социальные силы — мотивы, отношения и связи, выходящие за пределы ожидания адекватного обмена, ориентированные на нравственные и духовные ценности.
Христианская вера в спасение основывается не столько на заслуге — обмене добродетели на спасение, сколько на даре любви. Христос принес свою искупительную жертву не потому, что люди были хорошими и достойными этого, а по любви к ним. Эта идея иррациональной любви и дара, лежащего в основе отношений человека с Богом, объясняется в Евангельской притче о работниках в винограднике и их плате: человек, нанявший работников в свой виноградник, выплатил одинаковую плату и тем, кто был нанят с самого утра и проработал весь день, и тем, кто был нанят позже и проработал совсем недолго. Он не обидел тех, кто работал дольше всех, заплатив им столько, сколько обещал, но им показалось несправедливым то, что проработавшим недолго досталось столько же. На это было сказано: «разве я не властен в своем делать то, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр? Так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званных, а мало избранных» (20 Матф, 15-16). Молитва верующего исполнена не требования «справедливого» воздаяния за добродетели, а сокрушения о неистребимой греховности и надежды на дар спасения по любви Господа и милости Его.
Спасение как высшая реализация личности определяется в конечном счете иррациональным даром любви, а не эквивалентным стоимостным обменом благами. Также и в жизни общества ее самые глубокие основания зиждутся на неоплаченных дарах, начиная с даров природы, которые цивилизация потребляет на протяжении всего своего существования, ничего не отдавая взамен. Продолжение человеческого рода и трансляция опыта поколений основывается на бесплатном даре родительской любви, которая всегда выше, чем простое ожидание ответной любви и заботы от детей. Культура творится не расчетливыми ремесленниками, получающими вознаграждение за труды, а гениями, имеющими талант как дар, и отдающими его в своих произведениях людям столь же безвозмездно — известно, что гении редко получают при жизни признание и плату, чаще они уходят в безвестности и бедности. Этим даром питается наука, искусство, образование, также как государственность питается подвигами и самоотверженностью национальных героев. Даже рациональный современный менеджмент исходит из того, что работник трудится с наибольшей самоотдачей не тогда, когда просто рационально ориентирован на вознаграждение, а когда имеет возможность реализовать в труде нечто сверх оплачиваемых должностных обязанностей — интерес, инициативу, способности. Согласно концепции Й. Шумпетера, деятельность предпринимателя основана не просто на извлечении прибыли из обмена, а на творчестве, азарте, на вложении в дело инициативы, открытии новых возможностей, которые отнюдь не сразу приносят прибыль, а могут и вообще обернуться убытками.
Даже в современном обществе, где деньги стали практически единственной универсальной формой связи и коммуникации, где они, как мы показали выше, детерминируют многие базовые особенности культуры и типы личности, оказывается, что далеко не все можно ими измерить и за них купить. Стоимостной эквивалент, выраженный в деньгах, не отражает, а, напротив, отчуждает, саму социокультурную суть вещей. Можно купить партнеров, но не преданность и надежность; можно оплатить образование и получение профессиональной квалификации, но нельзя купить талант и творческое озарение; можно установить и наладить связи с людьми, но не обрести настоящих друзей или возлюбленных; за деньги можно заставить людей совершать какие-либо действия, работу, но не заставишь совершить подвиг; можно купить произведение искусства, но не умение видеть и чувствовать прекрасное... Но именно то, что нельзя купить за деньги, и образует подлинно социальную и культурную сферу в отличие от экономической.
Таким образом, именно то невыразимое ни в каком денежном эквиваленте, неоплаченное содержание и обеспечивает истинно социальное бытие22. Ф. Тённис утверждал, что общество есть «преходящая и иллюзорная» связь между людьми — оно является таким постольку, поскольку основывается на денежном обмене. В противоположность ему общность является продуктом связи людей, основанной на единстве их жизненного мира, судьбы и повседневной жизни, на живых непосредственных отношениях.
Без обмена и денег не возможно современное общество, но оно не может и исчерпываться свойствами, вызываемыми к жизни деньгами. Собственно социальные связи тем и отличаются от экономических, что не ограничиваются обменом по стоимости, но всегда предполагают присутствие сверхстоимостного компонента, когда отдают ради самого дара, ради ценностей и идей, ради связи и общности с другими людьми. Рациональный «экономический человек» представляет собой лишь научную абстракцию, а не социальную реальность. Он становится живым социальным человеком лишь тогда, когда в его поступках присутствует социокультурная мотивация.
Таким образом, новые формы социальных связей, конституируемых деньгами и основанными на них отношениями обмена, обладают очевидной спецификой, состоящей в универсализации, доминировании количественных отношений и подходов, в нивелировании качественных характеристик бытия.
Представляется, что эта специфика провоцирует исследователей к экономическому и рыночному редукционизму в социологии
* Зарубина Наталья Николаевна — доктор философских наук, профессор кафедры социологии МГИМО (У) МИД РФ.
1 Тённис Ф. Общность и общество. М., 2002, с. 9-12.
2 Тённис Ф. Указ. соч., с. 73.
3 Simmel G. The Philosophy of Money. L., 1978, p. 217.
4 Simmel G. The Philosophy of Money. L., 1978, p. 303.
5 Там же, с. 415.
6 Московичи С. Указ. соч., с. 456-457.
7 Simmel G. The Philosophy of Money. р. 152.
8 Поланьи К. Великая трансформация. СПб., 2002, с. 75.
9 Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Изд. 2, Т. 42, с.
10 Московичи С. Указ. соч., с. 433.
11 Там же, с. 419.
12 Там же, с. 371.
13 Simmel G. The Philosophy of Money. L., 1978, p. 211, 220.
14 Там же, с. 232.
15 Московичи С. Указ. соч., с. 412.
16 Там же, с. 413.
17 Там же.
18 Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000, с.70.
19 Simmel G. The Philosophy of Money. L., 1978, p. 82, 84, ; Московичи С. Указ .соч., Гл. 8. Жертва, лежащая в основе обмена и денег
20 Московичи С. Указ. соч., с. 392-394.
21 Этот аспект жертвы рассматривается в работах французского социолога и религиоведа Ж.Батайя «Теория религии». Минск, 2000; «Проклятая доля». М., 2003.
22 Панарин А.С. Дарение и бытие // Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002.
Информация о работе Деньги как социокультурный феномен: пределы функциональности