Феномен массового общества: сравнительный анализ взглядов Э. Канетти и С. Московичи

В нашем изложении мы хотели бы обратить внимание на современную  постановку рассматриваемой нами проблемы и то значение, которое ей придается  в последние десятилетия XX века. Московичи фиксирует, что мир  живет в эпоху массового общества, человека-массы, в обществе, в котором  происходит обезличивание умов, где  разум играет вспомогательную роль, не принимается инициатива, происходит порабощение индивидуальной души коллективной. И в этом плане дается изложение  взглядов Лебона, Тарда, Фрейда. . Для  него толпа, масса - "это социальное животное, сорвавшееся с цепи. Моральные запреты сметаются вместе с подчинением рассудку... Беспрестанно кишащая людская масса в состоянии бурления - вот что такое толпа. Это неукротимая и слепая сила, которая в состоянии преодолеть любые препятствия, сдвинуть горы или уничтожить творение столетий"⁴.

Конечно, толпы существовали всегда, но в XX веке они, говорит он вслед  за Ортегой, стали "видимыми и слышимыми". Речь идет о "массофикации", под  которой Московичи, как и Арендт, понимает стирание и смешение социальных групп. Место народа заняла аморфная совокупность индивидов. И эта масса, по его мнению, стихийно стремится  не к демократии, а к деспотизму. Повсюду мы наблюдаем "царящие, но не правящие массы". И не случайно, считает он, оказалось, что концентрация массы привела к концентрационным лагерям. Масса - это коллективное устройство, коллективная форма жизни, она представляет собой независимую реальность. Московичи  подчеркивает, что, согласно Лебону, было бы неправильно считать, что образованные слои общества лучше противостоят коллективному  влиянию, чем необразованные. "Масса - это не плебс или "чернь", бедняки, невежды, пролетариат... которые противопоставляли  себя элите, аристократии. Толпа - это  все: вы, я, каждый из нас. как только люди собираются вместе, неважно кто, они становятся массой"⁵.

Особо останавливается Московичи  на мышлении толпы, которое он противопоставляет  мышлению индивида. Толпы мыслят мир  таким, каким они себе его представляют. Мышление толп - говорит он - это всегда мышление уже виденного и уже  знаемого. "Когда мы попадаем, как  рыбы, в сеть толпы, и начинаем грезить  наяву, идеи проникают в наше сознание в виде конкретных схем, клише и  других представлений"⁶. Мышление становится автоматическим, оно помогает соскользнуть с воображаемого на реальное, прямо перейти от идеи к действию. Логика толпы начинается там, где логика индивида заканчивается. Она имеет дело не с идеями-понятиями, а с идеями-образами. Толпа не различает сна от реальности, утопии от науки. Порой состояние человека, находящегося в толпе, сравнивают с сумеречным состоянием сознания, которое утрачивает активность, позволяет предаваться мистическому экстазу, видениям, паническому страху.

Не меньшее внимание Московичи  уделяет роли верований, считая, что  толпы без верований не существуют, как дом без архитектуры. Верования - это скрепляющий их цемент. Любое  коллективное верование бескомпромиссно, радикально. Оно является свидетельством триумфа страсти, фанатизма. Утопическая  вера - доказывает он - есть выражение  инстинкта самосохранения, склонного  к крайним проявлениям. "Для  толпы вера является тем, чем атомная  энергия - для материи: наиболее значительной и едва ли не самой ужасающей силой, которой мог бы располагать человек. Вера активно действует. И тот, кто  ею владеет, обладает возможностью превратить множество скептически настроенных  людей в массу убежденных индивидов, легко поддающихся мобилизации  и еще более легко управляемых"⁷. Именно все эти факторы дают человеку чувство защищенности в толпе, он ощущает себя равным всем. Он как бы обретает тихую гавань, где он защищен от тяжести обрушившихся на него проблем. Чем тревожнее чувствует себя человек, тем более он стремится влиться в массу.

Как и другие авторы, занимавшиеся трактовками масс, толпы, Московичи  обращает самое пристальное внимание на проблему вождя. Его исходная позиция - великие люди не делают историю, но они представляют собой, как он выражается, закваску, активный и созидательный  фермент, на котором подходит тесто, каковым являются массы. Если в начале века фиксировалась победа масс, то к его концу "мы полностью оказываемся  в плену вождей". XX век показал, что толпа по приказу вождей приносит в жертву свои нужды, интересы, идет на преступления, потрясающие воображение. Продолжает разыгрываться миф о  герое, меняющем ход истории. "Он возрождается из пепла в строгом  ритуале церемоний, в парадах  и речах. Толпы участвуют в  гигантских инсценировках на стадионах  или около мавзолеев, которые  оставляют далеко позади себя чествования  римских или китайских императоров... . Этот захватывающий ритуал, эта  грандиозная инсценировка, ставшие  составной частью нашей цивилизации, как цирковые зрелища стали частью римской цивилизации"⁸.

Вождь, лидер дает массам общее мировоззрение, одну и ту же идею, тем самым предлагает им "эрзац  общности". Они самым тесным образом  взаимосвязаны этой идеей. Вожди не могут существовать без признания народа. Они обязаны верить тому, чему верит толпа, масса. Вождь - зеркало толпы и масса узнает себя в нем. Этим объясняется та глубокая привязанность, которая наблюдается у масс по отношению к вождю, и та глубокая скорбь по поводу его ухода из жизни.

Проблема отношения массы  к вождю, патернализм власти, мифологизация  власти являются одними из важнейших  моментов для понимания темы нашего изложения. В этом плане несомненный  интерес представляет и другая книга  С. Московичи - "Машина, творящая богов" (1988).

Машиной, творящей богов, Московичи  называет общество, ведя речь прежде всего  о сотворении им идолов, светской религии  и искусственных богов. Более  того, оказалось, что общество способно создавать еще и демонов. Он напоминает, что идея, охватившая массы, обладает властью объединять людей, изменять их поведение. Поэтому власть идей, иллюзий - это не химера, без этой власти в истории не происходит ничего. Это очень убедительно показал  М. Вебер на примере влияния протестантской этики и своей трактовкой харизмы. В момент смуты - пишет Московичи - ожидается появление вождя или  спасителя. Появляется власть, доверенная одному человеку, обычно наделенного  харизмой. Подобная власть "требует  экстраординарного подчинения определенной личности, ее героической силе и  воплощаемому ею порядку. В обществе, испытывающем состояние разлада, где  все ценности опошлены, вера в экстраординарные качества таких людей, как Иисус, Магомет, Наполеон, Ганди или Ленин, есть подлинное основание их авторитета... . Каждый - будь то Сталин или Мао, Торез  или Кастро - строит вокруг себя фиктивный  пантеон, в котором он занимает почетное место"⁹. В отличие от Арендт, Московичи, вслед за Вебером, придает харизме первостепенное значение и в этом смысле XX век называет веком харизмы.

Массы, впадая в коллективную иллюзию, рассчитывают лишь на личные, сверхъестественные качества своих  вождей и относятся к ним как  верующие к богу, как дети к отцу. Но вожди антисоциальны, ибо они  не связаны условностями, их дела не подлежат контролю. "Часто эти  люди неуравновешенные, с отклонениями, эксцентричные, у них странный взгляд, ненормативное мышление, отрывистая речь. Они фанатики, не колеблясь, жертвуют своими интересами, комфортом, даже семьей ради химерических целей... То, что для большинства является недостатком, становится у них достоинством... символом магической власти"¹⁰. Важнейшим моментом харизматической власти, показывает Московичи, выступает сам факт признания, порожденное энтузиазмом, надеждой, верой, потребностью в наличии подобной власти. Робеспьер и Ленин как бы материализовывали в истории контуры идеального общества, иллюзии воплощения в жизнь надежд и веры в такое общество. Идея харизматического господства не считается ни с законом, ни с принципами разума и может привести к экстремальному разрушению и резне. Он напоминает о действиях Гитлера в Германии, Пол Пота в Камбодже. Логика принятия харизматического вождя побуждает принимать подчинение как свободу, почти как благодеяние. Складывается парадоксальная ситуация, когда благодаря харизме массы чувствуют себя возвышенными тем, что их унижает, объединенными тем, что их изолирует.

Утопические мечтания, которые  охватывают возбужденные умы, согласно Московичи, побуждают следовать  за теми, кто обещает ускорить их осуществление. Создается культ  всеобщего почитания вождя, сопровождаемый величием слов и церемониалами. Московичи  говорит о том, что храм Линкольна  в Вашингтоне, мавзолей Ленина, Пантеон  в Париже существуют только потому, что не хватает разумных и законных оснований для подчинения культу. Более того, харизматическое господство иррационально по своей сути, ибо  зависит лишь от веры в исключительную власть лидера. Он выделяет два типа вождей: мозаичные и тотемические. Первые больше заняты распространением в массах доктрин и верований. Они воздействуют на массы пылкостью  своих убеждений, своей верой  в идеал и упорством, с каким  они к нему стремятся. К такому типу вождей Московичи относит Робеспьера, Ленина, Кальвина, Маркса, Фрейда. Личность вождя как бы незначительна по сравнению с идеей, которую он представляет. Тотемические вожди обольщают  своей персоною, они уверяют массы  в наличии у них магических дарований, благодаря которым возможен выход из кризиса. Они выступают  как персональные спасители от кризисных  ситуаций. Здесь нет речи о скромности, они возбуждают коллективные эмоции, воображение, монотонно повторяя при  этом простейшие формулы. Таким вождям поклоняются как идолам. К подобному  типу относятся Сталин, Гитлер, Муссолини, Наполеон, Мао, Кастро. Он напоминает слова  Вебера, что обладатель харизмы может оказаться сильнее Бога и подчинить его своей воле. Возникают мирские религиозные учения, замешанные на идеологии и надежде на лучшее будущее. Но как только харизма терпит поражение, наступает сильнейшее разочарование. С неистовством разбиваются статуи бывших богов, пророки провозглашаются самозванцами.

"Мы полагали, даже считали  аксиомой, что единоличное господство  наконец изживет себя и о  нем будут знать только понаслышке. Оно должно было стать какой-то  диковиной, как культ героев  или охота на ведьм, о которых  пишут в старинных книгах... Давайте  признаем, что пронизывая многообразие  культур, обществ и групп, поддерживаемая  ими, установилась однотипная  система власти... - власть вождей"¹¹.

Вождь связан с массами  благодаря власти, причем такой власти, при которой отсутствует контроль за властью. И большого отличия деспотии от демократии Московичи в этом плане  не усматривает, ибо суть демократии - уважение закона, согласие большинства  имеют место юридически, но слабеет  фактически. Массовые общества варьируют  от демократического деспотизма до деспотической  демократии.

Как мы стремились показать в своем изложении, в социально-философской  литературе XX век оценивается как  век толпы, как восстание масс. Сама констатация этого явления, не говоря уже об оценке его, ставит вопрос о том, что же будет в  этом плане дальше, как пойдет историческое развитие в этом направлении. И здесь  мы сталкиваемся с двумя противоположными точками зрения. Первая представлена в труде Московичи "Век толпы" и основывается на том, что мы имеем  дело с глобализацией толп. Вторая высказана в работах американского  футуролога и социолога Э. Тоффлера и сводится к тому, что наступает  век демассофикации.

Московичи с полным основанием считает, что массы оказались  в сердцевине глобального видения  нашего века. Они предстают не просто как продукт разложения старого  строя, а как эмблема нашей  цивилизации. Понимание масс и дает ключ к политике, культуре, объясняет "тревожные симптомы, терзающие  нашу цивилизацию". В настоящее  время согласно его трактовке  существует какая-то мистерия масс.

Действия масс во многом определяются коллективным внушением. И в этом процессе первостепенное значение, как и Тард, он придает  средствам массовой коммуникации. На протяжении одного поколения был  совершен переход от культуры слова  к культуре "наглядных образов" (радио, комиксы, плакат, телевидение). Если книгопечатание, отмечает Московичи, создало базу критическому мышлению, то современные СМИ создали техническую  базу автоматическому, некритическому мышлению. Век всеобщей компьютеризации  с ее глобальной сетью Интернета (которая еще не имела столь  широкого распространения в 80-е годы, когда писалась его книга) только способствует массовизации общества. Казалось бы, что в конце XX века господствует рационализм, научность, а мифы и  верования отошли в прошлое. В  действительности мы видим обратное. Мифологизация, светские религии, различного рода верования определяют массовое сознание. К этому необходимо добавить, что массы подвергаются манипуляции  со стороны такой организации, как  государство с его мощной государственной  машиной.

В этой связи Московичи  обращает особое внимание на политику, которую он определяет как рациональную форму использования иррациональных сил. Стихия масс - это анархия, а  не демократия. Сама же демократия возможна лишь при отказе от любого магического, идолопоклоннического осуществления  власти, лишь при освобождении от мифа о всемогуществе, величии вождя, лидера, изменяющего ход истории. Стратегия коллективного внушения способствует самому магическому осуществлению  власти. Гипноз, - говорит он, - оказался извлеченным из сферы медицины и  внедрен в социальную среду, в  культуру в качестве парадигмы нормальных отношений. Здесь можно возразить  Московичи, что это явление не новое, оно имело место на протяжении всей истории человечества. Но нельзя не согласиться с тем, что в  отличие от ожидания просвещенных умов иррациональные моменты не только не оказались вытесненными из социального  поведения человека, но продолжают оказывать основополагающее влияние  на поведение масс. И политика использует этот феномен, порой в ущерб себе самой. Иррациональность оказалась  вытесненной из экономики, науки, техники  и сосредоточилась на власти. Поэтому, подчеркивает он, высказаться "за" или "против" магического осуществления  власти столь же важно, как высказаться "за" или "против" применения атомной бомбы.