Илья Петрович Ильин. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм

 Итак, по Лиотару, главная проблема культуры - найти переходы между гетерогенными "языковыми играми" (les jeux de langage). Это познание, этика, экономика, политика и т. д. Проект современности был направлен на построение социокультурного единства, где все элементы должны найти свое место в органическом целом. Кстати, Хабермас, оппонируя Лиотару, отмечал, что этот проект так и остался незавершенным. Постсовременность, пишет Лиотар, начинается с гибели ("Освенцима") главных метанарративов, связующих гетерогенное многообразие культуры. Но это не означает, что все нарративы исчезают. Он обращает внимание на повседневность и фиксирует, что множество микронарративов (les petits recits) продолжают плести ее ткань, создавая специфические переходы между языковыми играми (здесь его мысль движется по модели культуры кантовского типа). Они избегают участи макро-нарративов, так как являются "языческими", не претендующими на построение единого социокультурного пространства (модель культуры гегелевского типа) и обеспечивают агонистический характер универсума языковых игр, который ориентирован не на согласие, устранение различий, консенсус, но на разногласие, паралогию. Что же происходит в этой ситуации?

"Обращение к метанарративам исключено, мы не можем теперь прибегать ни к диалектике Духа, ни к диалектике освобождения человечества как к удостоверению верности постмодернистского дискурса. Но мы уже можем видеть, что микронарративы остаются формой, которую приобретают воображение, открытие нового и, прежде всего, в науке. <... > Нарратив, таким образом, возвращается в обсуждениях легитимации, таких как открытая систематика, локальность, антиметод, - в общем во всем том, что мы объединяем под именем паралогии"

"Если мы осуществляем  дескрипцию научной прагматики, акцент должен быть отныне  сделан на расхождении, разногласии.  Консенсус - это никогда не  достигаемая линия горизонта.  Исследования, которые совершаются под эгидой "парадигмы" (по Куну), стремятся к тому, чтобы стабилизировать самих себя, они - эксплуатация "идей": технологических, экономических, артистистических.

 Это сохраняется и  сегодня. Мы поражены тем, что  как всегда появляется кто-нибудь, чтобы потревожить дух "Разума". Нужно противопоставить этому  мощь, которая дестабилизирует объяснительные  способности и манифестирует  себя посредством утверждения  новых норм понимания, или,  если это более предпочтительно,  через предложение новых правил  языковых игр в науке, которые  очерчивают новое поле исследования. Если оценить это с точки зрения научного вклада, то это тот же процесс, что Том называет морфогенезом. Сам по себе он не существует без правил (т. е. есть некоторые классы катастроф), но его детерминация всегда локальна. Перенесенная в область научной дискуссии и помещенная во временную перспективу, эта особенность содержит в себе непредвиденность "открытий". По отношению к идеалу наглядности она является фактором формирования "непрозрачности", которая отодвигает момент достижения консенсуса на более позднее время.

 Это уточнение заставляет  ясно осознать, что теория систем  и тип легитимации, который  она предлагает, не имеют никакой  научной базы: ни сама по себе  наука не функционирует в соответствии  с системной парадигмой, принятой  этой теорией; ни общество не  может быть описано в соответствии  с этой парадигмой в терминах  современной науки".

<...> "Чтобы подтвердить,  что она антидифференциальна, наука в своей прагматике предлагает антимодель стабильной системы. Все изложенное предназначено для сохранения такого момента, который вводит различие в то, что уже познано, аргументировано и проверяемо. Наука - это модель "открытой системы", в которой правильность выражаемого есть то, что оно дает рождение идеям, другим выражаемым и другим правилам игры. В науке не существует общего метаязыка, в котором все остальные могут быть транскрибированы и оценены. Это запрещает идентификацию в системе и, в конечном итоге, "террор" этой системы. Раскол между "принимающими решение" и "исполняющими", если он существует в научном сообществе (а он существует), принадлежит к социо-экономической сфере, но не к научной прагматике. Он является одним из главных обстоятельств развития воображения "знающих".

 В общем вопрос легитимации становится следующим: каково в целом соответствие между антимоделью, предлагаемой научной прагматикой, и обществом? Применима ли она к необъятным облакам языковой материи, которые формируют общества? И в этом случае, какую роль она играет с точки зрения социальной связи? Достижим ли идеал открытого сообщества? Находит ли место в обществе небольшая группа принимающих решение, которая избирает для общества критерий функциональности, отбрасываемый позже ради самосохранения? Или наоборот, имеет место отказ от сотрудничества этой группы с властями и переход в контркультуру с риском вымирания всякой возможности исследования?

 В начале исследования  мы подчеркнули не только формально,  но и прагматически отличие,  которое разделяет разные языковые  игры, а именно: денотативные (или  познания) и прескриптивные (или действия). Научная прагматика сконцентрирована на денотативных выражениях, именно им она обеспечивает место в институтах познания. Но ее постмодернистское развитие на первый план ставит окончательный "факт": лишь дискурсия денотативных выражений требует правил. Но правила не есть только денотативные, а и прескриптивные выражения, лучше сказать, метапрескриптивные, чтобы избежать беспорядка (они предписывают, какими должны быть действия в языковых играх, чтобы быть приемлемыми). Дифференцирующая активность или активность воображения, или паралогия в современной научной прагматике направлена на выявление этих метапрескриптивов и побуждение к тому, чтобы партнеры в качестве таковых принимали новые предложения. Легитимация этих побуждений подразумевает, что они дают начало рождению новых идей.

 Социальная прагматика  не имеет "простоты" научной  прагматики. Это монстр, сформированный  наслоениями классов гетероморфных высказываний (денотативных, прескриптивных, перформативных, технических, оценочных и т.д.). Нет никакого смысла полагать, что мы можем сегодня определить общие метапредписания во всех этих языковых играх, а также то, что консенсус, который царствует на некоторый момент в научном сообществе, может объять все множество предписаний, регулирующих все высказывания, которые циркулируют в сообществе. Это верно и по отношению к той вере, которая связана с закатом традиционных или "современных" нарративов легитимации (освобождение человечества, становление Идеи). В равной степени это и потеря веры в то, что "идеология системы" одновременно может заполнять доверху своей тотализирующей претенциозностью все языковое пространство и выражать через цинизм свой критерий эффективности.

 По этой причине  не представляется возможным  ориентировать разработку проблем  легитимации так, как это делает  Юрген Хабермас. Он предлагает достичь универсального консенсуса посредством того, что называет Дискурсом (диалогом аргументаций).

 В действительности  это значит предположить две  вещи.

 Первая состоит в  том, что все люди, формирующие  выражения, могут согласиться  по поводу правил или метапредписаний, признав их годными для всех языковых игр; тогда как ясно, что все они реально гетероморфны и поднимают практические гетерогенные вопросы.

 Второе предположение  состоит в том, что окончание  диалога есть консенсус.

 Но мы показали, анализируя  научную прагматику, что консенсус  есть лишь только состояние  дискуссии, но не ее окончание.  Последним является в большей  степени паралогия. Что исчезает вместе с этой двойной константой (гетерогенностью правил, поиском разногласий), так это вера, которая оживляет исследование Ю. Хабермаса. Это вера в то, что человечество как коллективный (универсальный) субъект желает своего общего освобождения посредством урегулирования "ударов", допускаемых во всех языковых играх, и что легитимность некоторых высказываний состоит во вкладе в это освобождение.

 Дискурс в аргументации Ю. Хабермаса есть последнее препятствие, противопоставленное теории стабильной системы. Причина хороша, но аргументы таковыми не являются. Консенсус стал устаревшей и подозрительной ценностью. Вот уж что не является им, так это справедливость. Таким образом, необходимо обратиться к идее и практике справедливости, которые не должны быть связаны с идеей и практикой консенсуса.

 Узнавание гетероморфности языковых игр - первый шаг в этом направлении. Очевидно, что оно внутренне содержит отречение от террора, который предполагает и пытается реализовать его изоморфию. Второй шаг - это утверждение, что если консенсус есть для правил, которые определяют каждую игру и "удары", которые в ней наносятся, то этот консенсус должен стать локальным, так сказать, достигающим только современных партнеров и подверженным возможному аннулированию. Тогда будем двигаться в направлении умножения конечных метааргументаций, мы хотим сказать, в направлении умножения ограниченных в пространстве и времени метапрескриптивов.

 Эта ориентация соответствует  эволюции в наши дни социальных  взаимодействий, когда временный  договор фактически вытесняет  беспрерывное образование, обучение  в областях профессиональных, эмоциональных,  сексуальных, культурных, семейных, интернациональных. Эволюция есть, конечно, двусмысленность:

 система покровительствует  временному договору по причине  его наибольшей гибкости, наименьших  издержек и "вскипания" мотиваций,  которые ему сопутствуют, - то  есть всех факторов, содействующих  лучшей действенности.

 Нужно радоваться, что  тенденция к временному соглашению  должна быть двусмысленна: она  не принадлежит только к конечной  цели системы, но эта последняя  ее допускает, и она указывает  в своей глубине на другую  конечную цель. Это познание языковых игр как таковых и решимость взять на себя ответственность за их правила и за их последствия, главным среди последних тогда становится то, что признает действенность принятия первых. Это исследование паралогии".

*наррация (или повествование, рассказ, сказ) - подоснова иерархии языков культуры, она говорит как бы от имени истины. (прим. пер.)

**легитимация - показ  того, что явление культуры существует  естественно, "на законных основаниях". (прим. пер.)

Цит. по: Культурология / Пер. и коммент. Н. Ефремова. Ростов н/Д, 1995. Лиотар Жан-Франсуа "Постсовременное состояние"