Этнометодология Гарольда Гарфинкеля

Так же в рамках своей феноменологической философии Гуссерль сформулировал учение о «жизненном мире», оказавшее наибольшее влияние на возникновение феноменологической социологии. Жизненный мир - это целостная структура человеческой практики, это то, чем люди живут, имея об этом часто смутное, непроясненное, нерефлектировапное знание. Это сфера непосредственно переживаемого опыта, которая может быть описана феноменологически. Знание, полученное таким образом, — это научное знание о повседневной жизни, которое превратится впоследствии в социологии знания в повседневное, или в обыденное, знание, имеющее определенную социальную природу.¹¹

Последователем Гуссерля является немецкий философ и социолог Макс Шелер (1874—1928). Исходной позицией феноменологической социологии Шелера явилось разграничение всего бытия на две сферы: субструктуры (или реальных социальных факторов) и суперструктуры (или духовных, идеальных форм). К первой немецкий мыслитель относит географические, биологические, демографические, экономические, политические феномены (явления). Они представляют собой определенную базу социальной детерминации идей. Что касается суперструктуры, то она существует, по Шелеру, независимо от субструктуры, поскольку является сферой «абсолютного духа», «идеальных сущностей», а человеческое познание есть способ приобщения к этой сфере.¹²

Шелер вывел «закон трех фаз», характеризующий исторический процесс. На первой фазе возникает «независимая переменная» в виде кровнородственных связей и основанных на них социальных институтов. На второй фазе появляется совокупность политических факторов, на третьей фазе — экономических факторов. Знание как таковое выступает для Шелера как совокупность самых разнообразных представлений: научных, философских, религиозных, мистических и др.

Отсюда вытекает классификация  знания, рассматриваемого немецким социологом в качестве ценностного феномена. Он выделяет три «высших рода» знания: знание ради господства, или деятельностное знание позитивных паук; знание ради образования, или образовательное знание философии; знание ради спасения, или религиозное знание. Для краткости Шелер определяет их как позитивное, метафизическое и религиозное знание. Он считал, что каждый из этих трех родов знания несводим к другому, он существует, «заложен» в самой природе человека.¹³

Говоря о социальных формах каждого  рода знания, Шелер считает, что для позитивного знания создаются учебные и исследовательские организации, более или менее тесно связанные с техническими и промышленными организациями, профессиональными сообществами (юристов, врачей, ученых, государственных чиновников). Для образовательного знания существуют «школы мудрости» (в античном смысле) и образовательные сообщества, которые связывают воедино учебную, исследовательскую и жизненную практику своих членов и которые сообща признают какую-либо относящуюся к мирозданию «систему» идей и ценностей. Для религиозного, целительного знания существуют общины, церкви, секты, объединенные теологически направления мысли.¹⁴

Идея Шелера сводится к тому, что  имеется определенное внутреннее сродство между данными типами знания (научно-позитивное, метафизическ ческое, религиозное), типами их носителей (ученый, исследователь; мудрец, мыслитель, философ; провидец, святой) и типами (формами) организации (школа в современном смысле, исследовательский институт; школа мудрости в античном смысле; церковь или секта). Как пишет социолог, «все эти формы, каждая на свой лад, разрабатывают догмы, принципы, теорий в таких формулировках, которые, возвышаясь над естественным языком, составляют сферу "образовательного языка", выражаются в "искусственных" знаковых системах в соответствии с сообща признаваемыми ими конвенциями измерения и определенной "аксиоматики"».¹⁵

Подводя итоги, можно смело утверждать, что основные идеи творчества Шелера сыграли заметную роль в появлении  феноменологической социологии.

Концепция одного из основателей феноменологической социологии и наиболее ее ярких представителей — А. Шюца оказалась сформулированной под непосредственным влиянием идей немецких мыслителей начала XX в.

Альфред Шюц (1899—1959) в течение своей  жизни не был широко известным социологом. Только после смерти его работы привлекли интерес и внимание большого количества социологов.¹⁶

Взгляды Альфреда Шюца базировались на идеях У. Джемса, М. Вебера, Дж. Мида, а также  Э. Гуссерля и М. Шелера. Шюц критиковал позитивизм за неверное понимание природы социальных явлений, которую его представители приравнивали к природе естественных, т.е. природных, явлений. Он считал, что природные явления не имеют внутреннего смысла, в отличие от социальных. А смысл этот придает социальным явлениям интерпретирующая деятельность человека. Отсюда — центральные понятия его феноменологической социологии: жизненный мир, повседневный мир, социальный мир. Можно сказать, что эти понятия тождественны. В целом это мир, наполненный смыслом, который придают ему люди в повседневной жизни. По существу, феноменологическая социология Шюца – разновидность понимающей социологии.

Люди, считал социолог, живут в целом  ряде миров (мир опыта, мир науки, мир религиозной веры, мир душевной болезни, мир художественной фантазии и т.д.). Каждый из них есть совокупность данных опыта, которая характеризуется определенным «когнитивным стилем». Когнитивный стиль — это сложное образование, показывающее специфическую форму вовлеченности личности в активную деятельность. Австрийский социолог считает, что «исследование основных принципов, в соответствии с которыми человек в повседневной жизни организует свой опыт и, в частности, опыт социального мира, является первостепенной задачей методологии общественных наук».¹⁷

Для Шюца как феноменолога основное — это не объекты, а их значения, созданные деятельностью  нашего разума. Самый значимый итог феноменологической социологии Шюца —  это анализ свойств обыденного мышления и повседневное, которую он рассматривал как одну из сфер человеческого опыта, характеризующуюся особой формой восприятия и осмысления мира.

Подводя итоги, можно сказать, что в феноменологической социологии подчеркивается роль субъективной стороны и предмета исследования — отношения человека к повседневному бытию, делается акцепт па активном, сознательном, творческом элементе «конструирования» социального мира, который может рассматриваться только в связи с позициями, целями и интересами взаимодействующих субъектов. В этом проявляется направленность феноменологической социологии против позитивизма и неопозитивизма, явно недооценивающих роль и значение гуманистической линии в социальных науках.

1.3. Культурная и социальная  антропология

Антропология как область научного исследования сложилась в европейской культуре в XIX веке. Окончательно она оформилась в течение последней четверти XIX века и связывалась с задачей полного понимания человека. Здесь объединялись: антропология, или естественная история человека, включая его эмбриологию, биологию, анатомию, психофизиологию; палеоэтнология — ранние стадии распространения человека на Земле, его поведения и обычаев; социология — отношения людей между собой; лингвистика — образование и существование языков, фольклор; мифология — возникновение, история и взаимодействие религий; социальная география — воздействие на человека климата и природных ландшафтов; демография — статистические данные о составе и распределении человеческой популяции.¹⁸

В истории становления антропологии обычно выделяются следующие периоды: этнографический, эволюционистский, исторический. В это время происходило накопление знаний, формирование представлений о предмете и границах этой познавательной области, кристаллизация исходных оснований и ключевых категорий. С конца XIX века из этой общей области познания выделяется самостоятельная научная дисциплина, которая в США получала название культурной антропологии, в Великобритании — социальной антропологии.¹⁹

В настоящее время эта область  познания считается самой мощной по своим материальным и человеческим ресурсам в ряду мировых наук о культуре. За период после Второй мировой войны здесь продолжается тенденция к дифференциации и специализации знаний о человеке и культуре. Так, в настоящее время Американская антропологическая ассоциация на автономных началах объединяет общества культурной, лингвистической, медицинской, биологической, психологической, гуманитарной, урбанистической, латиноамериканской, визуальной антропологии, Американское этнологическое общество, Национальную ассоциацию практической антропологии, Совет по антропологии и образованию. Независимо от Ассоциации существуют Общество прикладной антропологии, Лингвистическое общество Америки, Общество исторической археологии.

Университетские программы по культурной антропологии в США, по традиции, заложенной Ф. Боасом и А. Кребером, включают в себя такие дисциплины, как собственно культурная антропология, физическая антропология, археология, лингвистика.

Новые стимулы социальная и культурная антропология получила после Второй мировой войны. Можно говорить о некоторых факторах, повлиявших на развитие социальной и культурной антропологии.

Политические факторы. В этот период начались глобальные процессы, во многом определившие мировую ситуацию второй половины XX века. Во-первых, завершилась эпоха колониализма; по крайней мере на официальном уровне подавляющее большинство бывших колоний приобрели политическую самостоятельность. Между развитыми и развивающимися странами начали формироваться новые отношения и в то же время возникли специфичные напряжения. Развивающиеся страны оказались перед выбором путей движения, партнеров и т. п. Соответственно возникла необходимость осмыслить изменившийся контекст международных связей, наметить стратегии поведения в его рамках. Это расширило сферу познания, связанного с культурным многообразием и динамизмом стран, регионов, этнических групп. Во-вторых, активизировались националистические движения, обострились межрегиональные, межэтнические, межконфессиональные конфликты, участились локальные войны, интенсифицировались международные терроризм и преступность. Это стимулировало антропологические исследования политических отношений, войн, агрессивного и отклоняющегося поведения.

Социально-экономические  факторы. После Второй мировой войны начался переход от индустриалима к постиндустриализму в развитых странах и интенсифицировались процессы модернизации в развивающихся. Это вызвало ряд глобальных социальных и культурных последствий. Во-первых, ускорились процессы формирования транснациональных корпораций, международных политических и экономических сообществ и т. п. В теории культуры реакцией на это стало выделение политической, организационной и правовой антропологии. Во-вторых, возросла динамичность урбанизационных процессов, в частности, за счет миграции значительных групп населения, в основном бедных и малообразванных. Благодаря этому сформировалась урбанистическая антропология, включающая в себя, в частности, исследования культур бедности, субкультур групп риска, а также рассмотрение культурных проблем городских сообществ, социального участия. Изменения в мировой экономике породили ряд новых социокультурных проблем, связанных с ростом безработицы, увеличением общего объема свободного времени, переменами в структуре профессиональной подготовки и переподготовки. Соответственно в области наук о человеке усилился интерес к теме образа, стиля, качества жизни; проблемам молодежи и «третьего возраста»; изменениям тендерных отношений и ролей; развитию индустрии досуга.

Мировоззренческие факторы. Вторая половина XX в., как известно, характеризуется усложнением социокультурной жизни в глобальном масштабе. Ломка традиционных нормативных структур, распространение анемических процессов, релятивизация культурных ценностей обусловили кризис личностной, культурной идентичности, если и не в массовом, то в весьма значительном масштабе. Это стимулировало научные поиски в области психологической антропологии, социализации и инкультурации, отклоняющегося поведения. Далее, превращение массовой культуры в глобальный феномен погрузило множество людей в атмосферу унифицированного языка, стандартизованных образов и эстетических форм, упрощенных алгоритмизированных образцов суждений, поведения, отношений. Однако в таких условиях люди ощущают, что их переживания не укладываются в предлагаемые стереотипные рамки, и за этими пределами остается многое, чему пока еще не найдено приемлемых выразительных средств. Отсюда тяга к более сложной культурной идентификации, которую люди ищут в обращении к этническим, историческим, конфессиональным корням, в стремлении обрести личностное самоопределение. В рамках культурной антропологии ответом на это стали исследования проблем идентичности, типов и форм реакции на процессы унификации в культуре; изучение закономерностей существования массовой культуры и её связей с более широким культурным контекстом.

Научные факторы. В этот период происходят серьезные изменения в сфере философского и научного познания, которые распространились на культурную антропологию не в меньшей степени, чем на другие науки. Коротко говоря, примерно с середины 60-х годов XX в. стало понятно, что начался процесс, обозначенный Т. Куном как смена научных парадигм, а М. Фуко как изменение эпистемы. Рефлексия к основаниям теорий и методологий, относящихся к изучению человека, общества и культуры, привела к обнаружению сомнительности, несоответствия, архаичности некоторых из них по отношению к необходимости решать накопившиеся в культурной антропологии проблемы. Так, неадекватными для объяснения функционирования и динамики социокультурных систем оказались практически все теории, авторы которых претендовали на универсальность интерпретаций. Соответственно в качестве проблемной области высветилась социокультурная микродинамика, её движущие силы и их организация в механизмы формирования моделей исторических процессов.

Следует подчеркнуть, что в течение XX века в рамках культурной антропологии сконцентировался богатейший эмпирический и теоретический материал. И не только благодаря научному переосмыслению многочисленных и разнообразных исторических данных. Основными источниками систематизированных данных стали результаты многочисленных полевых исследований. И если в первой половине века такие исследования носили, в основном, академический характер и побуждались стремлением сохранить информацию об уходящих в прошлое «примитивных» культурах, то со второй его половины ситуация меняется. Стала очевидной прагматическая ценность знаний об истоках общего и специфичного, устойчивого и меняющегося в культуре. Такого рода знания начали эффективно применяться в сферах массовой коммуникации, торговли, в практике транснациональных корпораций, дипломатии и т. п. Соответственно культурно-антропологические исследования стали лучше финансироваться, что способствовало как росту объема эмпирических данных, так и развитию теоретической и методологической оснащенности дисциплины.²⁰