Социальное неравенство, основные показатели и тенденции в российском обществе

      М. Вебер утверждал, что собственники — это позитивно привилегированный класс. На другом полюсе — негативно привилегированный класс, сюда он включал тех, кто не имеет ни собственности, ни квалификации, которую можно предложить на рынке. Это люмпен-пролетариат, Между двумя полюсами находится целый спектр так называемых «средних классов», которые состоят как из мелких собственников, так и из людей, способных предложить на рынке свои навыки и умения (чиновники, ремесленники, крестьяне).

      М. Вебер не принимал распространенных в его время идей о гармонии классовых отношений. Для М. Вебера свобода контракта на рынке означала свободу собственника эксплуатировать рабочего. Однако в этом вопросе между ним и Марксом были существенные различия. Для М. Вебера конфликт классов по поводу распределения ресурсов был естественной чертой любого общества. Он даже не пытался мечтать о мире гармонии и равенства. С его точки зрения, собственность это лишь одни из источников дифференциации людей, и его ликвидация лишь приведет к возникновению новых.

      М. Вебер считал необходимым признание того факта, что «закон господства» является объективным технологическим законом, и что общество в силу этого оказывается для неимущего рабочего класса, по собственным словам М. Вебера, «домом рабства». Он подчеркивал, что рационализация означает деление общества на правящий класс собственников, руководствующийся исключительно своей выгодой, и лишенный собственности рабочий класс, вынужденный смириться со своим жребием под угрозой голода. Однако он никогда не обсуждал вопроса о возможном революционном выступлении масс. М. Вебер, в отличие от К. Маркса, сомневался в вероятности того, что рабочие смогут подняться до настоящей классовой сознательности и объединяться в общей классовой борьбе против системы, эксплуатирующей их. Это может произойти, по М. Веберу, только в том случае, когда контраст жизненных шансов перестанет восприниматься рабочими как неизбежный, и когда они поймут, что причиной этого контраста является несправедливое распределение собственности и экономическая структура в целом.

      По  его предположению, мыслима лишь одна рациональная экономика, которая является технократической системой, действующей через механизм привилегий собственности и классового господства. Поэтому там не может существовать никакой дихотомии интересов. В рациональном обществе М. Вебера те, кто оказывается в неблагоприятном положении, становятся скромными в силу необходимости быть в согласии с разумом. В этом смысле класс представляет собой своего рода отражение в обществе количественной рациональности рынка. Благодаря этому становится явным, кто чего стоит, и кто что делает в обществе. При этом то, что люди получают, и то, что они делают, зависит от их жизненных шансов. Эти шансы являются вероятностными оценками продолжительности и качества жизни. Социальный класс является функцией общей оценки «жизненных шансов». У одних эти шансы велики, они подкрепляются высоким престижем в рациональной системе капитализма, у других они низкие, оскорбляющие человеческое достоинство.

    Таким образом, веберовская трактовка  социального неравенства предполагает, что в нем на одном и том же человеческом материале, выступая в различных конфигурациях, существуют и взаимодействуют три типа стратификационных иерархий. Они в значительной степени независимы друг от друга и с разных сторон и на разных принципах упорядочивают и стабилизируют поведение членов общества. Такой подход, по мнению Вебера, позволяет лучше понять закономерности развития и строения общества, чем предположение чистой связи между ними и разделение их на «первичные» и «производные», особенно когда речь идет о свободе и социальной справедливости.

2. Сущность социального неравенства и его причины.

    Все развитые  общества характеризуются  неравным распределением материальных и символических благ, вознаграждений и возможностей как в отношении  отдельных индивидов, так и между группами внутри общества. Неравенство выступает констатацией специфического человеческого существования. Это  является причиной того, что в любом сложном обществе существуют те или иные структуры  социальных неравенств, что порождает усилия по поиску их объяснения и оправдания.

      При рассмотрении проблемы социального  неравенства вполне оправдано исходить из теории социально-экономической  неоднородности труда. Выполняя качественно  неравные виды труда, в разной степени  удовлетворяя общественные потребности, люди иногда оказываются заняты экономически неоднородным трудом, ибо такие виды труда имеют разную оценку их общественной полезности.

      Именно  социально-экономическая неоднородность труда – не только следствие, но и причина присвоения одними людьми власти, собственности, престижа и отсутствия всех этих знаков продвинутости в общественной иерархии у других. Каждая из групп вырабатывает свои ценности и нормы, и опираются на них, если они размещаются по иерархическому принципу, то они являются социальными слоями.

      В социальной стратификации имеет  тенденцию наследование позиций. Действие принципа наследования позиций приводит к тому, что далеко не все способные  и образованные индивиды имеют равные шансы занять властные, обладающие высокими принципами и хорошо оплачиваемые позиции. Здесь действуют два механизма селекции: неравный доступ к подлинно качественному образованию; неодинаковые возможности получения  позиций в равной степени подготовленными индивидами.

      Социальная  стратификация обладает традиционным характером. Поскольку при исторической подвижности формы ее сущность, то есть неравенство положения разных групп людей, сохраняется на протяжении всей истории цивилизации. Даже в примитивных обществах возраст и пол в сочетании с физической силой был важным критерием стратификации. Учитывая неудовлетворенность членов общества существующей системой распределения власти, собственности и условий индивидуального развития, надо иметь в виду универсальность неравенства людей.

      Стратификация, как и любая другая наука, имеет свои формы. До сих пор мы говорили о неравенстве без учета его формы. Между тем от формы зависит и интенсивность стратификации. Теоретические возможности здесь колеблются от такой крайности, когда любому статусу приписывается одинаковое количество и того и другого и третьего. Крайних форм стратификации не было ни в одном историческом объекте.

      Сопоставим  ситуацию, когда в обществе многочисленны  социальные слои, социальная дистанция  между которыми невелика, уровень  мобильности высок, низшие слои составляют меньшинство членов общества, быстрый технологический рост постоянно повышает “планку” содержательного труда на нижних ярусах производственных позиций, социальная защищенность слабых, помимо прочего, гарантирует сильным и продвинутым спокойствие и реализацию потенций. Трудно отрицать, что такое общество, такое межслоевое взаимодействие скорее по своему идеальная модель, чем обыденная реальность.

      Большинство современных обществ далеки от этой модели. Или присущи концентрация власти и ресурсов у численно небольшой элиты. Концентрация у элиты таких статусных атрибутов как власть, собственность и образование препятствует социальному взаимодействию между элитой и другими стратами, приводит к чрезмерной социальной дистанции между нею и большинством, Это означает, что средний класс немногочислен и верх лишен связи с остальными группами. Такой социальный порядок способствует разрушительным конфликтам.

    Сущность  социального неравенства заключается в неодинаковом доступе различных категорий населения к социальным благам, таким как деньги, власть и престиж. Сущность экономического неравенства в том, что меньшинство населения всегда владеет большей частью национального богатства. Иными словами, самые высокие доходы получает наименьшая часть общества, а средние и наименьшие - большинство населения.  

     3. Социальная справедливость и социальное неравенство в российском обществе

     
          Проблема социальной справедливости тесно связана с проблемой равенства и неравенства людей в конкретных исторических условиях. Иногда можно встретить утверждение, что справедливость есть не что иное, как последовательно проведенное равенство. И это мнение не случайно, оно исторически обусловлено. «В человеческой душе, – как верно замечает один из исследователей, – заложено глубокое стремление к равенству, в ней еще первобытным каменным топором была высечена нестираемая надпись: «все поровну». Однако желание отличиться, выделиться, получить больше тоже свойственно человеческой натуре. Сложно организованное общество, основанное на разделении труда и социальной иерархии, порождает моральные представления, которые санкционируют неравенство людей, вытекающее из различий между ними. Противоречивое соотношение равенства и неравенства составляет сердцевину исторически меняющихся концепций справедливости[7,с.214]. 
           Таким образом, социальная справедливость выступает как категория, с помощью которой характеризуется объективно обусловленная уровнем материальной и духовной зрелости общества мера равенства и неравенства в жизненном положении различных социальных общностей и индивидов[3,4,9]. Справедливость, соотнося людей и их поступки, определяет, в чем и как люди непременно должны выступить как равные друг другу, и в чем и как они могут и должны отличаться друг от друга. Как писал великий русский философ И.А. Ильин, «справедливость есть искусство неравенства. В основе его лежит внимание к человеческой индивидуальности и к жизненным различиям»[13,с.91]. 
 
          Необходимо также помнить, что, вопреки расхожему мнению, равенство может быть источником конфликтов и несправедливости, а неравенство – согласия и справедливости. Практика показывает, что эти два явления необходимо рассматривать и исследовать в тесной взаимосвязи, взаимозависимости и взаимодействии: одно без другого не существует[2]. Естественно, что проблема социального неравенства имеет конкретно историческое звучание, жестко привязана к национальной специфике, особенностям исторического развития той или иной страны. Не исключением здесь является и современная Россия.  
 
          Глобальные тенденции своеобразно преломляются на нашем социальном пространстве. Если рассматривать трансформацию как необходимый и неизбежный процесс, то очевидным становится отсутствие теоретически и практически обоснованной политики по социальной реконструкции России, в силу чего такая реконструкция происходит стихийно, непоследовательно, даже иррационально. Это подтверждают и исследования социальной структуры российского общества, проведенные в последние годы: они фиксируют ее крайнюю неустойчивость, аморфность, неопределенность. Безусловно, такие тенденции, отражаясь в общественном сознании, рождают массовое ощущение несправедливости происходящего, что не может не дискредитировать политику реформ. 
 
          Необходимо учитывать, что в сложном и противоречивом процессе общественных преобразований возникают новые формы социальной дифференциации, во многом изменяющие структуру и динамику жизнедеятельности людей как на макроуровне, так и на уровне первичных социально-производственных ячеек. Формируется новая система отношений неравенства в социальном пространстве. Меняются соотношение форм собственности, институты власти, происходит исчезновение одних групп и слоев, возникновение других, дробление третьих, изменение социальной роли и статуса четвертых и т.д. 
 
         Отечественные социологи с учетом данных обстоятельств исследуют различные аспекты этой проблемы. Здесь можно назвать работы З.Т. Голенковой, Д.Л. Константиновского, В.В. Локосова, Н.Е. Тихоновой, а также ряд коллективных монографий.[1] Тем не менее, многие аспекты данной научной проблемы еще ждут своего решения. Обозначим лишь некоторые из них. 
 
         Современное понимание проблемы социального неравенства основывается на изучении процессов социальной интеграции и дезинтеграции. 

      Социальная интеграция чаще всего понимается как процесс гармонизации отношений между различными социальными группами. Абсолютизация интеграции, придаваемое ей исключительное значение приводит к игнорированию социального конфликта, понимаемого как патологическое явление. При этом не обращается внимание на движущие силы общественного развития и само общественное развитие. Акцент делается на согласованности и гармонии элементов общества (традиция идет от Платона, Гоббса, Конта, Дюркгейма и особенно Парсонса). 
 
         Социальная дезинтеграция рассматривается как противоположный процесс. Наиболее частые ее формы – распад или исчезновение единых социальных ценностей, общей социальной организации, институтов. Полная социальная дезинтеграция разрушает систему, но не обязательно – ее составные части. Большинство социологов использует этот термин в смысле относительного снижения общесоциального контроля или, по крайней мере, снижения влияния общепринятых правил социального поведения (У. Томас, Ф. Знанецкий). Этим понятием часто означается и отступление от норм организации и эффективности, т.е. принятого институционального поведения, то ли со стороны индивида, то ли социальных групп и акторов, стремящихся к переменам. Тогда понятие социальной дезинтеграции по содержанию становится весьма близким к понятию «аномия». Социальная дезинтеграция способствует развитию социальных конфликтов. 
 
         Социальная интеграция в любом обществе базируется на различных формах принуждения и стихийно возникшей солидарности. Соотношение этих моментов весьма существенно. Если в обществе слабо развита солидарность, то возможность рационализировать общественные отношения весьма ограничена, а тенденции к дезинтеграции существенно усиливаются. 
 
         Что касается России, то в последние годы наблюдается сильно выраженная тенденция к дезинтеграции общества, поскольку очевидно, что социальные группы, корпорации, сообщества и индивиды по-разному представляют себе образы «единого» социального пространства. Протекают процессы интеграции и дезинтеграции, опирающиеся не на рациональные начала (консенсус по поводу ценностей и целей), а на иррациональные и эмоциональные побуждения (этнонациональные, религиозные и местнические, мифологизированные и т. д.). Преобладает размытость идентичностей и социальных статусов, что способствует аномии. Коренным образом изменились принципы социальной стратификации. Общество стало структурироваться по новым для России основаниям. 
 
         Тенденции трансформации социальной структуры в России определяются: 1) преобразованием институциональных основ, прежде всего появлением частной собственности и развитием на ее базе предпринимательства; 2) глубокими переменами в системе занятости (система планового формирования, распределения и использования рабочей силы уступает место не просто свободному, но «дикому» рынку рабочей силы; 3) снижением уровня жизни подавляющей части населения; 4) социальной аномией (разрушением одной ценностно-нормативной системы и несформированностью другой) и 5) социальной депривацией, ограничением либо лишением доступа к материальным и духовным ресурсам, необходимым для удовлетворения основных жизненных потребностей. 
 
         Доминирующей формой собственности в стране является частная, на долю которой приходится 45,3%; удельный вес государственной и муниципальной – 37%; собственность общественных организаций – 0,7%; смешанная (без иностранного участия) – 15%; смешанная (с совместным российским и иностранным участием) – 2%. Доля занятых на государственных и муниципальных предприятиях и в организациях – 38,1%; на предприятиях и в организациях смешанной формы собственности – 16,4%; в общественных организациях и фондах – 0,7%. По сравнению с 1992 г. численность занятых в государственном секторе уменьшилась в 2,03 раза, а в частном секторе возросла почти вдвое[8]. 
 
         Основу современной социальной структуры составляют по-прежнему социальные группы советского общества – рабочий класс, крестьянство, интеллигенция (хотя изменились их социальная роль и количественные показатели); появились и новые социоструктурные слои. 
 
         Трансформация российского общества с неизбежностью повлекла за собой не только изменение социальной структуры, но и остро поставила перед традиционными общностями вопрос об осознании индивидуальной и групповой социальной идентичности, месте в социальной иерархии, уровне сплоченности, системе ценностей. 
 
         Основные тенденции состоят в углублении социального неравенства (экономического, политического, социального) и маргинализации значительной части населения. Углубляется неравенство между регионами, достигая соотношения 1:10. Увеличивается разрыв в оплате труда между отраслями хозяйства. Характерной особенностью процессов социального расслоения являются их чрезвычайная быстрота и биполярная направленность. Верхние слои, на долю которых, по данным разных исследований, приходится до 8% населения, все более резко обособляются от тех, кто концентрируется на полюсе бедности. Верхние слои сосредоточивают в своих руках как экономическую, так и политическую власть. В условиях слабости демократических институтов и гражданского общества, широкого распространения коррупции и теневой экономики это способствует укреплению олигархических властных тенденций. 
 
         Накладывающиеся друг на друга процессы – обнищания населения и растущего социального расслоения – приводят к возникновению гипертрофированных форм социального неравенства, создавая внутри одной страны две России, которые все больше отчуждаются друг от друга. Мы наблюдаем «размывание» прежних границ классов, групп, слоев в результате практически полного исчезновения зависимости между трудом и его оплатой, когда не важно – кто и как работает, а главное – где. Личные доходы, таким образом, больше не обусловлены результатами труда и объективными показателями экономического роста. Идет перераспределение собственности, капитала и труда. 
 
         По мнению З.Т. Голенковой, процесс формирования новой социальной структуры и ее состава идет тремя путями, предопределенными базовыми изменениями форм собственности[12,с.97]. 
 
Первый путь – возникновение новых социальных общностей на основе плюрализации форм собственности: это специфические слои наемных рабочих и инженерно-технических работников, занятых в полугосударственном и частном секторах экономики по трудовым соглашениям или постоянно по договорам найма, работники смешанных предприятий и организаций с участием иностранного капитала и т.д. 
 
Второй путь – изменение на базе трансформации государственной формы собственности положения традиционных классово-групповых общностей: их границ, количественно-качественных характеристик, возникновение пограничных и маргинальных слоев и т.д. 
 
Третий путь – появление слоев-страт на основе взаимодействия различных форм собственности: менеджеров – нового управленческого слоя, новой элиты, средних слоев и т.д. 
 
        Эти слои-страты находятся на различных уровнях своего «созревания». Одни, например, элита, благодаря особенностям властных отношений, доставшихся от советского режима, легализовались достаточно быстро, сохраняя привилегии и власть. Менеджеры – хотя их и относят к средним слоям – обладают достаточной автономностью. Поэтому нам представляется необходимым проводить определенные различия между инженерами, высококвалифицированными рабочими, представителями различных отрядов специалистов. Последние еще далеки от того, чтобы интегрироваться группой средних слоев, необходимы время и социальные реформы, способные привести к изменениям в структуре занятости больших групп населения. 
 
        В исследованиях социальной структуры сейчас преобладают многомерные стратификационные модели с использованием таких критериев, как имущественное положение и доход, образование, позиция во властной структуре, социальный статус и престиж, самоиндентификация, т.е. комбинация объективных и субъективных критериев[5,10,12]. 
 
        Комбинация этих показателей целесообразна и зависит от целей исследования. Существуют различные системы координат нового социального пространства, которые «конструируются» между потенциально составляющими средних слоев. Традиционные же объективные критерии (доход, уровень образования, должность) не всегда дают действительную картину, так как реальные процессы, особенно связанные с получением доходов, сознательно искажаются. Тогда в качестве дополнительного критерия используется самооценка социального и материального положения, социального самочувствия. 
 
         По данным социологических исследований, стратификационная модель современного российского общества выглядит следующим образом: 
 
– элита – правящая политическая и экономическая – до 0,5%; 
 
– верхний слой – крупные и средние предприниматели, директора крупных и средних приватизированных предприятий, другие субэлитные группы – 6,5%; 
 
– средний слой – представители мелкого бизнеса, квалифицированные профессионалы, среднее звено управления, офицеры – 20%; 
 
– базовый слой – рядовые специалисты, помощники специалистов, рабочие, крестьяне, работники торговли и сервиса – 60%; 
 
– нижний слой – малоквалифицированные и неквалифицированные работники, временно безработные – 7%; 
 
– социальное дно – до 5%. 
 
По уровню материального благосостояния выделяются следующие слои: 
 
– богатые (средства позволяют не только удовлетворять свои потребности, но и организовать самостоятельную экономическую деятельность) – 7%; 
 
– состоятельные (средств достаточно не только для высокого уровня жизни, но и для приумножения капитала) – 5,3%; 
 
– обеспеченные (средств достаточно для обновления предметов длительного пользования, улучшения жилищных условий за свой счет или с помощью кредита, для собственного переобучения и образования детей, организации отдыха во время отпуска) – 15,8%; 
 
– малообеспеченные (средств хватает только на повседневные расходы и в случае крайней необходимости – минимум средств на лечение и укрепление здоровья) – 57%; 
 
– неимущих (наличие минимальных средств только для поддержания жизни и отсутствие средств для улучшения своего существования – 20,2%.[2] 
 
Новый слой – элита – малочислен (вместе с высшим слоем – от 5 до 8%), очень богат (по некоторым данным, 1% семей имеет годовой доход свыше 400 тыс. долларов) и весьма неоднороден. Здесь имеет место конфронтационный плюрализм, где каждая из сторон стремится умножить символический «капитал» своего влияния и выработать свою модель социального, политического, экономического, культурного, идеологического пространства, что приводит к постоянной борьбе за передел сфер влияния. 
 
         Средние слои многие авторы склонны рассматривать как цементирующую силу современных обществ, причем проявляющую себя в качестве таковой в различных сферах. В области социальных отношений они являются той средой, которая способна «гасить» значительные противоречия между основными классами. В экономико-социальном плане средние слои выступают носителями тенденции сглаживания противоречий между содержанием труда представителей различных профессий, городским и сельским образом жизни. В сфере семейных отношений средние слои оказываются проводниками традиционных ценностей, сочетая их с ориентацией на равенство возможностей для мужчин и женщин в образовательном, профессиональном, культурном отношениях.  
        В культурной сфере эти слои представляют оплот ценностей общества. В политическом плане для них характерен незначительный разброс вокруг центра политического спектра, что делает их и здесь оплотом стабильности, залогом эволюционного характера общественного развития, формирования и функционирования гражданского общества. Поэтому без преувеличения можно назвать средние слои подлинными гарантами социальной стабильности в современном обществе – их роль в этом качестве была бы особенно важна для России. 
 
        Социальная структура российского общества выглядит как «придавленный к основанию треугольник» (в отличие от «лимона» в развитых странах или «Эйфелевой башни» – в латиноамериканских); особое значение в ней приобретает состояние маргинальности, сопровождающее вынужденный переход человека из одной социально-профессиональной группы в другую и существенно изменяющее характеристики социально-профессионального статуса. 
 
        Появились «новые бедные». И ранее, в советское время, в стране было достаточно малообеспеченных. Но более квалифицированный, более сложный труд оплачивался выше, чем малоквалифицированный. Образование являлось одним из основных структурообразующих факторов. Вузовский диплом был фильтром для продвижения в должностной иерархии. Это, в свою очередь, обусловливало и более высокую оплату труда, а также и долю привилегий в получении дополнительных социальных льгот. 
 
         Сопутствующие политическому переустройству экономические процессы – спад производства, безработица, инфляция – сказались на оплате труда, пенсиях, пособиях значительной части общества, привели к резкому уменьшению реальных доходов большей части населения. И среди них оказываются люди по прежним меркам достаточно обеспеченные. Анализ социального состава «новых бедных» выявил присутствие в нем значительной доли специалистов, что позволило выдвинуть гипотезу: рост слоя происходит за счет массового обнищания интеллигенции, считавшей себя ранее среднеобеспеченной. Ядро составляют научные работники, учителя, врачи, руководители низшего уровня, инженеры. Основная часть – люди трудоспособного возраста. 
 
         Выделяются активные социальные субъекты (слои и индивиды), адаптировавшиеся к новым условиям, у других этот процесс затянулся и преобладают деструктивные жизненные стратегии. Дальнейшее развитие социально-стратификационных процессов в российском обществе, трансформация социальной структуры во многом будет зависеть от скорости и направленности экономического и политического реформирования, от социокультурных особенностей страны.  
 
         Суть происходящего в настоящее время на социальном пространстве российского общества состоит в изменении соотношения групп и слоев, их иерархии и ролевых функций, а также в углублении социального неравенства между ними.  
       
         И далеко не все новые формы неравенства можно с полным правом отнести в категорию «справедливых». Поэтому важнейшей задачей социальной политики является забота о том, чтобы эти формы не превышали некие «нормальные» пределы, выход за которые грозит конфликтами и дезинтеграцией общества. «Норма» в данном случае «выступает как оценка того неравенства, которое соответствует условиям, когда практически всё экономически активное население имело бы возможность полностью реализовать свой потенциал, а остальной части населения был бы обеспечен вполне приемлемый уровень жизни»[11,с.57]. Нормальное неравенство создает стимулы для продуктивной конкуренции и эффективного использования ресурсов социально-экономического развития. 
Люди начинают адекватно оценивать свое положение, осознают существующие в обществе конкретные различия в степени обладания властью, собственностью, социальными возможностями. Формирующаяся новая социальная стратификационная модель общества становится не просто объективной реальностью, но и субъективно осознается личностью, группой, что в перспективе может способствовать смягчению социального неравенства на рациональных началах интеграции, либо же дезинтеграции на конфликтной основе.