Женщина в обществе: к истории гендерной проблематики

      Тот факт, что на основании этого Толстой  становится участником одного из центральных  исследований своего времени – гендероного исследования, - подтверждаются действия, где выявляются первые фактики огромной теории – тема различения полов.

      Герои, проводящие время в дороге, горячо спорят о том, о чем спорит в это время вся Европа, а именно: об институте семьи, о возможностях расторжения брака и, не в последнюю очередь, о вопросе, занимающим с некоторых пор многие умы: о женском образовании и эмансипации. Спектр тогдашних споров о гендерных ролях расширяется, но все же не выходит за рамки исследований. Но далее становится понятной противоречивость этого довода, поскольку разоблачается та общественная действительность, те культурные стандарты, которые независимо от всех споров того времени о равноправии полов и т.п. действительно определяют мысли, действия  и чувства мужчины и женщины. Общественная действительность, социализация человека это те факторы, которые ведут к изменению психики и ненависти между полами.

      В ранних своих произведениях Толстой  воспевал близость женщины к природе  и, предерживаясь романтических  традиций, возвеличивал ее до спасительницы погрязшего в пороках общества. Теперь же от этого положительного представления ничего не осталось. Хотя женщина и является жертвой общественных обсуждений, но вместе с тем и прежде всего она является непосредственной носительницей этих обсуждений. Естественность женщины сводится теперь лишь к ее животной сущности, инстинктивной стороне, она «запятнана» чувственностью, которая одновременно осуждается как нечто противоестественное. В этом моменте Толстой в некоторой степени движется в своих доводах по кругу, при этом он в очередной раз проявляет себя как верный последователь философии Руссо, который сформулировал в первую очередь весьма противоречивые идеи о «женщине». Согласно Руссо, в женщине непременно следует воспитывать «естественную стыдливость».

      Толстой обращается к модели женственности, которая сложилась в Западной Европе после смены рассуждений о равноправии полов, характерной для эпохи Просвещения, под влиянием натурфилософии Руссо. Эта модель, не в последнюю очередь в результате распространения литературы романтизма, определяла коллективное мышление в России. И все еще определяет его. Художественне образы, создаваемые в литературе, разделяют женственное на идеализируемую и демоническую фигуры: это и воплощенная «вечная женственность», и порочность, святая и блудница, ангел и демон. При этом женщина всегда сравнивается с природой.

      С помощью социальной критики, сформулированной на поверхностном уровне, Толстой  разоблачает социальную модель гендерных  ролей с ее двойной моралью и лицемерием.

        Однако это не исключает того  факта, что, разоблачая общество, он одновременно является участником развернувшегося в этом в этом обществе двойственного рассуждения о женственности.

      Герой Толстого словно переживает коллективный психоз извращенного общества; он воображает себя стоящим вне этого общества, но все же является связанным с ним в более значительной степени, чем он способен это осознать в своем гневе. С помощью убийства жены и воображемого принесения ее в жертву инсценируется как акт желанного самоисцеления, избавления от непреодоленного и вытесненного из жизни. Своим текстом Толстой включается в литературный довод о женском мертвом теле и при этом в определенной степени избавляется от того, «другого», «животного», что он перенес на вою героиню. При этом избавлении от жены происходит не только в момент смерти, но и после нее, когда разрушается ее красота и, следовательно, ее чувственная притягательность. Только тогда она может заслужить признание как человек, как парнер, имеющий равные права и не несущий более с собой страха.

      Сама  «Крейцерова соната» провела  очевидные параллели автобиографии  Толстого. Самым неприятным произведением стала для супруги Толстого. Ведь она не могла не читать его как психограмму своего собственного брака и в женском образе не видеть прежде всего искаженное изображение себя самой. В то же время она своей реакцией, почти граничащей с мазохизмом, пыталась доказать себе, своему окружению и общественности, что это произведение никаким образом ее не касается.

      Прошло боле ста лет, прежде чем в 1994 году тескт под названием «Чья вина?» и с подзаголовком «По поводу Крейцеровой сонаты. Написан женой Льва Толстого», посвященный сюжету толстовской «Крейцеровой сонаты», истории семейной жизни, проблеме ревности и убийства супруги, наконец-то был опубликован. До этого никто не осмеливался протвопоставить столь драмматично изображенному мужскому «я» в произведени Толстого женский голос.

      Это произведение являет собой лишь «женский роман». Если текст Толстого определяется мучительными поисками правды и решением «общечеловеческих вопросов», то его жена в своем тексте ищет не правду, а лишь разбирает вопрос вины, и однозначно приписывает вину мужчине и, тем самым, своему мужу.

      Восприятие  этого текста характеризует доводы о роли полов в сегодняшней России. Но сам текст может и должен рассматриваться, прежде всего, как мнение, важное для гендерного исследования конца 19 столетия,

 поскольку  в своей системе ценностей  и смысловых построениях он отражает закодированное в той культуре различие между полами; иными словами, те представления о женственности и мужественности, ту систему врожденной модели, которая определяла общественную реальность того времени на реально воспринимаемом уровне поведения, так и на уровне моделей мышления и стандартизации чувства.

      В своем тексте Толстая попыталась показать ту разницу любви, которая живет в мужчине и женщине. У мужчин на первом плане – любовь материнская; у женщины на первом плане – идеализация, поэзия любви, ласковость, а потом уже пробуждение половое.

      Толстая отражает и переводит в художественный образ ту модель женственности, которая с 19 века и до сего времени считается естественной, природной: идеальное представление о женщине, приписывающее ей все положительные черты. Особенно сформулированном идеале Руссо. Этот идеал раскрывает «природную» сущность женщины. На основании этого делается вывод ее подчиненности мужчине. Социализация, воспитание женщины, по мысли Руссо, помогает привить ей эти истинно «природные» черты, после чего происходит «преображение» заявленного идеала женственности в саму «природу» женщин.

      Бестелесная любовь, имеющая единственной своей целью душевное и духовное признание со стороны другого – со стороны мужского, и через это признание – стремление к самоутвержденю личности. Половое влечение напротив, не только считается противоестественным и чуждым для женской любви, но и рассматривается как агрессивный акт, ставящий под угрозу идентичность женского «я» и разрушающий ее. Поэтому текст Толстой подсознательно самым тесным образом связан с рассказом Толстого, ведь оба эти произведения абсолютно соответсвуют культуре 19 века и в отличие от других эпох не рассматривают сексуальность как составную часть человеческого существования, а понимают ее как нечто чрезвычайно опасное и разрушительное. Правда, в тексте Толстой – мужчина осознает это, но не делает соответствующих выводов.

      На  то, какую важную роль в тексте Толстой  играет осознание и утверждение  собственного «Я», указывает как сама постановка темы идеальной любви, так и художественное решение ценральной женской фигуры, которая изображается не только как преданная мать, но и как женщина, обладающая амбициями ( непрофессиональными) писательницы и художницы, то есть претендующая на традиционно мужские формы поиска своего «я» и самовыражения

       2.  Гендер как категория новой истории литературы.

      Культурным  поло-ролевым стереотипом в литературе является определение пишущего субъекта как «мужского», в то время как  позиция описываемого объекта идет в сравнение с «женским». Этот стереотип, с одной стороны, постоянно давал привилегии авторам – мужчинам, облегчал их литературную деятельность и способствовал изданию их произведений. С другой стороны, он с тем же постоянством затруднял литературную деятельность женщин. Этот же стереотип во многом определял и восприятия исторического процесса написания и прочтения произведений. Если письмо, особенно художественное письмо, является мужским, то история литературы должна быть историей авторов – мужчин. Пишущих женщин, соответственно, - как показывает беглый просмотр практически любой истории литературы, - легко игнорируют или отводят им место на заднем плане. При этом часто бросаются в глаза пренебрежение и предубеждение к литературной деятельности женщин, а также стремление оценивать их письмо относительно мужских литературных достижений.

      2.1 Историчность понятия пола

      Определение мужчины и женщины, различий между женственностью и мужественностью, меняется с течением времени. Разнообразные представления существуют одновременно, приобретая большую или меньшую значимость; их соединяют, соотносят друг с другом, чтобы через различия между полами дать характеристики человека вообще. Осознание факта этих исторических изменений произошло не так давно. Долгое время все полагались на то, что значение слов в этой области остаются неизменными.

      Различие  по признаку пола не задано и не закреплено природой; оно осуществляется человеком.оно  является культурным конструктом и  изменяется вместе с культурой. Это  сложение – как показывают современные исследования – включено в исторический процесс развития менталитета и общества. В его создании в каждом отдельном случае может играть значительную роль литература данной эпохи. Таким образом, история литературы обнаруживает двойную связь с историческим изменениям понятия пола.

        С одной стороны, литература  в своих понятиях человека документирует меняющиеся представления о мужском и женском, а авторы – мужчины и женщины – соотносят себя с определенными специфическими мужскими или женскими нормами письма и пытаются соответствовать обусловленным временем нормам восприятия полов предполагаемого читателя и читательницы. С другой стороны, литературные произведения активно содействовали изменению представлений о характере полов: здесь можно упомянуть о влиянии таких произведений как «Кларисса» Самуэля Ричардсона, «Эмиль» и «Новая Элоиза» Жан – Жака Руссо и «Орландо» Вирджинии Вульф. Исследования по истории литературы должны учитывать наличие этих двух тенденций: изменение литературы под влиянием новых понятий различения полов и изменения самих этих понятий под влиянием новых литературных моделей женского и мужского.

      В области политики, права, образования  и в трудовой жизни широко утвердилось  – по крайней мере, теоретически демократическое отношение к полу , которое до 1800 года выдвигалось феминистками в дебатах о правах человека, в 19 веке сознательно поддерживалось  некоторыми массами, а на рубеже 19 и 20 веков с воинственностью отстаивалось представителями движения за права женщин.

      Используя результаты новых научных исследований и псевдонаучные выводы, поляризация мужского и женского продолжает опираться на биологические данные.

      В системе представлений, определяемой различием между мужчиной и женщиной, который совпадает с различием между разумом и чувством, духом и телом, культурой и природой, гуманитарные науки сопоставили себя с «мужской» стороной. Например, в трудах по истории литературы различие полов не играло почти никакой роли вплоть до 1980-х годов. Другая, ранее оставленная без внимания «женская» сторона, оказалась в центре изучения благодаря психологическим исследованиям женственности с их моделью женской сопоставимости, женской этики и женского мышления.

      С раннего Нового времени, олнако, обнаруживаются и явные проявления пресыщения той нормой личности, которая связывала оба пола с одной стороны, способом, ставшим уже не плодотворным. Во многих отношениях граница между мужским и женским становится смягче, если не стирается вовсе. Медицинские исследователи предложили рассматривать человека в спектре важных в половом отношении признаков, где «мужчину» отделяют от «женщины» пятнадцать промежуточных ступеней, названия которым часто трудно найти в наших языках.

       Поскольку в теории отменяется объективная действительность пола по категориям в прошлом истории; результаты исследований в области истории подтверждают и углубляют структурное отрицание общезначимости и временности двусмысленности мужского и женского. Это особенно касается работ по истории медицины и сексуальности 18 века. Изображая происходившие в то время изменения в восприятии и репрезентации женского тела, они опровергают утверждение, что различие полов возникает в процессе присоединения «вторичной» характеристики пола (гендера) как культурного построения к «первичным», неизменным параметрам по признакам пола тела. Скорее напротив, гендер, определяемый сознанием, накладывает «отпечаток на тело». В силу этого различие по категориям гендера и пола теряет смысл, ведь оба имеют характер построения.