Н. Некрасов «Кому на Руси жить хорошо»

Завыла, как заплакала.

Пощупал я овцу:

Овца была уж мертвая…

Волчица так ли жалобно

Глядела, выла… Матушка!

Я бросил ей овцу!..»

 

Так вот что с парнем сталося.

Пришел в село да, глупенький,

Все сам и рассказал,

За то и сечь надумали.

Да благо подоспела я…

Силантий осерчал,

Кричит: «Чего толкаешься?

Самой под розги хочется?»

А Марья, та свое:

«Дай, пусть проучат глупого!»

И рвет из рук Федотушку.

Федот как лист дрожит.

 

Трубят рога охотничьи,

Помещик возвращается

С охоты. Я к нему:

«Не выдай! Будь заступником!»

– В чем дело? – Кликнул старосту

И мигом порешил:

– Подпаска малолетнего

По младости, по глупости

Простить… а бабу дерзкую

Примерно наказать! –

«Ай, барин!» Я подпрыгнула:

«Освободил Федотушку!

Иди домой, Федот!»

 

– Исполним повеленное! –

Сказал мирянам староста. –

Эй! погоди плясать!

 

Соседка тут подсунулась:

«А ты бы в ноги старосте…»

«Иди домой, Федот!»

 

Я мальчика погладила:

«Смотри, коли оглянешься,

Я осержусь… Иди!»

 

Из песни слово выкинуть,

Так песня вся нарушится

Легла я, молодцы…

………………………………….

 

В Федотову каморочку,

Как кошка, я прокралася:

Спит мальчик, бредит, мечется;

Одна ручонка свесилась,

Другая на глазу

Лежит, в кулак зажатая:

«Ты плакал, что ли, бедненький?

Спи. Ничего. Я тут!»

Тужила я по Демушке,

Как им была беременна, –

Слабенек родился,

Однако вышел умница:

На фабрике Алферова

Трубу такую вывели

С родителем, что страсть!

Всю ночь над ним сидела я,

Я пастушка любезного

До солнца подняла,

Сама обула в лапотки,

Перекрестила; шапочку,

Рожок и кнут дала.

Проснулась вся семеюшка,

Да я не показалась ей,

На пожню не пошла.

 

Я пошла на речку быструю,

Избрала я место тихое

У ракитова куста.

Села я на серый камушек,

Подперла рукой головушку,

Зарыдала, сирота!

Громко я звала родителя:

Ты приди, заступник батюшка!

Посмотри на дочь любимую…

Понапрасну я звала.

Нет великой оборонушки!

Рано гостья бесподсудная,

Бесплемянная, безродная,

Смерть родного унесла!

 

Громко кликала я матушку.

Отзывались ветры буйные,

Откликались горы дальние,

А родная не пришла!

День денна моя печальница,

В ночь – ночная богомолица!

Никогда тебя, желанная,

Не увижу я теперь!

Ты ушла в бесповоротную,

Незнакомую дороженьку,

Куда ветер не доносится,

Не дорыскивает зверь…

 

Нет великой оборонушки!

Кабы знали вы да ведали,

На кого вы дочь покинули,

Что без вас я выношу?

Ночь – слезами обливаюся,

День – как травка пристилаюся…

Я потупленную голову,

Сердце гневное ношу!..

 

ГЛАВА VI. ТРУДНЫЙ ГОД

 

 

В тот год необычайная

Звезда играла на небе;

Одни судили так:

Господь по небу шествует,

И ангелы его

Метут метлою огненной ⁸⁴

Перед стопами Божьими

В небесном поле путь;

Другие то же думали,

Да только на антихриста,

И чуяли беду.

Сбылось: пришла бесхлебица!

Брат брату не уламывал

Куска! Был страшный год…

Волчицу ту Федотову

Я вспомнила – голодную,

Похожа с ребятишками

Я на нее была!

Да тут еще свекровушка

Приметой прислужилася.

Соседкам наплела,

Что я беду накликала,

А чем? Рубаху чистую

Надела в Рождество ⁸⁵.

За мужем, за заступником,

Я дешево отделалась;

А женщину одну

Никак за то же самое

Убили насмерть кольями.

С голодным не шути!..

 

Одной бедой не кончилось:

Чуть справились с бесхлебицей  –

Рекрутчина пришла.

 

Да я не беспокоилась:

Уж за семью Филиппову

В солдаты брат ушел.

Сижу одна, работаю,

И муж и оба деверя

Уехали с утра;

На сходку свекор-батюшка

Отправился, а женщины

К соседкам разбрелись.

Мне крепко нездоровилось,

Была я Лиодорушкой

Беременна: последние

Дохаживала дни.

Управившись с ребятами,

В большой избе под шубою

На печку я легла.

Вернулись бабы к вечеру,

Нет только свекра-батюшки,

Ждут ужинать его.

Пришел: «Ох-ох! умаялся,

А дело не поправилось,

Пропали мы, жена!

Где видано, где слыхано:

Давно ли взяли старшего,

Теперь меньшого дай!

Я по годам высчитывал,

Я миру в ноги кланялся,

Да мир у нас какой?

Просил бурмистра: божится,

Что жаль, да делать нечего!

И писаря просил,

Да правды из мошенника

И топором не вырубишь,

Что тени из стены!

Задарен… все задарены…

Сказать бы губернатору,

Так он бы задал им!

Всего и попросить-то бы,

Чтоб он по нашей волости

Очередные росписи

Проверить повелел.

Да сунься-ка!..» Заплакали

Свекровушка, золовушка,

А я… То было холодно,

Теперь огнем горю!

Горю… Бог весть что думаю…

Не дума… бред… Голодные

Стоят сиротки-деточки

Передо мной… Неласково

Глядит на них семья,

Они в дому шумливые,

На улице драчливые,

Обжоры за столом…

И стали их пощипывать,

В головку поколачивать…

Молчи, солдатка-мать!

…………………………………

Теперь уж я не дольщица

Участку деревенскому,

Хоромному строеньицу,

Одеже и скоту.

Теперь одно богачество:

Три озера наплакано

Горючих слез, засеяно

Три полосы бедой!

…………………………………

Теперь, как виноватая,

Стою перед соседями:

Простите! я была

Спесива, непоклончива,

Не чаяла я, глупая,

Остаться сиротой…

Простите, люди добрые,

Учите уму-разуму,

Как жить самой? Как деточек

Поить, кормить, растить?..

…………………………………

 

Послала деток по миру:

Просите, детки, ласкою,

Не смейте воровать!

А дети в слезы: «Холодно!

На нас одежа рваная.

С крылечка на крылечко-то

Устанем мы ступать,

Под окнами натопчемся,

Иззябнем… У богатого

Нам боязно просить.

«Бог даст!» – ответят бедные…

Ни с чем домой воротимся  –

Ты станешь нас бранить!..»

………………………………….

Собрала ужин; матушку

Зову, золовок, деверя,

Сама стою голодная

У двери, как раба.

Свекровь кричит: «Лукавая!

В постель скорей торопишься?»

А деверь говорит:

«Не много ты работала!

Весь день за деревиночкой

Стояла: дожидалася,

Как солнышко зайдет!»

………………………………….

Получше нарядилась я,

Пошла я в церковь Божию,

Смех слышу за собой!

………………………………….

Хорошо не одевайся,

Добела не умывайся,

У соседок очи зорки,

Востры языки!

Ходи улицей потише,

Носи голову пониже,

Коли весело – не смейся,

Не поплачь с тоски!..

………………………………….

 

Пришла зима бессменная,

Поля, луга зеленые

Попрятались под снег.

На белом, снежном саване

Ни талой нет талиночки  –

Нет у солдатки-матери

Во всем миру дружка!

С кем думушку подумати?

С кем словом перемолвиться?

Как справиться с убожеством?

Куда обиду сбыть?

В леса – леса повяли бы,

В луга – луга сгорели бы!

Во быструю реку?

Вода бы остоялася!

Носи, солдатка бедная,

С собой ее по гроб!

…………………………………

Нет мужа, нет заступника!

Чу, барабан! Солдатики

Идут… Остановилися…

Построились в ряды.

«Живей!» Филиппа вывели

На середину площади:

«Эй! перемена первая!» –

Шалашников кричит.

Упал Филипп: – Помилуйте! –

«А ты попробуй! слюбится!

Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!

Укрепа богатырская,

Не розги у меня!..»

 

И тут я с печи спрыгнула,

Обулась. Долго слушала, –

Все тихо, спит семья!

Чуть-чуть я дверью скрипнула

И вышла. Ночь морозная…

Из Домниной избы,

Где парни деревенские

И девки собиралися,

Гремела песня складная.

Любимая моя…

 

На горе стоит елочка,

Под горою светелочка,

Во светелочке Машенька.

Приходил к ней батюшка,

Будил ее, побуживал:

Ты, Машенька, пойдем домой!

Ты, Ефимовна, пойдем домой!

Я нейду и не слушаю:

Ночь темна и немесячна,

Реки быстры, перевозов нет,

Леса темны, караулов нет…

На горе стоит елочка,

Под горою светелочка,

Во светелочке Машенька.

Приходила к ней матушка,

Будила, побуживала:

Машенька, пойдем домой!

Ефимовна, пойдем домой!

Я нейду и не слушаю:

Ночь темна и немесячна,

Реки быстры, перевозов нет.

Леса темны, караулов нет…

На горе стоит елочка,

Под горою светелочка,

Во светелочке Машенька.

Приходил к ней Петр,

Петр сударь Петрович,

Будил ее, побуживал:

Машенька, пойдем домой!

Душа Ефимовна, пойдем домой!

Я иду, сударь, и слушаю:

Ночь светла и месячна,

Реки тихи, перевозы есть,

Леса темны, караулы есть.

 

ГЛАВА VII. ГУБЕРНАТОРША

 

 

Почти бегом бежала я

Через деревню, – чудилось,

Что с песней парни гонятся

И девицы за мной.

За Клином огляделась я:

Равнина белоснежная,

Да небо с ясным месяцем,

Да я, да тень моя…

Не жутко и не боязно

Вдруг стало, – словно радостью

Так и взмывало грудь…

Спасибо ветру зимнему!

Он, как водой студеною,

Больную напоил:

Обвеял буйну голову,

Рассеял думы черные,

Рассудок воротил.

Упала на колени я:

«Открой мне, Матерь Божия,

Чем Бога прогневила я?

Владычица! во мне

Нет косточки неломаной,

Нет жилочки нетянутой,

Кровинки нет непорченой, –

Терплю и не ропщу!

Всю силу, Богом данную,

В работу полагаю я,

Всю в деточек любовь!

Ты видишь всё, Владычица.

Ты можешь всё, Заступница!

Спаси рабу свою!..»

 

Молиться в ночь морозную

Под звездным небом Божиим

Люблю я с той поры.

Беда пристигнет – вспомните

И женам посоветуйте:

Усердней не помолишься

Нигде и никогда.

Чем больше я молилася,

Тем легче становилося,

И силы прибавлялося,

Чем чаще я касалася

До белой, снежной скатерти

Горящей головой…

 

Потом – в дорогу тронулась.

Знакомая дороженька!

Езжала я по ней.

Поедешь ранним вечером,

Так утром вместе с солнышком

Поспеешь на базар.

Всю ночь я шла, не встретила

Живой души. Под городом

Обозы начались.

Высокие, высокие

Возы сенца крестьянского,

Жалела я коней:

Свои кормы законные

Везут с двора, сердечные,

Чтоб после голодать.

И так-то все, я думала:

Рабочий конь солому ест.

А пустопляс – овес!

Нужда с кулем тащилася, –

Мучица, чай, не лишняя,

Да подати не ждут!

С посада подгородного

Торговцы-колотырники

Бежали к мужикам;

Божба, обман, ругательство!

 

Ударили к заутрене,

Как в город я вошла.

Ищу соборной площади,

Я знала: губернаторский

Дворец на площади.

Темна, пуста площадочка,

Перед дворцом начальника

Шагает часовой.

 

«Скажи, служивый, рано ли

Начальник просыпается?»

– Не знаю. Ты иди!

Нам говорить не велено! –

(Дала ему двугривенный).

На то у губернатора

Особый есть швейцар. –

«А где он? как назвать его?»

– Макаром Федосеичем…

На лестницу поди! –

Пошла, да двери заперты.

Присела я, задумалась,

Уж начало светать.

Пришел фонарщик с лестницей,

Два тусклые фонарика

На площади задул.

 

– Эй! что ты тут расселася?

 

Вскочила, испугалась я:

В дверях стоял в халатике

Плешивый человек.

Скоренько я целковенький

Макару Федосеичу

С поклоном подала:

«Такая есть великая

Нужда до губернатора,

Хоть умереть – дойти!»

 

– Пускать-то вас не велено,

Да… ничего!.. толкнись-ка ты

Так… через два часа…

 

Ушла. Бреду тихохонько…

Стоит из меди кованный,

Точь-в-точь Савелий дедушка,

Мужик на площади.

«Чей памятник?» – Сусанина. –

Я перед ним помешкала.

На рынок побрела.

Там крепко испугалась я,

Чего? Вы не поверите,

Коли сказать теперь:

У поваренка вырвался

Матерый серый селезень,

Стал парень догонять его,

А он как закричит!

Такой был крик, что за душу

Хватил – чуть не упала я,

Так под ножом кричат!

Поймали! шею вытянул

И зашипел с угрозою,

Как будто думал повара,

Бедняга, испугать.

Я прочь бежала, думала:

Утихнет серый селезень

Под поварским ножом!

 

Теперь дворец начальника

С балконом, с башней, с лестницей,

Ковром богатым устланной,

Весь стал передо мной.

На окна поглядела я:

Завешаны. «В котором-то

Твоя опочиваленка?

Ты сладко ль спишь, желанный мой,

Какие видишь сны?..»

Сторонкой, не по коврику,

Прокралась я в швейцарскую.

 

– Раненько ты, кума!

 

Опять я испугалася,

Макара Федосеича

Я не узнала: выбрился,

Надел ливрею шитую,

Взял в руки булаву,

Как не бывало лысины.

Смеется: – Что ты вздрогнула? –

«Устала я, родной!»

 

– А ты не трусь! Бог милостив!

Ты дай еще целковенький,

Увидишь – удружу! –

 

Дала еще целковенький.

– Пойдем в мою каморочку,

Попьешь пока чайку! –

 

Каморочка под лестницей:

Кровать да печь железная,

Шандал да самовар.

В углу лампадка теплится.

А по стене картиночки.

– Вот он! – сказал Макар. –

Его превосходительство! –

И щелкнул пальцем бравого

Военного в звездах.

 

«Да добрый ли?» – спросила я.

 

– Как стих найдет! Сегодня вот

Я тоже добр, а временем –

Как пес, бываю зол.

 

«Скучаешь, видно, дяденька?»

– Нет, тут статья особая,

Не скука тут – война!

И сам, и люди вечером