Н.В.Гоголь: труды и жизнь

Никола́й Васи́льевич  Го́голь (фамилия при рождении Яно́вский, с 1821 года — Го́голь-Яно́вский; 20 марта [1 апреля] 1809 года, Сорочинцы, Полтавская губерния — 21 февраля [4 марта] 1852 года, Москва) — русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, широко признанный одним из классиков русской литературы[4][5].Детство  и юность

 

Николай Васильевич Гоголь родился 20 марта (1 апреля) 1809 года в Сорочинцах близ реки Псёл, на границе Полтавского  и Миргородского уездов (Полтавская губерния). Николаем его назвали  в честь чудотворной иконы  Святого Николая[1]. Согласно семейному  преданию он происходил из старинного украинского казацкого рода и  был потомком известного казака Остапа Гоголя, бывшего в конце XVII века гетманом Правобережной Украины. В смутные  времена украинской истории некоторые  из его предков приставали и к  шляхетству, и ещё дед Гоголя, Афанасий Демьянович Гоголь-Яновский (1738—1805), писал в официальной бумаге, что «его предки, фамилией Гоголь, польской нации», хотя большинство биографов  склонны считать, что он всё же был «малороссом» (украинцем).[4] Ряд  исследователей, чьё мнение сформулировал  В. В. Вересаев, считают, что происхождение  от Остапа Гоголя могло быть сфальсифицировано  Афанасием Демьяновичем для получения  им дворянства, так как священническая родословная была непреодолимым  препятствием для приобретения дворянского  титула. Прапрадед Ян (Иван) Яковлевич, воспитанник Киевской духовной академии, «вышедши в российскую сторону», поселился в Полтавском крае (в настоящее время — Полтавская область Украины), и от него пошло прозвание «Яновских». (По другой версии они были Яновскими, так как жили в местности Янове). Получив дворянскую грамоту в 1792 году, Афанасий Демьянович сменил фамилию «Яновский» на «Гоголь-Яновский». Сам Гоголь, будучи крещёным «Яновский», по-видимому, не знал о настоящем происхождении фамилии и впоследствии отбросил её, говоря, что её поляки выдумали[1]. Отец Гоголя, Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский (1777—1825), умер, когда сыну было 15 лет. Полагают, что сценическая деятельность отца, который был замечательным рассказчиком и писал пьесы для домашнего театра на украинском языке[6], определила интересы будущего писателя — у Гоголя рано проявился интерес к театру.

 

Мать Гоголя Мария Ивановна (1791—1868), рожд. Косяровская, была выдана замуж в возрасте четырнадцати лет  в 1805 году. По отзывам современников, она была исключительно хороша собой. Жених был вдвое старше её. Помимо Николая в семье было ещё одиннадцать  детей. Всего было шесть мальчиков  и шесть девочек. Первые два мальчика родились мёртвыми. Гоголь был третьим  ребёнком. Четвёртым сыном был  рано умерший Иван (1810—1819). Затем  родилась дочь Мария (1811—1844). Все средние  дети также умерли в младенчестве. Последними родились дочери Анна (1821—1893), Елизавета (1823—1864) и Ольга (1825—1907).

 

Жизнь в деревне до школы  и после, в каникулы, шла в полнейшей  обстановке украинского быта, как  панского, так и крестьянского. Впоследствии эти впечатления легли в основу малороссийских повестей Гоголя, послужили  причиной его исторических и этнографических  интересов; позднее из Петербурга Гоголь постоянно обращался к матери, когда ему требовались новые  бытовые подробности для его  повестей. Влиянию матери приписывают  задатки религиозности и мистицизма, к концу жизни овладевшими  всем существом Гоголя.

 

В возрасте десяти лет Гоголя отвезли в Полтаву к одному из местных учителей, для приготовления  к гимназии; затем он поступил в  Гимназию высших наук в Нежине (с  мая 1821 по июнь 1828). Гоголь не был прилежным  учеником, но обладал прекрасной памятью, за несколько дней готовился к  экзаменам и переходил из класса в класс; он был очень слаб в  языках и делал успехи только в  рисовании и русской словесности.

 

Василий Гоголь-Яновский, отец Николая Гоголя

 

Мария Ивановна Гоголь-Яновская (рожд. Косяровская), мать писателя

 

В плохом обучении была, по-видимому, отчасти виновата и сама гимназия высших наук, в первые годы своего существования  не слишком хорошо организованная; например, история преподавалась  методом зубрёжки, преподаватель  словесности Никольский превозносил  значение русской литературы XVIII века и не одобрял современной ему  поэзии Пушкина и Жуковского, что  впрочем лишь усиливало интерес  гимназистов к романтической  литературе[7]. Уроки нравственного  воспитания дополнялись розгой. Доставалось  и Гоголю.

 

Недостатки школы восполнялись самообразованием в кружке товарищей, где нашлись люди, разделявшие  с Гоголем литературные интересы (Герасим Высоцкий, по-видимому, имевший  тогда на него немалое влияние[8]; Александр Данилевский, оставшийся его другом на всю жизнь, как и  Николай Прокопович; Нестор Кукольник, с которым, впрочем, Гоголь никогда  не сходился).

 

Товарищи выписывали в  складчину журналы; затеяли свой рукописный журнал, где Гоголь много  писал в стихах. В то время он писал элегические стихотворения, трагедии, историческую поэму и повесть, а также сатиру «Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан»[9]. С литературными интересами развилась  и любовь к театру, где Гоголь, уже тогда отличавшийся необычным  комизмом, был самым ревностным участником (ещё со второго года пребывания в Нежине). Юношеские опыты Гоголя складывались в стиле романтической  риторики — не во вкусе Пушкина, которым Гоголь уже тогда восхищался, а скорее во вкусе Бестужева-Марлинского.

 

Смерть отца была тяжёлым  ударом для всей семьи. Заботы о делах  ложатся и на Гоголя; он дает советы, успокаивает мать, должен думать о  будущем устройстве своих собственных  дел. Мать боготворит своего сына Николая, считает его гениальным, она отдаёт ему последнее из своих скудных  средств для обеспечения его  нежинской, а впоследствии петербургской  жизни. Николай также всю жизнь  платил ей горячей сыновней любовью, однако полного понимания и доверительных  отношений между ними не существовало. Позднее он откажется от своей  доли в общем семейном наследстве в пользу сестёр, чтобы целиком  посвятить себя литературе.

 

К концу пребывания в гимназии он мечтает о широкой общественной деятельности, которая, однако, видится  ему вовсе не на литературном поприще; без сомнения под влиянием всего  окружающего, он думает выдвинуться  и приносить пользу обществу на службе, к которой на деле он был не способен. Таким образом, планы будущего были неясны; но Гоголь был уверен, что  ему предстоит широкое поприще; он говорит уже об указаниях провидения и не может удовлетвориться тем, чем довольствуются простые обыватели, по его выражению, какими было большинство  его нежинских товарищей.

[править]

Санкт-Петербург

 

В декабре 1828 года Гоголь переехал в Санкт-Петербург. Здесь впервые  ждало его жестокое разочарование: скромные средства оказались в большом  городе совсем незначительными, а блестящие  надежды не осуществлялись так скоро, как он ожидал. Его письма домой  того времени смешаны из этого  разочарования и туманного упования на лучшее будущее. В запасе у него было много характера и практической предприимчивости: он пробовал поступить  на сцену, стать чиновником, отдаться литературе.

 

В актёры его не приняли; служба была так бессодержательна, что он стал ею тяготиться; тем сильнее  привлекало его литературное поприще. В Петербурге он первое время держался общества земляков, состоявшего отчасти  из прежних товарищей. Он нашёл, что  Малороссия возбуждает живой интерес  не только среди украинцев, но также  и среди русских; испытанные неудачи  обратили его поэтические мечтания к родной Украине, и отсюда возникли первые планы труда, который должен был дать исход потребности художественного  творчества, а также принести и  практическую пользу: это были планы  „Вечеров на хуторе близ Диканьки“.

 

Но до этого он издал  под псевдонимом В. Алова романтическую  идиллию „Ганц Кюхельгартен“ (1829), которая была написана ещё в Нежине (он сам пометил её 1827 годом) и  герою которой приданы те идеальные  мечты и стремления, какими он был  исполнен в последние годы нежинской  жизни. Вскоре по выходе книжки в свет он сам уничтожил её тираж, когда  критика отнеслась неблагосклонно к его произведению.

 

 Переправа Н. В. Гоголя  через Днепр

 

В беспокойном искании  жизненного дела Гоголь в это время  отправился за границу, морем в Любек, но через месяц вернулся опять  в Петербург (сентябрь 1829) — и  после объяснял свой поступок тем, что  Бог указал ему путь в чужую  землю, или ссылался на безнадёжную  любовь. В действительности он бежал  от самого себя, от разлада своих  высоких, а также высокомерных мечтаний с практическою жизнью. „Его тянуло в какую-то фантастическую страну счастья и разумного производительного труда“, — говорит его биограф; такой страной представлялась ему Америка. На деле вместо Америки он попал на службу в III Отделение благодаря протекции Фаддея Булгарина[1]. Впрочем, пребывание его там было непродолжительным. Впереди его ждала служба в департаменте уделов (апрель 1830), где он оставался до 1832 года. В 1830 году завязываются первые литературные знакомства: Орест Сомов, барон Дельвиг, Пётр Плетнёв. В 1831 году происходит сближение с кругом Жуковского и Пушкина, что оказало решительное влияние на его дальнейшую судьбу и на его литературную деятельность.

 

Неудача с „Ганцем Кюхельгартеном“  была ощутимым указанием на необходимость  другого литературного пути; но ещё  раньше, с первых месяцев 1829 года, Гоголь осаждает мать просьбами о присылке ему сведений об украинских обычаях, преданиях, костюмах, а также о  присылке „записок, ведённых предками какой-нибудь старинной фамилии, рукописей  стародавних“ и пр. Всё это был  материал для будущих рассказов  из украинского быта и преданий, которые стали началом его  литературной славы. Он уже́ принимал некоторое участие в изданиях того времени: в начале 1830 года в  „Отечественных записках“ Свиньина был напечатан (с правками редакции) „Вечер накануне Ивана Купала“; в  то же время (1829) были начаты или написаны „Сорочинская ярмарка“ и „Майская ночь“.

 

Другие сочинения Гоголь печатал тогда в изданиях барона Дельвига „Литературная газета“  и „Северные цветы“, где была помещена глава из исторического  романа „Гетьман“. Быть может, Дельвиг  рекомендовал его Жуковскому, который  принял Гоголя с большим радушием: по-видимому, между ними с первого  раза сказалось взаимное сочувствие людей, родственных по любви к  искусству, по религиозности, наклонной  к мистицизму, — после они сблизились очень тесно.

 

Жуковский сдал молодого человека на руки Плетнёву с просьбой его  пристроить, и действительно, в феврале 1831 года, Плетнёв рекомендовал Гоголя на должность учителя в Патриотическом институте, где сам был инспектором. Узнав ближе Гоголя, Плетнёв ждал случая „подвести его под благословение  Пушкина“: это случилось в мае  того же года. Вступление Гоголя в этот круг, вскоре оценивший в нём великий  зарождающийся талант, оказало на судьбу Гоголя огромное влияние. Перед  ним открывалась, наконец, перспектива  широкой деятельности, о которой  он мечтал, — но на поприще не служебном, а литературном.

 

В материальном отношении  Гоголю могло помочь то, что кроме  места в институте, Плетнёв предоставил  ему возможность вести частные  занятия у Лонгиновых, Балабиных, Васильчиковых; но главное было в  нравственном влиянии, которое оказывала  на Гоголя эта новая для него среда. В 1834 году его назначили на должность  адъюнкта по кафедре истории в  Петербургском университете[10]. Он вошёл  в круг лиц, стоявших во главе русской  художественной литературы: его давние поэтические стремления могли развиваться  во всей широте, инстинктивное понимание  искусства могло стать глубоким сознанием; личность Пушкина произвела  на него чрезвычайное впечатление и  навсегда осталась для него предметом  поклонения. Служение искусству становилось для него высоким и строгим нравственным долгом, требования которого он старался исполнять свято.

 

Отсюда, между прочим, и  его медлительная манера работы, долгое определение и выработка плана  и всех подробностей. Общество людей  с широким литературным образованием вообще было полезно для юноши  со скудными познаниями, вынесенными  из школы: его наблюдательность становится глубже, и с каждым новым произведением  его творческий уровень достигает  новых высот. У Жуковского Гоголь встречал избранный круг, частью литературный, частью аристократический; в последнем  у него вскоре завязались отношения, сыгравшие в будущем немалую  роль в его жизни, например, с Виельгорскими; у Балабиных он встретился с блестящей  фрейлиной Александрой Росетти (впоследствии Смирновой). Горизонт его жизненных  наблюдений расширялся, давнишние стремления получали почву, и высокое понятие  Гоголя о своем предназначении становилось  предельным самомнением: с одной  стороны, его настроение становилось  возвышенно идеалистичным, с другой, возникли и предпосылки для религиозных  исканий, какими отмечены последние  годы его жизни.

 

Эта пора была самою деятельной эпохой его творчества. После небольших  трудов, выше частью названных, его  первым крупным литературным делом, положившим начало его славе, были „Вечера  на хуторе близ Диканьки“. Повести, изданные пасичником Рудым Паньком», вышедшие в Петербурге в 1831 и 1832 годах, двумя  частями (в первой были помещены «Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь, или утопленница», «Пропавшая грамота»; во второй — «Ночь перед  Рождеством», «Страшная месть, старинная  быль», «Иван Фёдорович Шпонька  и его тётушка», «Заколдованное место»).

 

Эти рассказы, изображавшие невиданным прежде образом картины  украинского быта, блиставшие весёлостью и тонким юмором, произвели большое  впечатление на Пушкина. Следующими сборниками были сначала «Арабески», потом «Миргород», оба вышедшие в 1835 году и составленные частично из статей, опубликованных в 1830—1834 годах, а частично из новых произведений, публиковавшихся впервые. Вот когда  литературная слава Гоголя стала  бесспорной.

 

Он вырос в глазах и  его ближайшего круга, и вообще молодого литературного поколения. Тем временем в личной жизни Гоголя происходили  события, различным образом влиявшие на внутренний склад его мыслей и  фантазий и на его внешние дела. В 1832 году он впервые был на родине после окончания курса в Нежине. Путь лежал через Москву, где он познакомился с людьми, которые стали  потом его более или менее  близкими друзьями: с Михаилом Погодиным, Михаилом Максимовичем, Михаилом Щепкиным, Сергеем Аксаковым.

 

Пребывание дома сначала  окружало его впечатлениями родной любимой обстановки, воспоминаниями прошлого, но затем и тяжёлыми разочарованиями. Домашние дела были расстроены; сам  Гоголь уже не был восторженным юношей, каким оставил родину: жизненный  опыт научил его вглядываться глубже в действительность и за её внешней оболочкой видеть её часто печальную, даже трагическую основу. Вскоре его «Вечера» стали казаться ему поверхностным юношеским опытом, плодом той «молодости, во время которой не приходят на ум никакие вопросы»[11].