Участники личностного дискурса
выступают во всей полноте своих
качеств в отличие от участников
институционального дискурса, системообразующим
признаком которого является статусная,
представительская функция человека.
Институциональный дискурс есть
специализированная клишированная
разновидность общения между
людьми, которые могут не знать
друг друга, но должны общаться в соответствии
с нормами данного социума. Весьма
часто личностное общение сводится
к бытовому, но возможно общение
между хорошо знающими друг друга
людьми и на небытовом, бытийном уровне.
Любое общение носит многомерный,
партитурный характер, и поэтому
выделение типов общения в
конкретном речевом действии представляет
собой условность и проводится с
исследовательской целью. Полное устранение
личностного начала в институциональном
общении превращает участников такого
общения в манекенов. Не случайно
нормы общения слуг и хозяев во
многих сообществах требовали от
слуг бесстрастного выражения лица.
Аналогичное значение имеет светская
улыбка на официальном приеме или
сосредоточенный серьезный вид
на производственном совещании.
Институциональность носит
градуальный характер. Ядром институционального
дискурса является общение базовой
пары статусно неравных участников коммуникации
- учителя и ученика, священника и
прихожанина, следователя и подследственного,
врача и пациента. Наряду с этим
типом общения выделяется также
общение учителей, а также учеников
между собой. На периферии институционального
общения находится контакт представителя
института с человеком, не относящимся
к этому институту. Таким образом,
устанавливается следующая иерархия
участников институционального дискурса:
агент - клиент - маргинал.
Представляется возможным
выделить применительно к современному
социуму политический, административный,
юридический, военный, педагогический,
религиозный, мистический, медицинский,
деловой, рекламный, спортивный, научный
и массово-информационный виды институционального
дискурса. Разумеется, приведенный
список может быть дополнен либо видоизменен.
Важно отметить то обстоятельство,
что институциональный дискурс
исторически изменчив (в современной
России вряд ли можно установить охотничий
дискурс).
Нормы институционального дискурса
отражают этнические ценности социума
в целом и ценности определенной
общественной группы, образующей институт.
Говоря о жанрово-стилистической
категоризации дискурса, нельзя обойти
вопрос о функциональном стиле. В
лингвистической литературе функциональные
стили рассматриваются как производные
от функций языка (общение, сообщение
и воздействие, по В.В.Виноградову, и
соответственно, выделяются обиходно-бытовой,
обиходно-деловой, официально-документальный,
научный, художественно-беллетристический
и публицистический стили), как производные
от сферы употребления языка с
учетом экстралингвистических форм
общественной деятельности (в нашем
понимании - это общественные институты),
от формы проявления языка (устной или
письменной), от вида речи (монологической
или диалогической), от способа общения
(массового или индивидуального),
а также тона, или регистра, речи
(высокий, нейтральный, сниженный) (А.Н.Мороховский,
1991, с.238), как производные от трех
базовых дифференциальных признаков
- эмоциональность / неэмоциональность,
спонтанность / неспонтанность, нормативность
/ ненормативность (К.А.Долинин, 1987, с.109-110).
Известна радикальная позиция Ю.М.Скребнева
(1994, с.15), который считал, что стиль
представляет собой характеристику
подъязыка, выделяемого исследователем
в соответствии с целями исследования,
и поэтому количество стилей может
быть бесконечным - от стиля Ч.Диккенса
до стиля кулинарных рецептов. На наш
взгляд, продуктивным для понимания
сущности функционального стиля
может быть жанровый канон, т.е. стереотип
порождения и восприятия речи в специфических
повторяющихся обстоятельствах. В
этом смысле дискурс представляет собой
прототип, гештальт, когнитивное образование,
сопоставимое с когнитивными образованиями,
репрезентирующими предметы, события,
качества и т.д. Термин "функциональный
стиль" относится, на наш взгляд,
к числу наименее удачных терминов
в лингвистике, и поэтому, основываясь
на критерии жанрового канона дискурса,
мы предлагаем новое обозначение
для обсуждаемого понятия - формат дискурса.
Под форматом дискурса понимается разновидность
дискурса, выделяемая на основе коммуникативной
дистанции, степени самовыражения
говорящего, сложившихся социальных
институтов, регистра общения и клишированных
языковых средств. Формат дискурса представляет
собой конкретизацию типа дискурса,
количество этих форматов является достаточно
большим, но измеримым. Формат дискурса
в свою очередь конкретизируется
жанрами речи, которые выделяются
на индуктивной основе.
К числу жанрово-стилистических
категорий дискурса относится, на наш
взгляд, категория развернутости
и свернутости текста (амплификация
/ компрессия). Участники общения
владеют обобщенными сценариями
речевых жанров и могут разворачивать
диалог в пределах того или иного
жанра в соответствии с обстоятельствами
общения. Это удобнее проиллюстрировать
на примере простых речевых актов,
например, просьба может состоять
из трех типовых ходов - главного, вспомогательного
и нейтрального, т.е. начала разговора,
обращения, просьбы о просьбе ("Я
хотел бы обратиться к тебе с просьбой"),
мотивировки, обещаний, собственно просьбы,
а также не относящихся к просьбе
ходов. Чем короче коммуникативная
дистанция, тем меньше вспомогательных
компонентов будет использоваться.
Но именно вспомогательные и нейтральные
ходы представляют наибольший интерес
для исследователя, стремящегося установить
релевантные для речевого жанра
параметры общения, а также этно-
и социокультурную специфику
этого жанра. Чрезмерная развернутость
конкретного речевого действия на фоне
прототипного речевого жанра свидетельствует
о возможных дополнительных целях
этого поведенческого акта (просьба
+ лесть + ирония + прямые и косвенные
намеки + игра и т.д.). Чрезмерная свернутость
такого же речевого действия также
приобретает знаковый характер и
сигнализирует либо о чрезвычайных
обстоятельствах (просьба о помощи),
либо о трансформации данного
речевого акта в другой акт (просьба
переходит в приказ). Аналогичным
образом организованы и вторичные
речевые жанры, так, например, отзыв
официального оппонента о диссертации,
написанный на 20 страницах, будет, вероятно,
воспринят как экстравагантный
способ изложить свою концепцию, показать
свою эрудицию, и поэтому трансформируется
в другой жанр. Известны также анекдотичные
сжатия определенных текстовых жанров
(Заголовок "История мидян". Текст:
"Начало истории мидян. История
мидян темна и непонятна. Конец
истории мидян").
Содержательные (семантико-прагматические)
категории дискурса являются предметом
оживленной дискуссии в лингвистической
литературе (И.Р.Гальперин, 1981; Н.Н.Трошина,
1982; Л.А.Черняховская, 1983; З.Я.Тураева, 1986;
М.Л.Макаров, 1990; Н.Л.Мышкина, 1991; О.П.Воробьева,
1993 и др.). Основные две линии в
понимании категорий текста (и
дискурса) состоят в том, что отправным
пунктом в моделировании этих
категорий может выступать текст
как таковой либо текст в ситуации
общения. В первом случае базовой
категорией закономерно признается
информативность текста в ее трех
ипостасях, по И.Р.Гальперину: содержательно-фактуальная,
содержательно-концептуальная и содержательно-подтекстовая
информация. В рамках этого же подхода
в качестве основной категории текста
может рассматриваться его смысловая
целостность (цельность, интегративность).
Во втором случае с учетом диалогичности
общения важнейшей текстовой категорией
признается адресованность, фактор адресата.
Эта позиция четко выражена М.Л.Макаровым
(1990), который противопоставляет в тексте
основную пропозицию (тему текста) и основную
иллокуцию (идею, смысл текста). Существенным
является выделение общих и частных категорий
текста, особенность первых состоит в
том, что они свойственны всем типам текстов,
а специфика вторых - в том, что они могут
быть обнаружены лишь в определенных типах
текста (О.П.Воробьева, 1993). В самом деле,
направленность на адресата устанавливается
как в лирическом стихотворении, так и
в инструкции для покупателя, прилагаемой
к товару, но подтекст в инструкции вряд
ли может быть актуализован. Следует отметить,
что содержательные категории текста
во многих работах исследователей явно
или неявно сориентированы на художественный
текст как текстовый прототип. О.Розеншток-Хюсси
(1994, с.76) не случайно устанавливает терминологическую
пирамиду: диалог как обращение к слушателям,
монолог как мышление вслух и плеолог
как обращенность к читателям, как речь,
которая адресована более чем одной аудитории,
чтобы будущее удержало это в вечном пользовании,
плеолог - прототип литературы. Именно
поэтому мы считаем целесообразным при
выделении категорий дискурса вначале
сориентироваться на тип социальной дистанции
в диалоге и соответственно на тип дискурса,
а затем - на формат и жанр текста.
Основные две линии
в моделировании категорий текста
соответствуют, с одной стороны,
герменевтической традиции интерпретации
текста как самодостаточного явления,
например, в границах стилистики декодирования,
и экзегезе как толкованию текста
с учетом внешних факторов его
появления, как изучению "жизни
текста", и, с другой стороны", противопоставлению
понятности (понимаемости) и понимания
текста (ср.: comprehensability - comprehension, Verst¬ndigkeit - Verstehen в работах Р.Водак).
Изучение дискурса, разумеется, предполагает
выбор второй линии моделирования текстовых
категорий.
К числу содержательных категорий
дискурса относится интерпретируемость
текста. Эта категория является,
на наш взгляд, уточнением адресованности
текста и проявляется в более
частных категориях точности, ясности,
глубины и экспликативности / импликативности
текста. Особенность названных категорий
дискурса заключается в том, что
они в значительной мере меняют свои
сущностные характеристики в зависимости
от формата текста. Так, например, точность
научного текста заключается в развертывании
и уточнении характеристик понятия,
точность делового текста - в строгом
следовании жанровому канону (Е.В.Ковшикова,
1997), точность художественного текста
- в динамике образных ассоциаций (Е.В.Тряпицына,
1998). Коммуникативная ясность - это совпадение
интенции автора и интерпретации адресата
применительно к определенному тексту.
Применительно к бытовому личностному
общению ясность текста обеспечивается
общностью тезаурусов участников коммуникации,
ситуативной наглядностью (такое общение
остенсивно по своей сути) и возможностью
немедленной проверки адекватности понимания.
В деловом общении ясность дискурса достигается
благодаря клишированным (трафаретным)
средствам общения, а также прецедентным
юридическим и специальным (производственным,
коммерческим, дипломатическим и др.) текстам
(Л.Н.Глазко, 1996). Исследования Р.Водак (1997,
с.68-69) убедительно доказывают, что формулировки
как юридических документов, так и политических
заявлений, предназначенных для широкой
публики, понятны очень узкому кругу людей,
при этом парафраза повышает степень ясности
этих текстов только для тех людей, которые
поняли текст сначала и без парафразы.
Чрезвычайно интересным является вопрос
о ясности текста применительно к религиозному
(и мистическому) дискурсу: при достижении
особого эмоционального состояния прозрения
участники общения приобретают ощущение
полного понимания внутреннего мира друг
друга. Впрочем, может ли быть такое общение
предметом изучения для лингвиста? Ясность
художественного текста по своей сути
фасцинативна: если текст оказывает на
читателя или слушателя эмоциональное
воздействие, если повторное восприятие
этого же текста доставляет большее удовольствие,
чем первое чтение, то интенция автора
реализовалась успешно. Разумеется, возможны
ситуации, когда читатели находят свой
особый смысл в тех идеях и текстовых формах
дискурса, которые для автора не играли
никакой роли. Ясность научного текста
определяется четкостью понятийно-терминологического
аппарата, логичностью изложения, иллюстративным
материалом и простым и строгим литературным
языком. Мы говорим о глубине текста, имея
в виду возможную неоднозначность интерпретации
смысла. Глубина дискурса определяется
необходимым количеством объяснительных
трансформаций для однозначной интерпретации
текста, это операциональная категория.
Глубина текста легче всего иллюстрируется
методом “от противного”: есть обстоятельства
общения, не требующие того, чтобы над
сообщением следовало бы задуматься, и
есть обстоятельства, заставляющие внимательно
проанализировать смысл прочитанного
или услышанного. Прототипным глубоким
текстом является универсальное автосемантичное
высказывание - сентенция, афоризм, пословица.
Например, “Если не я для себя, кто за меня?
Но если я только для себя - что я? И если
не теперь, то когда?” (Гиллель). Этот религиозно-этический
постулат может быть прокомментирован
в виде трех интерпретативных ходов: 1)
Ошибается тот, кто считает, что от человека
ничего не зависит; судьба человека - в
его руках, и нужно действовать; 2) Ошибается
тот, кто действует только в собственных
интересах; замкнувшись на самом себе,
превращаешься в ничто, 3) Нельзя терять
время, откладывая на потом главное и необходимое,
поскольку жизнь коротка, и можно опоздать.
Глубоким может быть не только философский
трактат, но и обыденное замечание, например,
парадоксальная фраза в диалоге: “Не торопись,
а то успеешь”. За этой фразой стоит принцип
жизни человека, не желающего погрязнуть
в суете. Глубина текста является сигналом
для адресата: нужно перейти к внимательному
осмыслению сообщаемого. Импликативность,
т.е. наличие косвенно выраженного смысла,
проявляется в обиходной речи как намек,
в художественном тексте как подтекст,
в деловом общении как саморепрезентация.
В политическом дискурсе особый интерес
представляют случаи дезавуирования,
т.е. признания некоторых сделанных заявлений
и сообщений либо не соответствующими
действительности, либо отражающими личное
мнение чиновника, находящегося на государственной
или партийной службе и поэтому, как предполагается,
имеющего право говорить только то, что
санкционировано руководством.
Формально-структурные категории
текста достаточно детально изучены (см.
работы И.Р.Гальперина, О.П.Воробьевой,
Н.Н.Трошиной и др.). Отметим, что эти
категории позволяют установить
содержательные характеристики текста,
будучи неразрывно связанными с семантико-прагматическими
и жанрово-стилистическими категориями.
Например, формальная связность текста
(когезия) соотносится с содержательной
связностью (когерентностью), выступающей
в качестве уточнения категорий
информативности и целостности
текста. Важно подчеркнуть то обстоятельство,
что категории дискурса представляют
собой аспекты изучения весьма сложного
явления, определенный угол зрения, под
которым можно рассматривать
текст в ситуации. В данной работе
предложен социолингвистический подход
к изучению дискурса, в рамках этого
подхода выделяются три типа категорий
- тип дискурса, формат текста и жанр
речи как базовые характеристики
текста в коммуникативной ситуации.
http://homepages.tversu.ru/~ips/JubKaras.html