Обломовщина

Обломовщина

В. Архангельский

Обломовщина — отображенное Гончаровым явление помещичьего  строя эпохи распада крепостничества  в России. В ряде своих черт обломовщина  характеризовала и пореформенную  действительность. Причины ее живучести  на этом этапе лежали в господстве отсталой по сравнению с Западной Европой и США сельскохозяйственной экономики.

Термин «О.» введен Гончаровым в романе «Обломов» (1859, см. ч. 2, гл. IV; ч. 3, гл. II), главный персонаж которого, давший имя роману, является порождением старого патриархально-поместного уклада. Роман положил начало борьбе мнений вокруг обломовщины. Борьба эта  отражала на разных этапах развития общественной мысли классовую борьбу вокруг пережитков крепостничества. Социальные корни  О. уходят в крепостное, технически отсталое, почти натуральное дворянское хозяйство. Обломовцы «глухи были к  политико-экономическим истинам  о необходимости быстрого и живого обращения капиталов, об усиленной  производительности и мене продуктов». «Там денег тратить не любили, и  как ни необходима была вещь, но деньги за нее выдавались всегда с великим  соболезнованием, и то, если издержка была незначительна. Значительная же трата  сопровождалась стонами, воплями и  бранью». Хозяйство велось в условиях грубой эксплоатации крестьянина, средствами примитивной техники, в обстановке еще не растраченных природных богатств. Отсталая экономика обломовского хозяйства  создавала почву для примитивных  общественных и бытовых отношений, содержанием которых являлась крепостническая  эксплоатация. Лень, развращавшая и  дворовых, моральная и умственная косность — основные качества Обломова, выросшие на почве социально-экономической  отсталости и классового паразитизма  крепостничества.

Гончаров отнесся  к своему герою отрицательно, но вместе с тем смягчил свою оценку. Признавая устами Штольца отмирание  обломовщины («Прощай, старая Обломовка... Ты отжила свой век»), Гончаров однако пытался найти ценное в личности Обломова. У Обломова «гуманное» сердце. Пенкин, сторонник «кипучей злости», предлагал ростовщика, ханжу, ворующего  или тупоумного чиновника «карать, извергнуть из гражданской семьи, из общества». Обломов, горячо полемизируя  с ним, предлагает помнить прежде всего человека. И Гончаров писал  об Обломове, что в  основании его натуры «лежало чистое, светлое и доброе начало...» Отрицательно относясь к О. как социально-бытовому выражению крепостничества, Гончаров идеализирует в Обломове гуманность и моральную чистоту. Однако при всех своих симпатиях к личности Обломова он не питает надежд на его жизнеспособность. Единственным выходом был бы путь Штольца — этого представителя российского «грюндерства». Но Гончаров закрывает этот путь, обрекая Обломова на медленное умирание. Только сын Обломова идет на выучку к Штольцу. В условиях развития капиталистических производительных сил, пришедших в столкновение со всей крепостнической системой общественных отношений, Гончаров разрешает проблему О. как идеолог промышленной буржуазии, связанной общностью интересов с капитализирующимся дворянством. Он выступает как сторонник реформ сверху, считая капитализацию дворянства и блок его с буржуазией исторически необходимой формой преодоления О. Своим творчеством Гончаров указывал путь необходимой эволюции помещичьего хозяйства, превращения помещика в буржуа. Эпоха кануна «освобождения крестьян» для Гончарова была по существу эпохой капитализации передовых помещичьих хозяйств, проблемой помещичьей, а не крестьянской, проблемой реформ, а не революции.

Вокруг романа Гончарова  завязалась оживленная полемика, которая  отразила в себе классовую борьбу в стране.

Вслед за «Обломовым»  появилась статья Н. А. Добролюбова  «Что такое обломовщина?» («Современник», 1859, V). Заострившая внимание на социальном содержании О., статья Добролюбова быстро стала ведущей в истории идеологической борьбы вокруг О., наиболее авторитетной и влиятельной оценкой этого  явления. В истории Обломова сказалось  «новое слово нашего общественного  развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это — обломовщина; оно  служит ключем к разгадке многих явлений  русской жизни...» Добролюбов подчеркивает крепостническое происхождение  обломовщины и характернейшие черты  ее — нравственное рабство, переплетающееся  с барством, отсутствие дела как  жизненной необходимости, безделье, дармоедство, неуменье осмыслить жизнь, общественную бесполезность, прекраснодушную  фразу, не переходящую в живое  дело, и т. д. Раскрывая социальный генезис О., Добролюбов установил  связь Обломова с «лишними людьми» 40-х гг. Это один и тот же социальный тип помещика, одни и те же дворянские «родовые черты». Разницу между Обломовым  и его литературными предшественниками  типа «лишних людей» 40-х гг. критик видел лишь в различии социального  возраста и темперамента, тем самым  разрешая вопрос неверно, в биологическом  разрезе (по Фейербаху). Основного различия взглядов на действительность у Обломова и «лишних людей» 40-х гг., у крепостника  и либералов, Добролюбов не отметил, и в этом его несомненная ошибка. Но Добролюбов ни  в какой мере не склонен был ограничивать пределы этого явления помещичьей средой. Обломов для него не только помещик-крепостник, но и помещик-либерал, и чиновник, и офицер, и либеральный журналист, фразерство которых он с большой резкостью разоблачает. О. в понимании Добролюбова есть проявление политической, социальной и бытовой отсталости, всего того, что задерживает развитие буржуазно-демократической революции и что объективно поддерживает интересы господствующего класса.

Добролюбов призывал к решительной борьбе, он осудил в статье об О. либералов, включив  их в круг «лишних людей». Против Добролюбова и «Современника» выступил Герцен со статьей «Very Dangerous» (Очень  опасно). Эта статья отразила давление на Герцена либеральной идеологии: Герцен в ней отразил взгляды  реформистов, пошедших на соглашение с  существующим порядком и возлагавших  надежды на либерально начавшего  царствование Александра II. «Теперь  в России, — утверждал Герцен, — нет лишних людей, теперь, напротив, к этим огромным запашкам рук недостает». «Общественное мнение, баловавшее Онегиных и Печориных, потому что чуяло  в них свои страдания, отвернется от Обломовых». Герцен обозвал Добролюбова  и Чернышевского «паяцами», которые  могут «досвистаться не только до Булгарина и Греча, но (что боже сохрани) и до Станислава на шею». Имея в виду эту статью Герцена, Добролюбов с возмущением писал в своем  дневнике о людях, успевших «уже пришибить  в себе чутье, которым прежде чуяли  призыв к революции... Теперь уже  у них на уме мирный прогресс при  инициативе сверху, под покровом законности... Я лично не очень убит неблаговолением  Герцена».

В 1861 против гончаровской оценки О. выступил радикальный разночинец Писарев. В статье «Писемский, Тургенев и Гончаров» он полемизировал  с Гончаровым, нападая на его буржуазный оппортунизм («чистая современная  практичность»), нейтральность, скептицизм, игнорирование «человеческих и  гражданских интересов». Писарев  считал, что роман не отражает «тогдашнего  пробуждения деятельности». По мысли  критика, Гончаров должен был показать превращение «чувствительного тунеядца»  в «мыслящего работника». Этого Гончаров не сумел сделать, не разрешив тем  самым важнейшей для Писарева проблемы эмансипации личности в  капиталистическом обществе. Полемика Писарева с Гончаровым отражала политическую борьбу вокруг вопросов крепостничества  и капитализма, являясь боевым выступлением радикальной мелкой буржуазии против либеральной буржуазии.

Выступавшая с оценкой  О. либеральная критика 60-х годов  по существу обычно затушевывала крепостническое  содержание образа Обломова, открыто  полемизируя с революционной  демократией. Против опасности крестьянской революции обе партии помещичьего  класса — либеральная и крепостническая  — выступали единым фронтом. А. В. Дружинин напр. в статье, посвященной

роману («Библиотека  для чтения», 1859, XII), создал дворянскую апологию Обломова и О. Через всю  его статью проходит завуалированная  полемика с Добролюбовым. Дружинин полемизирует с людьми с «чересчур  практическими стремлениями», с  людьми, которые презирают О. В  толковании Дружинина О. — «детски  ласковая русская душа», ему свойственны  чистота нравов, рыцарская способность  к преданности, русская незлобивость, «решительная неспособность на какое-нибудь нечистое дело». Обломовский оптимизм и гуманность противопоставлены  Дружининым революционной «практической  безурядице» и «нравственной  болезни» «грешников нашего времени», под которыми критик разумел революционных  демократов. Для дружининской трактовки  О. характерна, как мы видим, маскировка политического анализа отвлеченными категориями морального порядка. Смысл  этой маскировки заключается в подчеркивании  незлобивости Обломова как олицетворения  «русского народа».

На сходной с  дружининской позиции стоял и  Ап. Григорьев в статье «И. С. Тургенев и его деятельность» («Русское слово», 1859, VIII). Добролюбов назван им «человеком честным и благородным», но «недальновидным», который с яростью набросился «больше, чем сам автор, на Обломовку  и обломовщину». Виднейший критик славянофильства Ап. Григорьев предпочитает возмущению Добролюбова смирение перед  Обломовкой тургеневского Лаврецкого. Политический смысл выступлений  Дружинина и Ап. Григорьева по поводу О. заключался в том, что они отвлекали  внимание от классовой борьбы вокруг вопросов крепостничества и путей  развития капитализма. Характерно, что  образ Штольца не вызывает у них  интереса. Либеральная буржуазно-дворянская критика, выступая на данном этапе, как  это часто бывало, в блоке с  критикой дворянской реакции, видела главную  опасность не в сохранении крепостничества, а в росте революционного движения.

Так в условиях обостренной  классовой борьбы 60-х гг. между  крестьянской демократией, с одной  стороны, и либералами и крепостниками  — с другой, вокруг крестьянского  вопроса в лит-pe шли бои, и на одном из участков этой борьбы О. приобретала  для революционной партии значение социально-экономического тормоза, а  для партии крепостников — политического  забрала. В более позднюю эпоху дворянская критика вновь использовала О. как одно из литературных средств в борьбе за сохранение социально-экономического строя, основанного на блоке промышленной буржуазии и поместного дворянства против революционного движения.

Д. С. Мережковскому  в книге «О причинах упадка и о  новых течениях современной русской  литературы» (1893), написанной в резком тоне в защиту идеализма и против материализма, принадлежит глава  «Обломов и Вера». Критик ценит Гончарова  за то, что он относится к числу  тех писателей, которые «смотрят с благодарностью назад». В страхе перед призраком революции, олицетворенном в образе  Волохова, Мережковский оглядывается в сторону Обломовки, призывая к утраченной чистоте, мягкости, человечности, которыми была полна старая Обломовка и которых нет в современной жизни.

Аналогичен по своему сочувствию О. и очерк Ю. Айхенвальда  о Гончарове («Русская мысль», 1901, IX), вошедший впоследствии в «Силуэты русских  писателей» (изд. 1-е, 1906; изд. 2-е, 1908). В  эпоху революции 1905, а затем в  эпоху реакции выступал Айхенвальд с апологией Обломова: в Обломове «дорого и прекрасно то, что  он не делец, что он — созерцатель». Для Мережковского и Айхенвальда  О. становится проблемой сохранения давшей трещины дворянской культуры и канонизирования общественных отношений, порожденных господством  помещичьего класса. Объективно обломовщина  для них — литературное орудие нападения на революционное движение, средство замаскировать острые углы классовой борьбы.

В 90—900-х гг. О. получила новое освещение и приобрела  новую социальную функцию в либеральной  критике всех оттенков. Скатившись к умеренному либерализму, М. Протопопов , полемизируя с «ригористом» Добролюбовым («Русская мысль», 1891, XI), не соглашается  с тем, что О. — явление национальное и общественное. Это — явление  личной психической жизни, результат  неправильного индивидуального  воспитания. Сознательно суживая  понимание О. и вытравляя из него социально-экономическое содержание, Протопопов указывал для изжития  обломовщины путь частных реформ. Свои требования-минимум Протопопов противопоставляет программе Гончарова  как максимум, отражая тактику  «малых дел» и отступничества либеральной  буржуазии 90-х гг.

Либеральный критик Овсянико-Куликовский в «Истории русской интеллигенции» (изд. 1-е, 1906) дал тщательный анализ О. Утверждая  крепостническое содержание О., он отмечает силу пережитков О. в капиталистическом  обществе. Но критик находит, что О. отмирает самопроизвольно, без необходимости  «насильственного переворота», путем  реформ. По его мнению, Добролюбов преувеличивал  опасностъ О. как «национальной  болезни». Во всяком случае, — говорит  Овсянико-Куликовский, — нельзя напр. устанавливать прямую связь между  Обломовым и «лишними людьми» 40-х  гг., между крепостником и либеральной  интеллигенцией. Книга Овсянико-Куликовского  появилась в эпоху революции 1905, отражая попытку автора реабилитировать либерализм, не приемлющий революции.

Иванов-Разумник  в «Истории русской общественной мысли» (изд. 1-е, 1906) оценивает О., игнорируя конкретное социально-классовое и историческое наполнение образа. Трактовка О. подчинена общей теории Иванова-Разумника об этическом мещанстве. Определение О., даваемое критиком, характеризуется абстрагированием О. как общественного явления и сведением его основных признаков к биологическим элементам: «апатии, бездеятельности и вообще растительной  жизни». Трактовка Ивановым-Разумником обломовщины — частное выражение взглядов критика — идеолога слоев мелкой буржуазии, выдвинувших партию социалистов-революционеров. Иванов-Разумник, утверждая надклассовое этическое содержание образа Обломова, не желает понять расстановки классовых сил 50—60-х гг. и ограничивается лишь оппозиционным тоном по отношению к самодержавию, причем эта оппозиционность сводится к этической фразе.

Нужно отметить наконец  и серию появившихся в последние  годы статей В. Ф. Переверзева («Социальный  генезис обломовщины» (1925), «К вопросу  о монистическом понимании творчества Гончарова» (1928) и др.). Отвергая добролюбовский взгляд на О. и игнорируя ленинские  высказывания об О. как порождении крепостнического барства (см. ниже), Переверзев дает антиисторич. понимание социальных корней О.: «Обломов — буржуа, споткнувшийся в процессе европеизации и повернувший оглобли  назад к патриархальному». Утверждение  буржуазной природы Обломова вытекает в его исследовательской практике из вульгарно-механистического отождествления быта с бытием и теоретической  — по существу меньшевистской —  предпосылки о классовой замкнутости  творчества писателя, из теории «переодевания  образов» (см. «Переверзев»). Из переверзевской трактовки О., как и всей его  исторической концепции в целом, выпадает роль крестьянской демократии в борьбе с крепостничеством. Исторический процесс развития капитализма, с  точки зрения Переверзева, происходит реформистским путем, вне экономических  кризисов и классовой борьбы, и  весь процесс отмирания О. сводится лишь к трансформации «патриархального буржуа» в «просвещенного европейского буржуа». В современной марксистской критике О. освещалась неоднократно. В. А. Десницкий в ст. «Трилогия  Гончарова» (1931) правильно определяет Гончарова как союзника дворянства в борьбе за выгодный для земельной  аристократии и для промышленной буржуазии путь капиталистического развития России. С этих позиций  Десницкий опровергает переверзевское понимание Обломова, вскрыв антиисторическую концепцию Переверзева о регрессивном движении буржуазии. О. в объяснении Десницкого — олицетворение распада  застойного поместного крепостного  землевладения.