Поэзия военных лет

ПОЭЗИЯ ВОЕННЫХ ЛЕТ

Годы Великой Отечественной войны были исключительно своеобразным и ярким периодом в развитии советской литературы. В тяжелейших условиях ожесточенной борьбы с врагом было создано немало произведении, навсегда оставшихся в народной памяти.

Это время было ознаменовано также выдающимся мужеством тысяч писателей-фронтовиков. Около четырехсот литераторов погибли в боях за освобождение своей родины.

Историческое содержание военного четырехлетия было колоссальным.

«На протяжении XX века наша страна дважды стояла у истоков крупнейших перемен в облике мира.

Так было в 1917 г., когда победа Октября возвестила о вступлении человечества в новую историческую эпоху. Так было в 1945 г., когда разгром фашизма, решающую роль в котором сыграл Советский Союз, поднял могучую волну социально-политических изменений, прокатившуюся по всей планете, привел к укреплению сил мира во всем мире.

Тем грандиознее, тем величественнее предстает перед миром подвиг советского парода в Великой Отечественной войне. Этот подвиг вошел в историю и не забудется никогда».

Советская литература оказалась внутренне подготовленной к предстоявшим ей испытаниям.

 

Мы предчувствовали колыханье

этого трагического дня.

Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня!

 

Так писала в июньские дни сорок первого года Ольга Берггольц, но так могли бы сказать и остальные советские писатели.

24 июня 1941 г. в газете «Известия» была опубликована песня Вас. Лебедева-Кумача «Священная война».

На следующий день композитор А. В. Александров написал к ней музыку.

Еще через день она была исполнена Ансамблем песни и пляски Красной Армии на Белорусском вокзале Москвы при проводах бойцов на фронт.

Ни одно литературное произведение периода Великой Отечественной войны не обретало столь мгновенной и общенародной любви, как эта песня, родившаяся, можно сказать, в первые же минуты исторической битвы. Она сопровождала советский народ на всем протяжении его мужественного пути к победе.

А. В. Александров в статье «Как вошла в мою жизнь композитора Отечественная война» писал:

«... «Священная война» вошла в быт армии и всего народа как гимн мести ей проклятия гитлеризму. Когда группа Краснознаменного ансамбля выступала на вокзалах и в других местах перед бойцами, идущими непосредственно на фронт, то эту песню всегда слушали стоя, с каким-то особым порывом, святым настроением и не только бойцы, но и мы -- исполнители - не редко плакали».

Советское радио все годы войны начинало свои передачи в 6 часов утра первыми тактами этой песни, ставшими музыкальными позывными воюющей страны.

Во многих документальных произведениях приводятся волнующие факты исключительного воздействия «Священной войны», неизменно вызывавшей прилив мужества и бесстрашия.

В воспоминаниях бывшего комбата партизанского полка Н. Москвина рассказывается, например, как в мае 1943 г. этот полк, действовавший на территории Белоруссии, захватил вокзал, в одном из помещений которого находился мощный радиоприемник. «Настраивай на Москву, -- бросил на ходу одному из партизан командир батальона. В это время гитлеровцы повели сумасшедшую контратаку, стремясь отбить помещение станции.

Напряженность боя все возрастала. И вдруг среди ночи, освещенной пожаром, в суматоху боя ворвались мощные, потрясающие душу слова:

 

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна --

Идет война народная,

Священная война!

 

Трудно даже вообразить, как это было неожиданно и кстати. Мощный радиоприемник разносил вдохновенные слова и звуки... Песня прорывалась в промежутках между разрывами гранат и пулеметными очередями, ее не в силах были заглушить крики врагов.

Песня «Священная война» действительно, как пишет автор одной из статей, «стала эпохой».

В чем же причина ее исключительной популярности и значения?

Ответ на этот вопрос может отчасти объяснить некоторые важные и характерные особенности всей поэзии периода Великой Отечественной войны. По справедливому замечанию, эта песня заключала в себе в обобщенной форме «основную проблематику поэзии периода войны».

Между тем ответ на этот вопрос не так прост. В статье «Три эмблемы» Ал. Михайлов говорит даже об известной загадочности, о «тайне» воздействия песни Вас. Лебедева-Кумача и А. В. Александрова, о том, что она «не поддается традиционному филологическому анализу».

«Обратите внимание на лексику, -- пишет исследователь, -- …она почти целиком заимствована из газетном публицистики военного времени («смертный бой», «фашистская орда», «ярость благородная», война «народная», «священная»). Если судить по обычным эстетическим законам, то все это никак не может способствовать созданию художественного произведения, способствовать популярности песни. Между тем необычайно эмоциональная реакция, которую вызывает «Священная война», говорит как раз о художественном впечатлении»

Все дело, очевидно, в том -- приходит к выводу исследователь, -- что в основе песни заключена не обычная, другая эстетика; и именно по законам этой другой эстетики надо судить о «Священной войне»... Все дело, видимо, в непосредственном воздействии этих слов на чувства в обстоятельствах, когда чувства наиболее обнажены... Слова эти падали на столь подготовленную эмоциональную почву, что достигали своей цели без дополнительных эстетических нюансов...»

Да, действительно, песня носит ораторский, призывный, агитационный характер, отчасти и в самом деле родственный злободневной газетной публицистике, обычно скупой на изобразительные нюансы.

Наиглавнейшее место в песне занимают повелительные, в тоне приказа или клятвы, обращения к слушателю -- к народу, к стране: «Вставай, страна огромная...», «Дадим отпор душителям...», «Загоним пулю в лоб...» и т. д. Все эти обращения, рассчитанные на мгновенность понимания и отклика, состоят из двух-трех слов -- они, следовательно, плакатны. И если говорить об агитационности, плакатности многих произведении военных лет, и, в особенности, начального периода, то эта втерта, в самом деле, впервые с такой последовательностью выразилась в песне «Священная война».

Интересно в этом отношении суждение Вас. Лебедева-Кумача относительно массовой политической песни. «Я считаю, -- говорил он на совещании в Союзе писателей в 1944 г.,-- что если песня понесла в массы какой-то политический, нужный нам, народу, стране, государству лозунг -- это колоссальное дело. Нужно учесть силу этого влияния и воздействия.

Должны быть всяческие песни. Но песни широкого народного звучания, несущие в себе большие лозунги, большие призывы, выражающие чаяния народа, предвосхищающие их, -- это самое большое, что нам рисуется в песенном творчестве и что нам предстоит сделать по линии песен победы.

Надо подойти к созданию песни с трепетом сердечным, с горячей душой. Только так и можно создавать песни, потому что песня -- это, прежде всего взволнованная речь...»

В этих словах содержится как бы косвенная характеристика песни. «Священная война». Призывы и обращения, лозунги и приказы, из которых почти исключительно состоит поэтическая фразеология этого произведения, обращены к каждому в отдельности и ко всем вместе. Они в совокупности представляют собою поистине «взволнованную речь», исполненную «трепета сердечного» и выражающую «чаяния народа».

В своей песне Вас. Лебедев-Кумач использовал то, что было свойственно ему и раньше -- ощущение внутренней силы советского народа, его исторического оптимизма, широты и просторов родной страны, страшных и опасных для врага уже одной своей могучей беспредельностью. В этом отношении «Священная война» есть прямое продолжение и довоенной «Песни о Родине» («Широка страна моя родная»), и «Песни о Волге», и некоторых других. Обращает па себя, например, внимание широкая эпичность всего произведения, достигаемая величаво-торжественным зачином «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» и не менее торжественным, но одновременно и преисполненным лирической страсти («взволнованная речь») рефреном:

 

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, --

Идет война народная,

Священная война!

 

Обращенность к народу с такой безусловной, не сомневающейся верой в ответный отклик, - это ведь тоже общая черта советской поэзии, сказывавшаяся на всем протяжении войны - и в лирических стихах, и в крупных поэмах, не говоря уж о жанрах, где подобную обращенность можно счесть и обязательной я традиционном. Нетрудно заметить также, что в песне Вас. Лебедева-Кумача, в ее интонационной основе, глубоко почувствованной А. В. Александровым, постоянно звучат, едва ли не выходя наружу, отзвуки революционных маршей и гимнов, чему, надо думать, содействует и заметная, вряд ли случайная, ориентация самой лексики на знакомые читателю (слушателю) словообороты и фразеологизмы, взятые из арсенала революционной поэзии. И эта сторона также неоднократно сказывалась в самых различных стихотворных произведениях военного времени: достаточно вспомнить хотя бы реминисценции революционных маршей и гимнов в поэме Николая Тихонова «Киров с нами», что было дополнительно подчеркнуто в одноименной оратории С. Мясковского, а также неоднократно выражалось и в творчестве многих других поэтов -- у О. Берггольц, А. Прокофьева, А. Суркова, К. Симонова, М. Дудина, С. Орлова... Впрочем, трудно назвать поэта, который так или иначе не обращался бы к революционным традициям советской поэзии периода революции и гражданской воины. В этом отношении песня «Священная война» действительно пророчески и точно предвосхитила если и не всю «проблематику войны», то основные краски, тональность и образность военного художественного слова, а главное -- дух подлинной народности, монументальный образ массы, лаконизм взволнованной речи, открытую энергию публицистически острого слова, вдохновленного несокрушимой верой в победу.

Военная действительность начальной поры потребовала от литературы, в особенности в первые месяцы, в основном агитационно-плакатных слов -- ударных, открытых, публицистически-целенаправленных. Поистине стихи, по завету Вл. Маяковского, были приравнены «к штыку». Листовка, говорил Николай Тихонов, была подчас для поэта важнее стихотворения, а стихотворение нередко стремилось к тому, чтобы стать листовкой, не чувствуя себя при этом эстетически ущемленным. «Никогда не было такого разнообразия в писательском арсенале! - вспоминал он же в статье «В дни испытаний». -- Краткие яркие корреспонденции, зарисовки сразу после боя, впечатления, наблюдения, портреты отдельных героев, листовки, боевые листки, обращения к солдатам противника, многочисленные выступления но радио, статьи, и стихи, и призывы, обращенные в края, оккупированные фашистами, материалы для партизанской печати, очерки, рассказы, беседы, фельетоны, обзоры, рецензии...» Поэты, по свидетельству Н. Тихонова, не представляли в этом разнообразном газетном, по преимуществу сугубо публицистическом деле никакого исключения. Наоборот, «стих получил особое преимущество», так как «писался быстро, не занимал в газете много места, сразу поступал на вооружение...»

Стихотворная публицистика -- наиболее развитая, наиболее широко распространенная разновидность литературной работы в годы Великой Отечественной войны. Многие поэты целиком посвятили ей свой талант. Евг. Долматовский в воспоминаниях о Джеке Алтаузене пишет, что поэт печатался в каждом номере своей газеты и с гордостью называл себя рядовым газетного полка. Фронтовой быт военных поэтов не многим отличался от жизни солдат и боевых офицеров, они полностью делили с ними все тяготы обстановки. Не только корреспонденции, но и стихи рождались буквально «на местности». Как писал, заключая своего «Василия Теркина», Александр Твардовский, --

 

На войне под кровлей шаткой,

По дорогам, где пришлось,

Без отлучки от колес,

В дождь, укрывшись плащ-палаткой,

Иль зубами сняв перчатку,

На ветру, в лютой мороз,

Заносил в свою тетрадку

Строки, жившие вразброс…

Повседневную поэтическую работу, в том числе и утилитарно-черновую работу в газетах первого периода войны, при всем том, что многое из нее не пережило своего времени, так и оставшись в старых газетных подшивках, нельзя недооценивать. Она была, во-первых, огромна по размаху, ее делали ежедневно и ежечасно тысячи литераторов на всех фронтах Великой Отечественной войны, делали самоотверженно и подвижнически в тяжелейших условиях изнурительной борьбы, они пронизали своим пропагандистским, агитационным партийным словом всю накаленную атмосферу военного времени; во-вторых, эти коллективные усилия поэтов, каждый из которых выполнял свою задачу, в совокупности образовали для сегодняшнего читателя своеобразную летопись своей героической эпохи; сама торопливость, незавершенность неотделанность той иди мной стихотворной строки приобретает в наши дни дополнительный документальный эффект -- грубая, обугленная фактура стиха подчас свидетельствует нам о тяжести войны больше, чем это могли бы сказать отделанные во всех частностях, написанные на досуге произведения.

Не об этом ли говорил в 1945 г., оглядываясь на свои военные стихи, Сергей Орлов:

 

Руками, огрубевшими от стали,

Писать стихи, сжимая карандаш.

Солдаты спят -- они за день устали,

Храпит прокуренный насквозь блиндаж.

Под потолком коптилка замирает,

Трещат в печурке мокрые дрова...

Когда-нибудь потомок прочитает

Корявые, но жаркие слова,

И задохнется от густого дыма,

От воздуха, которым я дышал,

От ярости ветров неповторимых,

Которые сбивают наповал.

И, не видавший горя и печали,

Огнем не прокаленный, как кузнец,

Он предкам позавидует едва ли,

Услышав, как в стихах поёт свинец,

Как дымом пахнет все стихотворенье,

Как хочется перед атакой жить...

И он простит мне в рифме прегрешенье...

Он этого не сможет не простить.*

 

Нельзя, кроме того, не учитывать, что эта огромная, повседневная и, конечно же, зачастую далекая от художественного совершенства поэтическая работа, хотя и была подчас рассчитана лишь на краткий срок газетной полосы или на полузабвенье в записной книжке, приносила большую пользу самим литераторам, так как приучала художника постоянно жить действительными потребностями воюющего народа и произносить слова, столь же необходимые на войне, как пуля, снаряд или винтовка. Все, что было украшающей фразой, высокопарностью и прочими литературными красотами, тотчас обнаруживало свою беспочвенность -- война требовала дела, и только дела. Люди, которым адресовались стихи, постоянно встречались со смертью -- им было нужно слово сердечное и правдивое. «Война нас научила, -- замечал М. Шолохов, -- говорить очень прямо».

Литература, в том числе и поэзия, очень долго работала почти исключительно, так сказать, на двух красках: белой и черной, без полутонов, потому что лишь два чувства владели тогда поэтом -- любовь и ненависть. В соответствии с этим душевным (и эстетическим) настроением, впервые с большой силой выразившимся в песне Вас. Лебедева-Кумача и А. В. Александрова «Священная война», быстро сформировался тот отмеченный заметным своеобразием призывно-агитационный колорит стихотворной публицистической речи, что впоследствии был даже назван «стилем 1941 года». Многим стихотворным произведениям первых месяцев войны были действительно присущи и широкое использование газетных фразеологизмов, и тех стилистических клише, что обычно бывают свойственны торопливой и энергичной ораторской речи, лаконизм, импровизационность, плакатная наглядность и т. д. Большинство поэтов, разумеется, и не рассчитывало на долговечность своих стихов. «Умри, мой стих, умри, как рядовой, как безымянные на штурмах мерли наши», -- так с полным правом и не без понятной гордости могли бы они сказать вслед за Вл. Маяковским.