Жизненный путь и творчество К.А. Темирязева

Вокруг  Танеева собрался кружок передовой  интеллигенции. У него бывали А.Г. Столетов, В.В. Марковников, М.М. Ковалевский, А.И. Чупров, С.А. Муромцев, А.И. Сумбатов-Южин и И.С. Тургенев. Таким образом, здесь были блестяще представлены физики, химики, социологи, артисты и писатели. Помимо этого, Тимирязев поддерживал научную связь и личную дружбу с И.М. Сеченовым, а затем, в 90-х годах, с П.Н. Лебедевым и И.А. Каблуковым.

В 90-х  годах растёт реакция. Она наносит  наиболее ожесточённые удары революционно настроенному студенчеству и радикальным  элементам профессуры Петровской академии. Немудрено, что одним из первых пострадал  Тимирязев. В 1892 году Климент Аркадьевич был уволен из Академии. Причиной увольнения Тимирязева из состава профессоров Петровской академии была пропаганда дарвинизма. Сам Тимирязев об этом рассказывает следующее:

"Типический  представитель царской России  кн. Мещерский в своём «Гражданине»  писал по поводу моих книг  и статей о дарвинизме следующее:  «Профессор Петровской академии  Тимирязев на казённый счёт  изгоняет бога из природы».

От изложения  дарвинизма Тимирязев переходит  к характеристике личности учёного. Мы привели несколько выписок  из публичной лекции Тимирязева "Дарвин, как образец учёного". Эта лекция была прочитана в Московском университете 2 апреля 1878 года и поныне по своей  талантливости остаётся во всей литературе по дарвинизму непревзойдённым научным  образцом. В Тимирязеве Дарвин нашёл  не только сродного по духу и таланту  истолкователя своей научной  системы, но, что гораздо труднее, истолкователя основных особенностей своей личности как мыслителя. Я  уже писал в начале этой статьи, что научные характеристики в  исторических экскурсах Тимирязева проникнуты не только глубиной исторического  понимания эпохи, но и необычайно живым проникновением в душевный мир, моральный облик и психологию творчества великих учёных прошлого. Образцом такого исторического и  психологического анализа служит следующий  отрывок из упомянутой нами лекции, где Тимирязев даёт характеристику Дарвина как учёного:

"От  учения переходим к учёному;  посмотрим, в каком отношении  находится учение к самой личности  автора, каким качествам лица  обязано оно своим успехом.  Прежде всего, - тому неуловимому,  не поддающемуся анализу свойству, которое, за неимением более  точного определения, мы называем  гениальностью. В области естествознания  всякая действительно плодотворная  научная мысль, - мысль, раскрывающая  науке новые горизонты, представляет  три момента, три ступени развития, почти соответствующие тем трём ступеням развития, чрез которые, по мнению положительной философии, прошла вообще человеческая мысль. Это, во-первых, ступень угадывания истины - ступень творчества; за ней следует ступень логического, развития этой творческой мысли во всех её последствиях и, наконец, третья ступень - проверки этих выводов путём наблюдения или опыта, - ступень собственно научного исследования.

На русской  почве в 80-х годах наиболее крупным  противником Дарвина был Данилевский, выпустивший в 1885 году обширное сочинение, направленное против идей Дарвина. Тимирязев  ответил Данилевскому уничтожающей критикой. Реакционный журналист Страхов вступился за Данилевского и сразу же оказался под убийственным огнём памфлетов и научно-популярных статей Тимирязева.

     В полемике против Данилевского и Страхова Тимирязев дал образцы подлинной идейной страсти и высокой принципиальности. Яркий общественный темперамент Тимирязева, ясность его основных научных идей, представление о науке, как о служении народу, высокая идейность подняли пропаганду дарвинизма до уровня наиболее выдающихся образцов русской общественной мысли конца прошлого века. В статьях Тимирязева, направленных против антидарвинистов, мы ясно видим исторические и литературные истоки. Здесь и разящий сарказм Салтыкова-Щедрина, и последовательная, ни перед чем не останавливающаяся ненависть Добролюбова ко всяческой реакции, и свойственная Чернышевскому способность, разбивая реакционные взгляды врагов, тут же создавать замечательные позитивные построения.

     О вегетационных опытах мы читаем и в сборнике "Земледелие и физиология растений". В 1896 году К.А. Тимирязев показывал эти опыты тысячам посетителей в теплице для искусственных культур на Нижегородской выставке. Пропаганда опытных станций, пропаганда словом и делом, так как она сопровождалась организацией нескольких показательных станций, работой которых Климент Аркадьевич руководил лично, принесла прямую пользу. Под напором этой неустанной пропаганды опытного дела ведомство земледелия в дальнейшем основало сеть опытных станций, руководствуясь материалами и указаниями Тимирязева. Работы Коссовича, Гедройца, Прянишникова и многих других талантливых исследователей вошли и в науку и в практику земледелия, и переворот, который они произвели в учении об удобрениях, именно на практике-то и показал себя. Нельзя не жалеть, что на заре нашей эпохи смерть унесла замечательный ум и пламенную энергию Климента Аркадьевича Тимирязева, что Тимирязев не работает с нами.

     В 1893 году Тимирязев опубликовал работу "Борьба растений с засухой". Появление этой работы явилось откликом учёного на тот ужасный неурожай, который постиг Поволжье летом 1891 года. Дав анализ тех приспособлений, которые помогают растению выносить засуху, Тимирязев пишет: "Человек должен подражать природе в подчинении себе враждебных сил природы".

     Это "подражание" Тимирязев раскрывает как активную роль человека в преобразовании природы. В этой работе, в главе "Выводы для сельскохозяйственной практики", он пишет:

     "Переходим теперь к рассмотрению мер, в которых человек выступает активным деятелем, не приспособляясь к данным климатическим условиям, не подчиняясь, а подчиняя себе природу"

      Работы Тимирязева находятся на столбовой дороге мировой науки. Они преемственно связаны с рядом открытий, сделанных в разных странах в XVIII - XIX веках. Сам Тимирязев с присущей ему любовью к историческим экскурсам тщательно прослеживает идейные и экспериментальные истоки своих работ. Среди них особое значение имело выяснение участия растений в круговороте углерода в природе. Как известно, углерод - основа каждого органического вещества - находится в атмосфере в виде углекислого газа, затем переходит из атмосферы в растения, идёт для питания животных и человека, а потом возвращается с продуктами дыхания в атмосферу и снова начинает свой круговорот. Наиболее важным моментом в этом круговороте является переход углерода из неорганического мира - атмосферы - в организм, т.е. в растения. Этот переход был открыт в конце XVIII века. Тимирязев несколькими штрихами набрасывает исторический фон этого открытия.

"Итак, мы в 1783 году. Внимание учёных обращено на эту новую нарождающуюся науку (химию. - В.К.), а она сосредоточилась, главным образом, на изучении третьего состояния материи, до тех пор почти ускользавшего от её внимания, - на изучении газов. Ещё недавно Пристли ознакомил нас с целым рядом газообразных тел. Не прошло ещё десяти лет со времени открытия кислорода. Только десять лет тому назад Лавуазье, сжигая алмаз, показал, что он превращается в air fixe, по-нашему, в углекислоту, но самое название это ещё не существует; оно появится в первый раз в печати в будущем, 1784 году, а разложена эта углекислота будет ещё только через десять лет. Всего пять лет тому назад Лавуазье разъяснил состав органического вещества, и, наконец, ещё только через несколько месяцев, 25 июля, он возвестит изумлённой академии поразительный факт, что вода не стихия, а соединение кислорода с горючим газом,( air inflammable), который впредь будут звать водородом.

      Заметим ещё, что все эти факты проникают в печать нередко через год, через два или три и что только деятельная переписка, связывающая английских, французских, итальянских и шведских учёных, разносит эти вести во все края Европы. Прибавьте к этому ожесточённую борьбу двух лагерей: защитников блестящего, но отживающего свой век учения о флогистоне и сторонников новой химии - химии Лавуазье, над которой официальная наука, устами Фуркруа, ещё произнесёт обычный в таких случаях приговор, что «она потрясает весь строй господствующего образа мыслей». Взвесим все эти обстоятельства, и нам станет понятно, как ещё туманен был научный кругозор и какою проницательностью нужно было обладать для того, чтобы... прозревать факты, которые ещё трудно было облекать в слова"

      В это время Сенебье исследовал вопрос о действии солнца на растения. В частности, он посвятил крупное исследование действию света на листья. Незадолго до работ Сенебье английский учёный Пристли показал, что растения, помещённые в камеру, где находились животные или происходило горение, восстанавливают свойства воздуха и делают его вновь пригодным для дыхания и горения. От внимания Пристли вначале ускользнул тот факт, что для такого восстановления необходимо освещение растений солнечным светом. Впоследствии было показано, что растения только под влиянием света восстанавливают способность воздуха поддерживать дыхание и горение и, напротив, ухудшают свойства воздуха в темноте.

     Для того чтобы изучить этот процесс очищения воздуха растениями, Сенебье помещал зелёные листья в воду, а затем исследовал химическим анализом пузырьки, которые появляются в воде на листьях. Он собрал газ, находившийся в этих пузырьках. Газ отличался от обычного воздуха, так как в гораздо большей степени, чем воздух, поддерживал и горение и дыхание. Сенебье не мог пользоваться такими понятиями, как кислород и углекислота, поэтому ему приходилось создавать свою теорию с помощью терминов и понятий: "чистый воздух" и "испорченный воздух". Если перевести результаты опытов Сенебье на язык современной химии, то можно сказать, что он доказал необходимость присутствия в воде углекислоты для выделения кислорода растениями. Сенебье показал также, что пузырьки кислорода выделяются из зелёной мякоти листа и, следовательно, листья перерабатывают углекислоту, выделяя кислород. Дальнейшее развитие этих результатов стало возможным благодаря работам Лавуазье, открывшего кислород и показавшего, что горение представляет собою соединение вещества с кислородом.

Сенебье, продолжая свои опыты, пришёл к заключению, что растения забирают некоторое горючее вещество из испорченного воздуха, выделяют чистый воздух и усваивают это горючее вещество; иными словами, в данном случае происходит питание растений. Это была очень смелая мысль

     В 1883 году Тимирязев писал: "В последнее время некоторые немецкие ботаники (Сакс, Ганзен, Детмер, Визнер и др.) пытаются совершенно несправедливо заслонить заслуги Сенебье и в ущерб ему выдвинуть вперёд Ингенгуза. Трудно себе представить, чем они при этом руководятся. Разве только, предвкушая близкое поглощение Голландии «общегерманским отечеством», задним числом уже считают Ингенгуза немцем?"

     В начале XIX века Соссюр развил дальше взгляды Сенебье и, определив количество выделяющегося кислорода и поглощаемой углекислоты растениями, с полной определённостью доказал, что углерод откладывается в растениях в результате разложения углекислоты. Оставалось доказать, что растения действительно могут улавливать и разлагать углекислоту, которая рассеяна в атмосфере в очень небольшой концентрации. Такое доказательство было дано в 1840 году Буссенго, учителем Тимирязева.

     Приведём одну выдержку из книги Тимирязева "Солнце, жизнь и хлорофилл", которая не только излагает характер чрезвычайно точных исследований и измерений Буссенго, но и рисует научную атмосферу того времени. Излагая опыты Буссенго, Тимирязев рассказывает:

"До  какой степени изумительною казалась  современникам точность этого  опыта (как и большинства исследований  Буссенго), может лучше всего показать анекдот, который я слышал от самого Буссенго.

«Мы предприняли  исследование, - рассказывал он, - вместе с Дюма, но так, что каждый производил взвешивания, вёл журнал опытов отдельно, не сообщая другому, для того, чтобы  лучше контролировать полученные результаты. Сначала всё шло хорошо; растение, как и следовало ожидать, разлагало углекислоту. Вдруг картина изменилась. Несмотря на ясные солнечные дни, оно закапризничало и вместо того, чтобы разлагать углекислоту, стало её выделять. С недоумением подводили мы в своих записных книжках вечерние итоги, бросая друг на друга немые вопросительные взгляды. Обоим невольно приходила на память неудача, испытанная Пристли, когда он хотел повторить свой знаменитый опыт.

     Так продолжалось несколько дней. Наконец, в одно прекрасное утро Реньо (знаменитый физик), внимательно за нами следивший, видя наши вытянутые физиономии, разразился неудержимым хохотом и покаялся нам, что причиной нашего горя был он: каждый день, когда мы уходили завтракать, он подкрадывался к прибору и немного в него дышал "для того, чтобы убедиться, - как он выразился, - что вы не шарлатаните, а действительно можете учитывать такие малые количества углекислоты"

     В 1846 году физик, впоследствии физиолог, а ещё позже известный историк естествознания Джон Дрепер показал своими экспериментами, казавшимися на первый взгляд совершенно убедительными, что в жёлто-зелёных лучах солнечного спектра разложение углекислоты происходит энергичнее всего. Благодаря этому представление о жёлтых лучах, как о наиболее энергичном факторе разложения углекислоты, получило, казалось, полное экспериментальное доказательство. Однако этот взгляд, ставший уже общепринятым, постепенно подтачивался рядом крупнейших физических и физико-химических открытий.

     Тимирязев в своих работах по усвоению углерода растением прослеживает постепенную эволюцию другого взгляда на связь между солнцем и этим физиологическим процессом. Наиболее фундаментальным фактом в истории естествознания, который подготовил новый этап физиологии растений, был закон сохранения энергии. Одновременно с установлением этого закона ряд открытий XIX века постепенно заменил субъективное деление спектра на различные цветные лучи объективным делением их на участки, отличающиеся друг от друга лишь длиной и частотой световых волн. Выработалось представление о лучистой энергии, как волнообразном движении мирового эфира.