Влияние религии на формирование творческих индивидуальностей Гоголя и Булгакова

мундире" – в общем мелкая нечисть с мелкими пакостями, которую с легкостью

может одолеть твердый  духом христианин.

       Второй  тип гоголевских демонических  образов  -  это  наводящие  ужас

злобные представители  ада,  чаще  дьявол  в  человеческом  облике,  которые

посягают на души людей, завладевают  их разумом.  Этот  тип  у  Гоголя  очень

многочисленен.  Его представители:  цыган из  "Сорочинской  ярмарки",   "в

смуглых чертах которого было что-то злобное, язвительное,  низкое  и вместе

высокомерное", Басаврюк  из  "Вечеров накануне  Ивана Купала",  который с

"бесовской усмешкой" играет чувствами людей, умело  пользуясь  их  низменными

желаниями; это  колдун  из  "Страшной  мести",  огромное  количество  жуткой

нечисти в "Вие" и, наконец, ростовщик в повести "Портрет",  чья дьявольская

власть продолжает калечить судьбы людей  и  после  его  смерти.  Этот  образ

возникает у Гоголя и в "Выбранных местах из переписки  с  друзьями":  "Диавол

выступил уже без маски  в мир... непонятной тоской уже загорелась земля".

      Существование   этих  двух  типов  у  Гоголя  объясняется  Рассолимо  в

зависимости   от    психологического    состояния    автора:    "Гоголь    в

гипоманиакальном состоянии - и весел его черт. Меняется душевное  настроение

Гоголя - и в "Вие"  уже не  черт,  а грозный дух Земли.  Сам гениальный

писатель выстаивает на коленях  целые  дни,  вымаливая  прощение  у  грозного

Бога". [81,163]

      У Гоголя  силы Зла персонифицированы - это черт, ведьма, колдун, дьявол

в образе человека. Но нет ни одного персонифицированного  представителя сил

Добра.  Дьявольской  силе  противостоит  лишь  сила  молитвы,   благочестия,

обращения  к  Богу,  канонические  религиозные   образы.   Эта   особенность

гоголевского творчества позволила некоторым исследователям сделать  вывод  о

том, что его фантастика - это фантастика злого.

     С точки   зрения  психологии,  данный  факт  можно  объяснить  тем,  что

больной любит изображать религиозное. Очевидно, то темное,  непонятное,  что

с ним творится, его пугает и он интуитивно испытывает стремление  укрепиться

в мистике. Изображение  религиозных  тем  всегда  наивно,  исполнено  робко,

почти по-детски. Христос - слабый, астеничный, часто инфантильный, с копьем

и с царской шапкой на голове. Или, Христос - нежный,  бледный,  с  судорожно

сжатыми и изогнутыми руками, с огромным тяжелым крестом в  руках. Кругом  для

усиления эффекта, фигурирует церковная  утварь,  кресты,  храмы.  Вообще  их

творчество подкупает  своей скромностью, оттенком  слабости.  Ирреальный  мир

ближе больному.

     Единственный  божественный образ в произведениях  Гоголя - это младенец-

Иисус в повести «Портрет». Конечно же его нельзя назвать инфантильным  или

астеничным, потому что это не взрослый Христос,  но  здесь описаны  именно

нежные смиренные, кроткие  лики святых фигур и пораженные божественным чудом

цари - вот те символы, привнесенные Гоголем в картину,  которой  предстояло

противостоять могущественному  Злу, таким образом,  и  в  этом  произведении

дьявольское намного ближе к реальному, чем божественное,  которое остается

лишь окутанной тайной аллегорией.

     Подведем   итоги   нашего   исследования   прогрессирующего    влияния

болезненной "ложной мистики" на психику гениального писателя и ее  отражения

в  его  произведениях.  Психологи  делают  выводы:  пример  гибели  великого

Гоголя, страдавшего  душевным расстройством - пример  проявления  пассивного

отношения   к   гению,    результат    трагической    несостоятельности    в

соприкосновении науки со сложным явлением гениальности. [81,402] Мы, в  свою

очередь, можем добавить, что  пример  ошибочной  оценки  критикой  последних

произведений  Гоголя  -  это  пример  непонимания  одного  простого   закона

психологии  творчества,  точно  определенного  еще  Н.Бердяевым:   "сознание

греховности,  исключительная  отдача  себя  этому  сознанию  и   бесконечное

углубление в него приводят к подавленности и к  ослаблению  жизненной  силы.

Переживание греховности  может  превратиться  в  бесконечное  сгущение  тьмы.

Переживание греховности, понятое  как  единственное  и  всеобъемлющее  начало

духовной жизни, не может  привести  к  творческому  подъему  и  озарению",  "

сознание греховности  должно  переходить  в  сознание  творческого  подъема,

иначе человек опускается вниз". [9,212]

     Рассмотрим далее какое влияние оказала религия на  судьбу  М.Булгакова,

какой след оставила в его  творчестве. Оговоримся сразу, что у  Булгакова  не

было той патологической  связи  с  религиозным  мировоззрением,  которое  мы

наблюдали у Гоголя. Но  христианство  так или иначе оказало значительное

влияние на становление мировоззрения  писателя. Да и не могло  не  оказать  –

Булгаков с детства  получил  глубокое  религиозное  образование.  Его  дед  –

сельский  священник,  отец  –  выдающийся   выпускник   Орловской   духовной

семинарии,  окончил  Киевскую  духовную  академию,  имел  степень   магистра

богословия, затем доктора  богословия.  Афанасием  Ивановичем  были  написаны

«Очерки истории методизма», исследование «Французское  духовенство  в  конце

18в. (в период революции)»,  статья «Современное франкмасонство».

     Большой авторитет  отца, глубокая к нему любовь  позволяют предположить,

что именно от отца идет интерес  М.Булгакова к истории  вообще  и  к  истории

христианства в частности. А исследования масонства отца можно  сопоставить  с

«масонским следом» в  «Мастере  и  Маргарите»,  с  развившимся  интересом  у

будущего писателя к демонологии  и мистическому, с появлением у него  образа

Воланда, одного  из  самых загадочных  и обаятельных дьяволов  в истории

мировой литературы. Опыт отца способствовал пробуждению  у  Булгакова  жажды

духовного познания в сочетании  с научным подходом к постижению  истины.  Как

подтверждение – высшая оценка в аттестате зрелости по закону Божьему (и  это

при том, что высших оценок Булгаков удостоился только по двум предметам).

     Но отношение  Булгакова к религиозным вопросам  в течение жизни менялось

несколько раз, причем радикальным  образом. Булгаков колебался между  верой  и

неверием.  В  молодости  он  слишком  поспешно  «разобрался»  с  религией  и

чересчур демонстративно проповедовал атеизм. Но последнее  его  произведение

– доказательство того, что  писатель  далеко  не  безвозвратно  расстался  с

клерикальными вопросами  и совсем  не  однозначно  решил  для  себя  проблему

веры.

     Б.Соколов также  отмечал, что Булгаков всю   свою  жизнь  несколько  раз

менял  свое  отношение  к  религии,  вере.  Но   исследователь   не   увидел

закономерности в этих переменах. Для нас  они  являются  очевидными:  первый

поворот в сторону неверия  у Булгакова произошел в  молодости,  под  влиянием

модных идей  Ницше,  для  него  это  была  форма  самоутверждения,  -  порыв

юношеского максимализма, отрицания старых идей.

     В 1913г. М.А.Булгакова  увлек атеизм Ницше. Он решительно  не  принимал

Толстого-проповедника,  с  порога  отвергал  «непротивление  злу  насилием»,

называл учение это  характерным  словечком  «юродивость».  Будущий  писатель

явно  предпочитал  «делание  хотя  бы  зла  во  имя  талантливости».  Пример

демонстративного протеста Булгакова со слов Т.Н.Лаппа: «Мать  Михаила  велела

нам говеть перед  свадьбой.  У  Булгаковых  последняя  неделя  перед  Пасхой

всегда был пост, а мы с Михаилом ходили в ресторан…» [69,37]

     Потрясенный   событиями   революции,    ощутив    свою    бессильность

противостоять этой всеуничтожающей мощи, Булгаков обращается к вере  как к

последней надежде. 1923г. –  свое писательское призвание  Михаил  Афанасьевич

теперь ощущал как предназначение свыше (к счастью это ощущение  не  достигло

уровня Гоголевской экзальтации). Его мысль о Боге:  «Может  быть  сильным  и

смелым он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о нем  легче.  Нездоровье

мое осложненное, затяжное. Весь я разбит. Оно может помешать  работать,  вот

почему я боюсь его, вот почему я надеюсь на  Бога».  Булгаков  также  тяжело

переживал антирелигиозную  кампанию начала  20-х  гг.  Она,  очевидно,  стала

одним из побудительных мотивов  работы  над  романом  о  Христе  и  дьяволе.

«…Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника,  именно  его.  Этому

преступлению нет цены» (1925г.).

     Дальнейшие  жизненные неурядицы вновь пошатнули   булгаковский  ориентир

на Бога, и в 20-е гг. он пишет серию повестей, впоследствии  объединенных  в

сборник  «Дьяволиада»  (можно  допустить,  что  веру  в  Бога  у   Булгакова

подорвала капитуляция церкви). Советские люди изгнали  из  своих  душ  Бога,

советской страной  управляет  могучая  дьявольская  сила  –  таков  приговор

Булгакова, такой лейтмотив  сборника.

     Не исключено,  что потрясения конца 20-х гг,  Великий перелом,  запрет

всех пьес отвратили Булгакова  от Бога. В 1929г. он  пишет  повесть  «Тайному

другу», где именно дьявол спасает героя от самоубийства.

     В 30-е гг. Булгаков начинает писать роман  «Мастер и Маргарита».  Какое

настроение преобладает  у писателя в  этот  период,  каково  его  душевное  и

физическое состояние?

      К началу 30-х  гг.  у  Булгакова  уже  очень  основательно  расшатана

нервная  система,  он  ощущает  себя  слабым  и нерешительным.   1936г.   –

подавленное состояние,  усилилась  боязнь  ходить  по  улицам  одному,  хотя

внешне он старается ее скрыть (его провожают в театр  даже  днем).  В  1936-

1937гг. в  «Записках   покойника»  у  М.А.Булгакова   вновь  появляется  сцена

самоубийства героя, и  вновь спасителем выступает дьявол: «Я приложил дуло  к

виску, неверным пальцем  нашарил собачку. В это же  время  снизу  послышались

очень знакомые мне  звуки,  сипло  заиграл  оркестр…  «Батюшки!  «Фауст»!  –

подумал я. - …подожду выхода Мефистофеля. В последний  раз.  Больше  никогда

не услышу»… Тут грохот…  Дверь распахнулась, и я окоченел на полу  от  ужаса.

Это был он, без всяких сомнений… передо  мною  стоял  Мефистофель».  [3,544-

545]

      1939г. –  резь в глазах – признак  начавшегося нефросклероза.  Булгаков

предчувствует  смерть:  «покойником  пахнет».  Февраль  1940г.  –   писатель

окончательно  ослеп.  Болезнь  писателя  прогрессирует  и  как  следствие  –

появление образа Воланда в «Мастере  и Маргарите»  (не  надеясь на  Бога,

Булгаков обращается к  Дьяволу).

     В 1940-м, незадолго  до смерти, писатель размышлял  о «вечных  вопросах»

в беседах со своим другом С.А.Ермолинским. Со слов последнего мы знаем,  что

автор «Мастера и Маргариты» отвергает  церковную  веру,  загробную  жизнь  и

мистику. Посмертное воздаяние  заботит его лишь в  виде  непреходящей  славы.

Булгаков,  почти  все  произведения  которого  при жизни так и не   были

опубликованы, боялся, что  после смерти его  может  ждать  забвение,  что  им

написанное так и не дойдет до людей.

     Сомнения Булгакова   приводят  к  тому,  что   в  «Мастере  и  Маргарите»

писатель решает вопрос, волновавший его с юности: Бог  ли Христос или  только

человек? В романе проповедь  Иешуа о добрых людях приводит  Пилата  сперва  к

казни проповедника, а затем  к убийству доносчика  Иуды.  У  Булгакова  Иешуа

принимают за безумца, а не носителя  света  жизни.  Единственный  убежденный

проповедью Иешуа в романе – это Левий Матвей, который бросил свою  должность

сборщика  податей  и  проклял  деньги.   Однако   сам   Булгаков   фанатизму

единственного  ученика   Иешуа   явно   не   сочувствует,   а   писательская

современность  в  романе  –  это  Москва,   где   Бог   умер   (по   Ницше).

Доказательством подобного  булгаковского  отношения может служить и факт

иерархического  приравнивания  Иешуа-Иисуса  Воланду  в   романе:   Булгаков

заставляет в финале Левия  Матвея явиться посланцем  от  Иешуа  к Воланду  и

просить  последнего  наградить  Мастера  покоем.  Хотя  это  равенство  явно

формальное – с точки зрения  художественной  выразительности и силы  образ

Иешуа бледнее образа Князя Тьмы, что прямо указывает на  личные  симпатии

писателя.

      Булгаков, под влиянием Ницше качнувшийся к неверию,  после революции

вновь вернувшийся  к Богу,  а в конце жизни опять отрицавший  церковь,

старцев,  очевидно,  считал   фанатиками   и   в   возрождение,   через   их

подвижничество, христианского  идеала не верил.

     Таким образом,  развитие дьявольской тематики  в творчестве Булгакова от

собирательного в «Дьяволиаде» до персонифицированного образа повелителя  сил

Зла в «Мастере и Маргарите» также подтверждает  теорию  Россолимо  о  прямой

связи психического состояния  писателя с тенденцией обращения  к  демонической

тематике  в   своих   произведениях   (усиливается   болезненное   состояние

М.А.Булгакова – ярче, жизненнее становится образ Сатаны).