Античная философия (классический период (V - IV вв. до нашей эры)).

      Признав идею первопричиной всего сущего, Платон тем самым определил и основную задачу философии, и предмет науки как познание мира идей, которое возможно лишь посредством диалектического процесса мышления как процесса образования и разделения понятий, и выявления их совместимости (или несовместимости) с предметным миром. Таким образом, Платон признает два метода познания: чувственный (неподлинный) и понятийно – мысленный (подлинный).Но поскольку всякое познание всегда направлено ни какой – либо объект, то он должен присутствовать и здесь. У Платона этот объект распадается на два: мир изменчивых и конечных во времени предметов и мир вечных неизменных идеальных сущностей – идей. Происходит как бы удвоение мира.

     Такой подход вполне естественно порождает  два важных вопроса: как соотносятся  эти два противоположных мира и как человек – существо конечное, преходящее, и, следовательно, однозначно принадлежащее к чувственному миру, может познавать недоступный для него по самой своей природе мир идей. Платон выходит из положения, предположив, что:

1. Предметный мир теней, отражение подлинного, идеального;
2. Душа человека вечна и бессмертна.

     Платон  на этот счет пишет так: «Всякая душа бессмертна. Ведь вечнодвижущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, поскольку оно не покидает само себя, никогда не перестает двигаться; более того, и для всего остального, что движется, оно служит источником и началом движения .

     Начало  не имеет возникновения: всему возникающему необходимо возникать из начала, а  само оно не из чего не возникает, потому что если бы начало возникало из чего – либо, возникающее возникало  бы уже не из начала. Но так как оно не имеет возникновения, ему необходимо быть и неуничтожимым, потому что если бы погибло начало, ни само оно никогда не могло бы возникнуть из чего – либо , ни другое из него, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения – это то, движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и все возникающее, обрушившись, остановились, и уже неоткуда было бы взяться тому, что бы привело их снова в движение, чтобы они возникли.

     Итак, выяснилось, что бессмертно движимое само собой; но всякий без колебаний  скажет, что именно в этом заключается  сущность и определение души». До вселения в него она пребывает  в мире идей, где и познает мир  истин. Вселившись же в человека, она привносит в него все наличное знание. Таким образом, процесс познания по Платону есть процесс припоминания, когда мы посредством анализа понятий заставляем душу человека припоминать имеющиеся в ней знания: « раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чтобы она не познала. Поэтому ничего удивительного нет в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна вспомнить все, что ей было известно. И раз в природе все друг другу родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что – нибудь одно, - люди называют это познанием, - самому найти и все остальное…». В момент акта познания у человека возникает воспоминание об идее. Говоря словами самого Платона, « человек должен понимать видовое обозначение, складывающееся из многих чувственных восприятий, но сводимое разумом воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока глядела на то, что мы называем бытием, и вырвалось в подлинное бытие. Поэтому по справедливости окрыляется только мысль человека, любящего мудрость: у него по мере его сил память обращена на то, в чем бог проявляет свою божественность. Человек, правильно применяющий подобные воспоминания, всегда посвящаемый в совершенные таинства, - только он один становится подлинно совершенным. Так как он стоит вне человеческой суеты и обратился к божественному, толпа, конечно, станет увещевать его, как человека, у которого не все в порядке, - но его восторженная одержимость толпе незаметна». Но, поскольку идея не может полностью присутствовать в предмете, то между идеей и ее чувственным образом устанавливается не отношение тождества( сходства), а отношение подражания: чувственный образ подражает идее (прообразу), являясь как бы копией ее (прообраза), но копией неполной и несовершенной.

     Таким образом, представляется вполне обоснованным классифицировать платоновскую философию как объективный идеализм, так как материя рассматривается как производное от нематериальных предшествующих материи идей, существующих вне и независимо от сознания людей. Гносеология же его есть «самое решительное отрицание чувственного опыта для познания трансцендентной действительности – крайне выражение рационалистического противопоставления разума чувственности» 

      3.ЛОГИКА  АРИСТОТЕЛЯ.

      Влияние Аристотеля заметно в очень многих областях, но особенно в логике. Вовремя поздней античности, когда Платон еще сохранял свое превосходство в области метафизики, Аристотель был признанным авторитетом в логике, кем  оставался до конца средневековья.

      Самая важная работа Аристотеля в логике – это доктрина силлогизма. Силлогизмом  является заключение, состоящее из трех частей – главной предпосылки, вторичной предпосылки и вывода. Существует много различных видов  силлогизмов. У каждого из них  есть название, данное схоластиками. Самый известный них называется « Барбара».

     Все люди смертны (Главная посылка)

     Сократ  – человек (Вторичная предпосылка)

     Поэтому: Сократ смертен. (заключение)

     Или: Все люди смертны.

     Все греки – люди.

     Поэтому : все греки смертны.

     Аристотель  не видит разницы между этими  двумя формами. Это в чем мы убедимся позже является ошибкой. Другими формами являются следующие силлогизмы: Ни одна рыба не разумна. Все акулы – рыбы. Поэтому ни одна акула не разумна. (« Селарент»). Все люди разумны, некоторые животные – люди, поэтому некоторые животные разумны. («Дарий»). Ни один грек не черный, некоторые люди – Греки, поэтому некоторые люди не черные.

     Эти четыре силлогизма создают первую фигуру. Аристотель открыл вторую и третью, а позже была найдена и четвертая. Было доказано, что все эти фигуры так или иначе сводятся к первой. Из первой предпосылки можно сделать некоторые выводы. Из фразы «некоторые люди смертны» мы можем заключить то, что некоторые смертные – люди. По Аристотелю, это же можно вывести и из предпосылки «Все люди смертны». Из фразы «Ни один бог не смертен» мы можем заключить, что « ни один смертный не бог», но из фразы «некоторые люди – не греки» вовсе не следует то, что некоторые греки – не люди.

     Кроме упомянутых выше выводов, Аристотель и  его последователи считали, что  все дедуктивные выводы, в том  случае, когда они ясно определены, являются силлогизмами. Установление действительных видов силлогизмов должно по их мнению помочь избежать многих ошибок. Эта система стала началом формальной логики. Как таковая она является как крайне важной, так и просто красивой. Однако, если рассматривать ее конец развития формальной логики, а не начало, она имеет три слабых точки:

1. Формальные дефекты внутри самой системы.
2. Переоценка силлогизма по сравнению с другими формами дедуктивного умозаключения.
3. Переоценка дедукции как формы умозаключения.

Каждое из трех замечаний необходимо пояснить.

1).Формальные  дефекты.

      Давайте начнем с этих двух посылок : «Сократ – человек» и « все греки люди». Логика Аристотеля не делает различия между ними. Предпосылка «все греки – люди» обычно интерпретируется как предположение того, что греки, собственно, существуют. Без этого предположения некоторые силлогизмы Аристотеля не действительны. Например: « Все греки – люди, все греки белые, поэтому некоторые люди белые». Это верно только в том случае, если греки существуют, а не наоборот. Если бы я сказал: «Все золотые горы – горы, все золотые горы – золотые, поэтому некоторые горы – золотые», то мое высказывание было бы несправедливо, хотя, в некотором смысле, мо предпосылки совершенно правильны. Если быть совершенно точным, то предпосылку « все греки – люди» необходимо разделить на две части. «Существуют греки» и «если есть грек, то есть человек».

     Умозаключение « все греки люди» сложнее  по форме, чем высказывание « Сократ – человек». Здесь субъектом является Сократ, а как умозаключение « все греки – люди», так как в « Есть греки» и « если есть грек, то это человек», « все греки» субъектом не является».

     Эта чисто формальная ошибка привела  к целой серии просчетов. Подумайте  о том, что мы знаем применительно  к двум умозаключениям « Сократ смертен» и «все люди смертны». Для того, чтобы убедиться в истинности смертности Сократа, большинству из нас придется довериться устным показаниям. Если эти показания надежны, они приведут нас к кому – нибудь кто знал Сократа и видел как он умирал. Одного известного факта – мертвого тела Сократа, вместе со знанием того, что это мертвого человека звали Сократ, будет достаточно для того, чтобы убедить нас в смертности Сократа. Но когда дело доходит до смертности всех людей сразу, ситуация изменяется. Вопрос о нашем знании таких общих положений очень не прост. Иногда это знание словесно. Мы знаем, что греки – люди, так как ничто не называется греком, если это не человек. Такие общие положения могут быть получены из словаря. Они нам не говорят ничего об окружающем мире, кроме того, как использовать слова. Однако предположение того, что все люди смертны к этому не относится. В бессмертном человеке нет ничего самопротиворечащего. Мы верим в такое предположение благодаря методу индукции, так как нет зарегистрированных случаев людей , живших дольше, чем 150 лет. Но это только делает такое предположение вероятным, а не точным. Оно не может быть точным до тех пор, пока существуют живые люди.

     Метафизические  ошибки происходят из предположения  того, что «все люди» являются субъектом  посылки «все люди смертны», так  же как «Сократ» - это субъект  посылки «Сократ смертен». Возможно предположить, что, в некотором смысле, «все люди» являются единицей такого же класса как и «Сократ». Это привело Аристотеля к предположению того, что особь в некотором смысле является субстанцией. Он очень осторожен в этом высказывании, однако его последователи, и, особенно Порфирий был не на столько аккуратен. Другая ошибка, которую допускает Аристотель заключается в том, что он думал, что предикат предиката может быть предикатом начального объекта. Если я скажу, что «Сократ – грек, все греки – люди», то Аристотель подумает, что человек – это предикат грека, в то время как грек – это предикат Сократа. На самом деле человек предикатом Сократа не является. Поэтому различие между названиями и предикатами, или на метафизическом языке, между партикулярами и универсалами, очень смутное, что имеет разрушительное влияние на философию. Одной из конечных путаниц было предположение того, что класс, содержащий всего один предмет идентичен этому предмету. Из – за этого стало невозможным иметь правильную теорию числа один и привело к бесконечной неправильной метафизике единства.

     2).Переоценка  силлогизма.

     Силлогизм является всего одним видом дедуктивного умозаключения. В математике, которая  построена исключительно на дедукции, силлогизмы возникают крайне редко. Естественно, что вполне возможно переписать математические выражения в силлогической  форме но это будет не естественно и более правильными эти выражения не станут. В логике существуют не силлогичные выводы, такие как « Лошадь – животное, поэтому голова лошади – это голова животного». Действительны силлогизмы, в действительности, представляют лишь малую часть действительных дедукций, и не имеют логического превосходства над ними. Попытки дать первенство силлогизмам в дедукции привели многих философов к неправильному пониманию сути математических действий. Кант, который принимал то, что математика не силлогична, сделал вывод, что она использует экстра – логические принципы, которые он считал такими же точными как и логические принципы. Он, как и его предшественники, хотя и по другому были сбиты с толку уважением к Аристотелю.

     3).Переоценка  дедукции.

     Греки, в общем, придавали дедукции как  методу познания гораздо большое значение, чем современные философы. Аристотель, в этом отношении, был менее виновен чем Платон. Он постоянно признавал важность индукции и посвящал большое внимание вопросу: как распознать первую посылку, от которой начинается дедукция? Несмотря на это, он, как и другие греки наделял недолжной важностью дедукцию в его теории познания. Мы должны согласиться с тем, что мистер Смит, например, - смертен и мы можем, грубо, сказать, что мы знаем это поскольку мы знаем то, что все люди смертны. Но на самом деле, мы не знаем того, что все люди смертны, мы лишь знаем то, что все люди, родившиеся более чем 150 лет назад смертны. Поэтому мы считаем, что мистер Смит наверняка рано или поздно помрет. Этот аргумент является индукцией, а не дедукцией. У него меньше важности чем у дедуктивного вывода. Он является лишь вероятностью, а не точностью. С другой стороны , именно такие аргументы приносят новые знания. Дедукция этого не делает. Все важные выводы, находящиеся вне логики и вне чистой математики – индуктивные, а не дедуктивные. Единственным отличием является право и теология, каждое из которых происходит из неоспоримого текста – из закона, или из писания.

     Кроме Начального Анализа, в котором говорится  о силлогизме, существуют  другие книги Аристотеля, которые имели  огромное значение на историю философии. Одной из таких коротких работ  является книга «Категории». Порфирий Неоплатонист написал комментарий к этой книге, который имел очень большое значение на средневековую философию.