Философия Аристотеля

       Зрелые произведения Аристотеля, составившие Corpus Aristotelicum, делятся традиционно на восемь групп:

    1. Логические труды («Органон»): «Категории», «Об истолковании», «Аналитики» первая и вторая, «Топика», «О софистических опровержениях».

    2. Философия природы: «Физика», или  «Лекции по физике», в 8-ми  кн., «О небе» в 4-х кн., «О  возникновении и уничтожении»  в 2-х кн., «О небесных явлениях» ( «Метеорологика ») в 4-х кн.; последняя, видимо, не аутентична. В натурфилософские произведения включается также псевдоаристотелевский трактат «О мире», написанный, вероятно, уже в I в. до н. э.

    3. Психология: «О душе» в З-х кн., а также «Малые труды по естествознанию» (Parva naturalia), включающие трактаты: «О восприятии и воспринимаемом», «О памяти и воспоминании», «О сне», «О бессоннице», «О вдохновении [приходящем] во сне», «О длительности и краткости жизни», «О жизни и смерти», «О дыхании». Включается сюда также неподлинный труд «О духе», относящийся, видимо, к середине. III в. до н. э.

    4. Биологические труды: «О частях  животных», «О движении животных»,  «О передвижении животных», «О  происхождении животных». Эти  аутентичные труды Аристотеля обычно дополняются рядом трактатов, написанных в школе Аристотеля, авторы которых не установлены. Важнейший из них - «Проблемы», где рассматриваются разнородные вопросы физиологии и медицины, а также математики, оптики и музыки.

    5. Первая философия: сочинение в 14-ти книгах, получившее название «Метафизика». В издании Беккера ему предшествует трактат «О Мелиссе, Ксенофане и Горгии».

  6. Этика: «Никомахова этика» в  10-ти кн., «Большая этика» в  2-х кн., «Евдемова этика», из которой  печатаются книги 1-3 и 7, книги 4-6 совпадают с 5-7 книгами                «Никомаховой этики». 13-15 главы 7 книги иногда считаются 8 книгой «Евдемовой этики». «Большая этика» признается неаутентичной, также неаутентичен трактат «О добродетельном и порочном», относящийся ко времени между I в. до н. э.-I в. н.э.

    7. Политика и экономика: «Политика»  в 8-ми кн., «Экономика» в З-х  кн. обычно считается не аутентичной,  причем 3 книга имеется лишь в  латинском переводе. В школе Аристотеля  было описано государственное  устройство 158 греческих городов-государств. В 1890 г. был найден папирус с текстом «Афинской политии» Аристотеля.

    8. Риторика и поэтика: «Искусство  риторики» в З-х кн., за которым печатается неподлинный трактат «Риторика против Александра» - ранняя перипатетическая работа. За нею идет трактат «О поэзии».

    Сочинения Аристотеля сохранились, можно сказать, чудом. После смерти философа они  перешли к Теофрасту, а затем  к его ученику Нолею. До 1 в. н. э. они пролежали в подземном книгохранилище, предоставленные «грызущей критике мышей», а затем попали в библиотеку Апелликона Теосского в Афинах. Затем они оказались в Риме, где и были изданы главой тогдашних перипатетиков Андроником Родосским. Цитируются сочинения Аристотеля (кроме «Афинской политии») соответственно изданию И. Беккера (1831).

    Уже перечень произведений Аристотеля показывает энциклопедичность его учения. В  нем не только охвачены все области  тогдашнего знания, но и произведена  его первичная классификация, так что впервые из философии как таковой выделены специальные науки. Каждой работе Стагирита предшествует краткое изложение и критический разбор предшествующих учений по данному вопросу. Тем самым осуществляется первый подход к проблеме, которая затем решается в духе собственного учения Стагирита. Последний выступает поэтому и первым историком науки, хотя его изложение учений древних требует критического подхода. Но начнем анализ учения Аристотеля, не углубляясь в детали его конкретно-научных представлений. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2. Критика платоновской теории «идей».

    

       Учение Аристотеля – объективный идеализм, правда, непоследовательный, включающий в себя ряд по существу материалистических положений. Это учение сложилось в результате критики учения Платона об идеях. Аристотель доказывает несостоятельность платоновской гипотезы «идеи», исходя из следующих соображений:

1. «Идеи» Платона – простые копии, или двойники, чувственных вещей и не отличаются от них по своему содержанию.  «Вид», или «идея», человека,по сути, ничем не отличается от общих признаков, принадлежащих отдельному человеку.
2. Так как Платон отделил мир «идей» от мира вещей, то «идеи» не могут ничего дать существованию вещей. И хотя Платон утверждает, что вещи «причастны» «идеям», эта их «причастность», так же как и пифагорейское «подражание», просто метафора. Учение Платона не может объяснить отношения «идей» к вещам еще и потому, что Платон отрицает способность «идей» быть непосредственно сущностями вещей.
3. Утверждая, что одни «идеи» так относятся к другим «идеям», как общее к частному, и, рассматривая «идею» как сущность бытия вещи, Платон впадает в противоречие: при таком понимании каждая «идея» есть одновременно и сущность, так как, будучи общей, она присутствует в менее общей, и несущность, так как сама она в свою очередь причастна стоящей над ней более общей «идее», которая и будет ее сущностью.
4. Платоновское учение о независимом от вещей чувственно воспринимаемого мира существовании «идей» приводит к нелепому выводу: так как между «идеями» и чувственными вещами есть сходство и так как, по Платону, для всего сходного должна существовать «идея», то кроме «идеи», например, «человека» и кроме соответствующих ей вещей должна еще существовать «идея» того сходного, что имеется между ними. Далее, для этой – новой – «идеи» человека и для находящихся под ней первой «идеи» и ее вещей должна существовать еще одна – третья – «идея» и т.д. до бесконечности.
5. Обособив «идеи» в мир вечных сущностей, отличный от изменчивого чувственно воспринимаемого мира, Платон лишил себя возможности объяснить факты рождения, гибели и движения.
6. Платон сближает свою теорию «идей» с предложениями о причинах всего возникающего и учит, что все такие предложения восходят к единой, но уже непредполагаемой основе – к идее «блага». Однако это противоречит существованию таких понятий, которые не могут быть возведены к единому высшему понятию.

       «Критика Аристотелем «идей»  Платона, писал В.И. Ленин, - есть  критика идеализма как идеализма  вообще …»¹. Однако сам Аристотель в результате этой критики не приходит к отрицанию идеалистического положения о существовании нематериальных причин чувственно воспринимаемых вещей.

        
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2. Критика платоновской  теории «идей».  

Из рассмотрения философских взглядов Платона и  Аристотеля видно, что они,

расходясь в  определении того, что представляет собой окружающая нас

действительность (у Платона вещи чувственно воспринимаемого  мира

рассматриваются лишь как видимость, как искаженное отражение истинно сущего,

у Аристотеля чувственно воспринимаемая вещь рассматривается  как реально

существующее единство формы и материи), обе стоят на позициях объективного

идеализма, так  как придают особую, ведущую роль не материи (которая, по

Аристотелю, пассивна), а идеальным субстанциям - идеям (у Платона) или форме

(у Аристотеля). К тому же весьма важная роль приписывается мировому разуму -

богу (Платон), высшей форме (Аристотель), что дает еще  одно основание для

характеристики  этих теорий как объективно-идеалистических. 
 

В своей “Метафизике” Аристотель подверг критике положения  учения своего учителя о независимости понятий от вещей по бытию. Аристотель там же указывает и на источник этой ложной мысли: “к учению об эйдосах, согласно которым все чувственно воспринимаемое постоянно течет; так что если и есть

знание и разумение  чего-то, то помимо чувственно воспринимаемого должны

существовать  другие сущности , постоянно пребывающие, ибо в текучем

знания не бывает”. Но кроме указания исторического  источника учения об идеях, Аристотель развивает критику учения Платона  об идеях и выдвигает в качестве альтернативы этому учению собственное

учение об отношении  чувственных вещей к понятиям.

Возражения Аристотеля против учения Платона об идеях могут  быть сведены в

основном к  четырем, а именно:

1)    предположение  Платона об идеях как самостоятельном  бытии, отделенном от

существования чувственных вещей, бесполезно как  для познания этих вещей, так и

для объяснения их бытия: “они ничего не дают ... для познания всех остальных вещей (они ведь и не сущности этих вещей, иначе они находились бы в них)”

2)    постулируемый  Платоном мир идей бесполезен не только для познания, но и

для чувственного существования вещей: “...какое же значение имеют эйдосы для

чувственно воспринимаемых вещей - для вечных либо для возникающих  и преходящих.

Дело в том, что они для этих вещей не причина движения или какого-либо

изменения. А  с другой стороны, они ничего не дают ... для бытия (раз они не

находятся в  причастных им вещах). ...Вместе с тем  все остальное не может

происходить из эйдосов ни в одном из обычных  значений “из”. Говорить же, что

они “образцы” и что все остальное им причастно, - значит пустословить и

говорить поэтическими иносказаниями. И у

Платона, и у  пифагорейцев слово“причастны” вовсе не дает строгого и вразумительного определения отношения между двумя мирами, а является скорее метафорой, что Аристотеля не удовлетворяет (кроме того, такое определение, по его мнению, просто невозможно, так как идеи не есть непосредственные сущности вещей: “... следует,

по-видимому, считать  невозможным, чтобы отдельно друг от друга существовали

сущность и то, сущностью чего она есть; как могут поэтому идеи, если они есть

сущности вещей, существовать отдельно от них?

3)    третье  возражение Аристотеля по поводу  платоновской теории идей

основывается  на рассмотрении учения Платона о  логических отношениях идей, а

именно логических отношений между самими идеями и отношений между

идеями и чувственными вещами:     логическое отношение идей есть отношение общих идей к идеям частным.

При этом, как  считает Платон, общее - сущность частного. Но положение об

отношении общих идей к частным и положение о субстанциональности идей, по

мнению Аристотеля, друг другу противоречат: согласно гипотезе Платона, выходит,

будто одна и  та же идея может одновременно быть и субстанцией, и несубстанцией:

субстанцией, так  как, будучи по отношению к подчиненной ей частной идее более

общей, она имеется  налицо или отображается в этой частной  идее как сущность;

несубстанцией - по отношению к более высокой  идее, которая и есть ее

субстанция: “далее, согласно предположению, на основании которого мы признаем

существование идей, должны быть эйдосы не только сущностей, но и многого иного

(в самом деле, и мысль едина не только  касательно сущностей, но и  относительно

всего другого; и имеются знания не только о сущности, но и об ином; и

получается у них несметное число других подобных [выводов]); между тем по

необходимости и согласно учениям об эйдосах, раз  возможна причастность эйдосам,

то должны существовать идеи только сущностей, ибо причастность им не может быть

привходящей, а  каждая вещь должна быть причастна эйдосу постольку, поскольку он

не сказывается  о субстрате (я имею в

виду, например, если нечто причастно самому-по-себе-двойному, то оно причастно

и вечному, но привходящим  образом, ибо для двойного быть вечным - это нечто

привходящее). Итак, эйдосы были бы только сущностью. Однако и здесь, [в мире чувственно воспринимаемого], и там, [в мире

идей], сущность означает одно и то же. Иначе какой  еще смысл имеет утверждение,

что есть что-то помимо окружающих нас вещей - единое во многом? Если же идеи и

причастные им вещи принадлежат к одному и тому же виду, то будет нечто общее  им

(в самом деле, почему для преходящих двоек  и двоек, хотя и многих, но  вечных,

существо их как двоек в большей степени  одно и то же, чем для самой-по-себе

двойки и какой-нибудь отдельной двойки?). Если же вид для идей и причастных к

ним вещей не один и тот же, то у них, надо полагать, только имя общее, и это

было бы похоже на то, как если бы кто называл  человеком и Каллия, и кусок

дерева, не увидев между ними ничего общего.”

“А если мы допустим, что хотя общие определения в  других отношениях и