Философия истории

Таким образом, многообразные  разработки в различных сферах теоретического постижения истории в Новое время  можно в конечном итоге свести к полаганию “истории самой по себе” как важнейшего, если не единственного, измерения человеческого существования. История претерпевает своеобразную субстанциализацию, становится для человека фундаментальной реальностью, причем реальностью не внеположной по отношению к человеку. Эта реальность понимается в Новое время как сфера специфически человеческого жизнепроявления. История понимается как средство становления, средство персонализации человека. Такой подход к истории может базироваться на теоцентричном или антропоцентричном принципе, но в любом случае история предстает как самостоятельная действительность, так или иначе определяющая существование человека.

Ясно, что такое понимание  истории есть и утверждение исключительного  смыслового значения истории. В известной  степени правомерно утверждать, что  в соответствии с какой-то базисной интенцией нововременного отношения к истории смысло-жизненная проблематика вообще совпадает со смыслоисторической проблематикой.

Основной характеристикой  современного нам исторического является центрированность на социально-исторической действительности в ее настоящем и обозримо-будущностном измерениях. Эта действительность воспринимается как важнейшая для человека реальность, вбирающая в себя, по существу, все прочие точимые для человека реальности.

И смысловые интенции и  содержания современного исторического  сознания также сопрягаются главным  образом с настоящим и ближайшим  будущим исторического существования  человечества.

Настоящее не нуждается в  смысловой санкции со стороны  прошлого или какого-то определенного  будущего. Настоящее образует самодовлеющую  историческую и соответственно смысловую  тотальность.

С этим теснейшим образом  связан и присущий новейшей эпохе  определенный аисторизм, который и мотивирует в конечном счете разговоры о конце истории, постисторическом состоянии и т.п.

Об аисторизме современного культурного сознания правомерно говорить в том плане, что это сознание функционирует, не соотносясь постоянно с прошлым. Угасание живого интереса к историческому прошлому как хранилищу полезного или назидательного, причем интереса не музейного, не эрудитско-эстетического, а такого, который стремится мобилизовать прошлое в качестве ценностно-нормативного ресурса или стремится утвердить настоящее как достойный итог прошлого развития, образует содержание того аисторизма, который можно зафиксировать как примечательную черту нынешнего западного культурного сознания.

Подобный аисторизм связан с рядом факторов, важнейшими из которых представляются следующие. Во-первых, четкое осознание принципиального своеобразия нынешнего состояния исторической жизни человечества, соответственно осознание относительной бесполезности поиска в прошлом каких-либо аналогов или образцов. Во-вторых, дистанциированность по отношению к собственной традиции как нормативно-обязательной инстанции. В-третьих, теснейшая связь социальной жизни с процессами управления и планирования, призванными сделать социальную жизнь исчисляемой и предсказуемой. Само развитие планируется как опирающийся на науку технический и социально-технологический прогресс. Эти процессы в известной мере исключают использование исторических ресурсов.

Состояние современного нам  исторического сознания оказывает, разумеется, воздействие на состояние  философско-исторической мысли.

Философская мысль отказалась от установки на всеобъемлющую систематизацию исторического прошлого как необходимого предуготовления настоящего или будущего. Это означает, по существу, и отказ от постулирования или конструирования универсального исторического смысла, который охватывал бы все временные измерения исторической жизни человечества.

В философии истории в  настоящее время фактически не предпринимаются  попытки создать единую концептуальную картину всемирной истории, в  которой нынешнее состояние человечества предстало бы как естественный или  как закономерный результат предшествующего  исторического развития.

В философско-исторической сфере очевидное преобладание получила критическая философия истории, ориентированная на исследование условий  возможности исторического познания. Материальная, или субстанциальная, философия истории, нацеленная на философское  постижение исторического процесса как объективной данности, практически  свелась в настоящее время  к исторической интерпретации своей  собственной традиции.

Отметим некоторые важнейшие  теоретические факторы, обусловившие отсутствие таких концептуализации всемирной истории. Теоретическая мысль осознала всю проблематичность оперирования сущностями, которые традиционно полагались в качестве крупномасштабных субъектов истории, воспринимавшихся также и как носители исторического смысла. Речь идет о таких сущностях, как “народ”, “нация”, “государство” и т.п. Теоретическая мысль не представляет настоящее как закономерный итог поступательного, кумулятивного движения, реконструируемого каузально-аналитическим способом. Это делает сомнительной возможность таких построений, где бы историческая жизнь представала как реальная преемственность, выступающая в качестве условия возможности прогрессирующего осуществления смыслов или какого-то всеобщего исторического смысла.

Наконец, в теоретической  мысли практически аксиоматическим  является представление о невозможности  какого-либо телеологического детерминизма. Следовательно, невозможна тематизация какого-либо будущего или тем более окончательного исторического состояния, которое необходимо должно наступить и способно поэтому объяснить прошлое и настоящее через их движение к этому состоянию.

Такие регулятивные представления  относительно теоретического постижения истории крайне затрудняют возможность  смысловой и ретроспективы, и  перспективы, базирующихся на теоретической реконструкции исторического процесса.

Некоторые функции материальной философии истории, в первую очередь  те, что были традиционно связаны  с усилиями разработать некий общий “диагноз эпохи”, перешли к другим сферам социально-научного знания, прежде всего к теоретической социологии. Эту ситуацию можно рассматривать как известное завершение того процесса перехода ряда функций философии истории к социологии, который начался еще в момент оформления социологии как особого самостоятельного способа постижения социальной реальности. Весьма наглядной иллюстрацией нынешнего положения дел могут служить различные разработки тезиса о нашей современности как об эпохе “постмодерна”. В этих разработках налицо стремление к решению определенных философски-исторических задач, в том числе и в плане осмысления исторического движения к “постмодерну”.