Философия Соловьева

Как единственный центр воплощения божественной идеи мира София есть душа мира, а в  отношении к Логосу она – тело Христово. Но тело Христово в своем  всеобщем выражении является церковью.

Поэтому София  есть церковь, невеста Божественного  Логоса. Как женская индивидуальность она воплощается в образе святой девы Марии.

Актуальность  философии Соловьева в наши дни, попробуем рассмотреть на следующем  примере.

Что должен сделать  человек в своей жизни ( с точки зрения рационального)? Что он должен осуществить, сотворить? Из множества ответов на этот вопрос выберем один: Посадить дерево. Построить дом. Родить ребенка.

На самом деле, категории Дерево, Дом и Ребёнок, это не простые слова, с неба свалившиеся, это философские категории, что  мы сейчас и докажем. Дерево – есть Красота, и это отрицать нельзя, причем дерево это Природный мир. Дом  – есть Благо, можно даже сказать, что материальное благо, создаваемое  человеком и для человека, следовательно, это ещё и Человеческий мир. Ребёнок  – Любовь, как результат человеческой любви, в него мы вкладываем свою душу, свою любовь, отдаем ему все и  обожествляем его. Для нас ребёнок  есть Бог. Следовательно, это Божественный мир. Попробовав объединить все три мира, мы получаем понятие Семья.

Ребёнок с возрастом  переходит в категорию Человек. В течении жизни, постигая Истину, пронизываясь Софией, он понимает свое предназначение: Посадить дерево. Построить дом. Родить ребенка.

 "Смысл любви"

В начале мы рассмотрим три произведения Соловьева "Софию", "Жизненную драму Платона" и "Смысл любви", затрагивающих тему "смысла любви".

И "София", и "Смысл любви" писались после  надлома, любовных неудач в жизни  Соловьева. Но притом, что эти тексты, наверное, вполне могут рассматриваться  в связи с личностью автора, в "психоаналитическом ключе", мне хотелось бы отнестись к сказанному у Соловьева в его непосредственной значимости и прежде всего попытаться посмотреть, что изменилось в "Смысле любви" по сравнению с "Софией", а что осталось прежним и лишь усилило свое звучание.

В "Софии" то исключительное значение половой любви, которое придается ей в "Смысле любви" и "Жизненной драме Платона", казалось бы, отсутствует. В "духе канто-гегелевских трихотомий", в котором Соловьев старался выдержать построения своего трактата, половой (природной) любви выделяется место тезиса – половая любовь обладает стихийной силой, но ей чужда универсальность интеллектуальной любви, к которой философ относит патриотизм, любовь к человечеству и любовь к Богу. Высшая, абсолютная любовь является синтезом двух предшествующих. "Ее предметом должно быть существо индивидуальное, данное нашим чувствам, но представляющее собой всеобщее начало, или являющееся воплощением этого начала". В зачеркнутой фразе сказано точнее: "божественная или абсолютная любовь – любовь к воплощенной Софии".

В "Смысле любви" и "Жизненной драме Платона" Соловьев очень своеобразно "договаривает мысли Диотимы" в "Пире" Платона, но выходит далеко за пределы платоновской концепции, так как связывает "смысл" любви не с индивидуальным "преображением", а с конечной задачей истории, охватывающей все человечество в его прошлом, настоящем и будущем. В этом пункте Соловьев, несомненно, вдохновляется идеями Н. Ф. Федорова. Но Соловьев все же усваивает некую магическую силу любви. Хотя он и говорит в одном месте, что своими силами человек не может разрешить задачи любви, но весь анализ Соловьева сводится именно к раскрытию возможности самому разрешить "задачу любви". Драма Платона как раз и состояла, по Соловьеву, в том, что, "подойдя мыслью к задаче любви", он в действительности не дал началу любви "победы на деле" и отступил перед стоявшей пред ним задаче. Соловьев признает, что "любовь существует пока лишь в своих зачатках или задатках", но, как разумное сознание не сразу достигло высшей творческой формы, так и любовь существует и там, где есть лишь её задаток, хотя она в нем и не реализуется.

"Истинный  человек, – читаем в статье "Смысл любви", – в полноте  своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной  или только женщиной, а должен  быть высшим единством обоих.  Создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою существенную рознь и распадение, это и есть собственная ближайшая задача любви". Хотя Соловьев постоянно подчеркивает, что дело идет о половой любви и только о ней, но в то же время он настойчиво указывает, что и "житейское и в особенности физиологическое соединение (мужчины и женщины) не имеет определенного отношения к любви: оно бывает без любви и любовь бывает без него".

Для нас представляет интерес само понятие, венчающее "любовную философию" Соловьева, – понятие  сизигия, которое он заимствует у гностиков-валентиниан.

Соловьев употребляет  слово "сизигия", делая подстрочную  оговорку: "Я принужден ввести это новое выражение, не находя в  существующей терминологии другого, лучшего. Замечу, что гностики употребляли  слово "сизигия" в другом смысле и что вообще употребление еретиками  известного термина еще не делает его еретическим". Последнее верно, ведь позаимствовало христианское богословие из эллинской философии термин homousios, положенный в основу христологического учения о единосущности Сына Отцу.

Но действительно  ли пресеклась связь сизигии у  Соловьева с ее гностическим аналогом? Да, смысл сизигии у Соловьева  другой – этот термин обозначает отношение  человеческой личности и общественной сферы в софийном, преображенном состоянии человечества. Но сизигическая любовь у Соловьева – вершина половой любови, а к тому же это по преимуществу любовь обожествляющая, перерождающая, связывающая со всеобщей истиной: "сила же этого духовно-телесного творчества в человеке есть только превращение, или обращение внутрь, той самой творческой силы, которая в природе, будучи обращена наружу, производит дурную бесконечность физического размножения организмов". Не есть ли здесь перенесение эроса на те сферы, где для христианского богослова, очевидно, действует любовь иная? И не убедившись ли в сомнительности нововведенного термина, Соловьев, не меняя общего характера концепции в "Жизненной драме Платона", больше о сизигии не вспоминает?

В пользу неслучайности употребления Соловьевым именно этого термина с явно гностической подоплекой говорит обнаруженный в папке с соловьевскими черновиками, хранящимися в РГАЛИ, развернутый план некоего трехчастного сочинения, вторая часть которого посвящена теософическим началам, а третья – этике и вселенскому обществу. По обилию гностических понятий и явно выраженной теории грехопадения Софии, а также по смысловой близости, нет никакого сомнения в том, что этот текст принадлежит к кругу "Софии", т. е. написан не позднее конца 70-х гг. В части третьей "Нравственность" Соловьев так представляет содержание первой главы: "Три степени нравственности:

1. любовь естественная.

2. любовь умственная (amor Dei intellectualis).

3. любовь всецелая.

Если первая любовь имеет своим предметом  индивидуальное существо как такое, а вторая – существо универсальное  как такое, то предмет третьей  есть существо индивидуальное, которое  в то же время есть и универсальное  – suzugias". Последнее слово дается без комментария, но очевидно, что отношение к Софии (или в Софии как единой богочеловеческой личности) мыслится как сизигическое.

Целью сизигической любви, по Соловьеву, является всемирный организм, установление связи человеческой личности с природой и обществом, воплощение всеединой идеи во внутренней жизни человечества и материальной природы. Но Платон на этой стадии не останавливается: выше вещественного рождения уровни идеального, эпоптического рождения,– любовь к прекрасному телу, к прекрасному в телах вообще, любовь к душе, ее проявлениям и "образам", любовь к знанию всех видов вещей. "Предел эротического знания – слияние с сущностью вещей, любовь даже уже не к идеальному знанию, но к самой идее. Результат такой любви – рождение "истинной добродетели".

Значение половой  любви он видел не в увеличении человеческого рода, ибо человек  и без этого может добыть себе бессмертие. Свою мысль Соловьев подкреплял фактом внеполового размножения в растительном и животном царствах.

Соловьев считал, что деторождение есть "процесс  вымещения одного поколения другим... Потомки живут за счет предков, живут  их смертью...". Нравственное зло содержится "в самом плотском акте, через  который мы утверждаем собственным согласием темный путь природы, постыдный для нас своею слепотою, безжалостный к отходящему поколению и нечестивый потому, что это поколение – наши отцы". Но и в этом зле есть элемент добра, ибо дети, возможно, будут не то, что мы, будут лучше нас.

Наши потомки, возможно, достигнут такого уровня совершенства, при котором уже  не будет необходимости в увеличении человеческого рода, ибо само бессмертие обеспечит сохранение его. Значение половой любви для человека состоит  не только в деторождении. Половая  любовь носит характер индивидуальной любви двух существ, противоположных полов, существ, которые равны друг другу как существа, но обладают совершенно различными свойствами и дополняют друг друга.

"Любовь начинается  с лицезрения "идеального образа" любимого существа и в дальнейшем  развивается в "такое сочетание  двух данных ограниченных существ,  которое создавало бы из них  одну абсолютную идеальную личность...". Смысл человеческой любви вообще (решение вопроса) есть оправдание  и спасение индивидуальности  через жертву эгоизма. Эгоизм  заключаетя в том, что, "приписывая себе, по справедливости, безусловное значение, он несправедливо отказывает другим в этом значении". Однако человек может понять свою потенциальную абсолютность, "лишь снимая в своем сознании и жизни ту внутреннюю грань, которая отделяет его от другого", т. е. освобождая себя от эгоизма. "Есть только одна сила, которая может изнутри, в корне, подорвать эгоизм, и действительно его подрывает, именно любовь, и главным образом любовь половая". Говоря о половой любви и ее действительном значении, Соловьев имеет в виду не "физиологическое соединение", которое приводит к деторождению и не может "воссоздать цельность человеческого существа", а "соединение в Боге", т. е. платоническую, "духовную любовь", обращающую любящих друг друга мужчину и женщину в одного "цельного человека", способного одержать "победу над смертью". Истинная духовность такого человека, восстановившего свое единство, является в то же время "перерождением, спасением, воскресением". "...Образ и подобие Божие, то, что подлежит восстановлению, относится не к половине, не к полу человека, а к целому человеку, т. е. к положительному соединению мужского и женского начал – истинный андроганизм – без внешенего смешения форм – что есть уродство, и без внутреннего разделения личности и жизни – что есть несовершенство и начало смерти".

Так что есть по Соловьеву истинное знание в понимании  любви. Какая любовь правильная?

Как мы уже говорили выше, истинное знание является результатом  эмпирического, рационального и  мистического познания в их взаимосвязи. Рациональная форма знания не теряет свой смысл, а лишь дополняется привнесением жизненного начала.

С самого начала "Смысла любви" Соловьев обращается к эмпирическому сравнению половой  любви животного царства и  человека, приводит различные примеры  из литературы: Дон Кихота, Ромео  и Джульету, Анну Каренину, из истории, а также из Библии. Доказывая тем самым, что "...половая любовь и размножение рода находятся между собою в обратном отношении, чем сильнее одно, тем слабее другая". Размножение рода или потомство – это есть рациональное познание в понимании любви. Ибо самое разумное и практическое что может воспроизвести, дать любовь – есть человеческое потомство. И наконец, приводя примеры из Библии, где совершенно остывшая любовь (Авраам и Сара), брак не по любви, а по заранее составленному решению (Иаков и Лия) или греховных прихотей (Иуда и Тамара, Бооз и Руфь, стареющий Давид) приводили к увеличению народа Божьего и к появлению еврейских царей и выдающихся исторических личностей.

И не просто так  любовь – есть Бог, ибо это есть синтез всех трех знаний.

Любовь  к народу

Христианское  государство должно проводить христианскую политику. В области международных отношений такое государство должно содействовать "мирному сближению народов". Решая вопрос об отношениях между народами, Соловьев использовал заповедь Христа о любви к ближнему. Это позволило ему дать абсолютно правильное решение вопроса: "Люби все другие народы, как свой собственный". Соловьев объясняет, что это требование "вовсе не означает психологической одинаковости чувства, а только этическое равенство волевого отношения: я должен так же хотеть истинного блага всем народам , как и своему собственному; эта "любовь благоволения" одинакова уже потому, что истинное благо едино и нераздельно. Разумеется, такая этическая любовь связана и с психологическим пониманием и одобрением положительных особенностей всех чужих наций: преодолев нравственною волею бессмысленную и невежественную национальную вражду, мы начинаем знать и ценить чужие народности, они начинают нам нравиться". "Если такое отношение станет действительным правилом, то национальные различия сохранятся и даже усилятся, сделаются более яркими, а исчезнут только враждебные разделения и обиды, составляющие коренное препятствие для нравственной организации человечества".