Христианский аскетизм: сила самоограничения

Содержание

Историческое начало христианского  подвижничества идет от Господа Иисуса Христа. Подвижничество является средством  воплощения тех заветных идеалов  христианства, к которым должны стремиться все верующие люди. Подвижничество есть не что иное, как выражение  самого существа Христова учения.

Обычно с именем аскета связывают понятие о монахе-отшельнике, который живет строгой нравственной жизнью, а аскетизм понимается как  упражнение в умерщвлении плоти (4. 68). Таково обычное вульгарно-стилизованное  представление об аскетизме.

Греки называли аскетизмом закаливание и упражнения, которые  необходимы для борьбы на арене. Философы стоической школы стали употреблять  это слово в смысле упражнения в добродетели и воздержании. В классическом употреблении слово "аскеза" имело смысл и более  широкий, и более узкий, то есть обнимало и чувственную, и духовную сферы, но всегда обозначало напряжение, усилие, труд для осуществления какой-либо цели (10. 6).

У святых отцов слово  употребляется в двояком значении: в общем смысле - "трудиться", "упражняться", и в частном - со времени возникновения монашества - для обозначения подвижничества (10. 8).

  Имя аскета в первые три века прилагалось преимущественно к тем христианам, которые добровольно упражнялись в строгой и воздержанной жизни, оставаясь в обычных условиях, в обществе. Подвижники, которые уединялись, удалялись от общества, носили наименование анахоретов (41. 294).

Когда монашество исторически  заявило себя выразителем и представителем строгой подвижнической жизни, то в  обычном понимании и словоупотреблении  монашество, подвижничество и аскетизм сделались постепенно понятиями  синонимическими (32. 74). Другими словами, аскетизм является средством христианского  освящения, поскольку для осуществления  последнего "необходимы и всякое внутреннее усилие, заботы, попечение, и всякое внешнее борение и препобеждение препятствий" (33. 81).

По учению святых отцов  Церкви, аскетизм сам по себе далеко не обнимает и не выражает собой  христианского совершенства. По мысли  преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, посты, бдения, нищета, отшельничество, упражнение в Священном Писании, расточение всего имущества не составляют совершенства, но являются только средствами к совершенству, посредством которых достигается цель.

Отсюда аскетизм можно  определить словами протоиерея Александра Соловьева: "Аскетизм - не цель сама по себе, а средство к самоотречению  духа и соединению со Христом. Он имеет целью путем подавления плоти дать простор духу, путем заглушения воплей животности дать человеку услышать голос совести, путем погашения страстей возгреть в нем добродетели, путем укрощения в нем инстинктов зверя проявить и прояснить образ Божий, путем перенесения произвольных скорбей научить переносить и непроизвольные - одним словом, аскетизм имеет целью помочь подвижнику совлечься ветхого человека с его страстями и похотями, чтобы облечься в нового (Еф. 4, 22-24)" (28. 23).

Профессор Сергей Зарин в  своем капитальном этико-богословском исследовании аскетизма пишет: "Под  аскетизмом в прямом и собственном  смысле следует разуметь вообще планомерное  употребление, сознательное применение целесообразных средств для приобретения христианской добродетели, для достижения религиозно-нравственного совершенства. Аскетизм имеет прямой и ближайшей целью приспособить естественные силы и способности человека к восприятию воздействия Божественной благодати, сделать их органом, послушным и удобным орудием для достижения и осуществления в человеческой личности вечной жизни" (10. 11-12).

Касаясь непосредственно  нравственной стороны аскетизма, другой богослов - протопресвитер И.Л. Янышев, предлагая свои "Чтения о христианской нравственности", говорит: "Пределом нравственного развития христианина на земле служит его идеальная свобода, невозможность для него греха, с одной стороны, и с другой - полное раскрытие и укрепление всех его сил в добре, словом: нравственное совершенство" (42. 458), которое достигается двумя путями: внутренним, то есть хранением в себе духа ревности о жизни по воле Божией, и внешним, состоящим в упражнении душевных и телесных сил в благочестии, а также в борьбе с искушающим злом, иными словами - аскезой (42. 434, 450).

Утверждая аскетическое начало в нравственности, христианский филосорф прошлого века Владимир Соловьев пишет: "Нравственные требования подчинения плоти духу встречаются с обратным фактическим стремлением плоти подчинить себе дух, вследствие чего аскетический принцип двоится: требуется, во-первых, оградить духовную жизнь от захватов плотского начала и, во-вторых, покорить область плоти, сделать животную жизнь лишь потенцией или материей духа. Самосохранение духа есть прежде всего сохранение его самообладания. Это есть главное во всякой истинной аскезе, поэтому преобладание духа над плотью необходимо для нравственного достоинства человека" (29. 77).

Рассматривая аскетизм как  требование нравственного закона, преподобный  авва Дорофей говорит: "Бог, сотворив человека, всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет, и теплоту. Помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе и что злое: это называется совестью, а она естественный закон" (6. 607). Значит, правильнее и целесообразнее рассматривать аскетизм как начало, которое, проникая всю нравственную жизнь человека, направлено на искоренение и подавление эгоизма во всем существе человека, с целью поставить все силы, и психические, и телесные, на служение делу любви к Богу и ближним. Для достижения этой цели необходимо "упражнение сил человека в указанном направлении, причем необходимыми условиями являются борьба, подвиг и труд. Это начало аскетизма в смысле нравственного упражнения необходимо для осуществления обоих видов нравственной деятельности, поскольку без упражнения, без подвига немыслимо не только достижение власти духа над телом и вообще над миром" (42. 144).

Итак, аскетизм представляется как упорядоченная совокупность средств для приобретения добродетели и достижения нравственного совершенства. Это добровольное упражнение души и тела в благочестии, в борьбе с искушающим злом.

Христианский аскетизм не находится в стороне от истинной христианской жизни, которая всегда есть жизнь с Богом; наоборот, самое  доброделание, или упражнение в добре, нужно для богоуподобления; аскеза бездейственна без благодатной поддержки и без понятия цели христианской жизни. Аскетизм - не сама цель, но он содействует достижению истинной цели, которая состоит в приобретении идеальной свободы, в достижении вечной жизни, в спасении. И в этом заключена нравственная сила аскетизма.

Начиная с первых веков  христианства, апостолы и их последователи  упражнялись в аскетических подвигах, и их называли аскетами. Исходным началом  для них всегда были слова Самого Христа Спасителя, Который призывает: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5, 48).

Церковный историк Евсевий называет учеников Христа первыми аскетами (9. 79, 86). Апостол Павел говорит: "Усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным" (1Кор. 9,27).

К аскетам причислялись и  те, кто отличался особой благотворительностью, как, например, члены иерусалимской  общины первенствующих христиан, среди  которых "никто ничего из имения своего не называл своим, но все у  них было общее" (Деян. 4, 32).

Заметную склонность к  аскетизму проявляют и мужи апостольские. Святой Игнатий Богоносец в Послании к Поликарпу, епископу Смирнскому, советует безбрачным пребывать в чистоте в честь Господа (22. 428). О том же говорит и святой Поликарп, епископ Смирнский, в своем Послании к Филиппийцам, призывая их "заботиться о целомудрии, удерживать себя от всякого порока" (22. 443-444).

Более конкретно на аскезу и воздержание как на условие  и средство спасения указывается  в "Пастыре" Ерма. Здесь дается совет удерживаться от всех худых дел для наследия жизни вечной (22. 242-245).

Многие древние церковные  писатели приравнивали строгое нравственное воздержание к мученическому  подвигу. Знаменитый христианский апологет Минуций Феликс в своем сочинении "Октавий" отмечает в качестве особой доблести первых христиан их аскетическую направленность (30. 357).

Первохристианство не отринуло мир, но деятельной любовью преобразило его, освящая, очищая и возвышая земное, дольное и временное вечным, претворяя греховное в праведное (17. 25).

Аскетические начала вытекают из самой сущности христианства. Христианская богословская мысль должна была пройти и через уединение внутреннего  духовного опыта, через созерцательно-молитвенное  безмолвие пустынь, через подвиг отшельничества. Известно, что живой  пример добра, истины и красоты в  деле нравственного совершенства имеет  громадное значение. Представляя  в себе совокупность добродетелей, желательных для украшения души человеческой, подвижник волей-неволей  действует на всякого человека, возбуждая  в нем благодатное устремление, имеющее своей целью воплощение заповеданного евангельского идеала.

Живой пример добра, истины и красоты дорог для человека, когда он является тождественным  той или иной конкретной аксиологической  ценности. "Эта истина, сплошь и  рядом осуществляемая в обществах, где запросы высшего порядка  служат принципами нравственной деятельности, возымела громадное значение и в  аскетической жизни первенствующих христиан, которые были счастливы и блаженны в своей внутренней жизни" (23. 54).

Много примеров обособления  аскетов мы находим уже в III веке, а к IV подвижничество являет открыто  свое "лицо" миру. До преподобного Антония Великого еще никто из монахов не знал "великой пустыни". Его считают "отцом" монашества. В описании его жизни говорится, что "даже язычники-жрецы приходили  в храм Господень, желая видеть человека Божия" (24. 31), а святой Иоанн Златоуст свидетельствует: "06 этом славнейшем после апостолов муже, блаженном  и великом, все доныне говорят  непрестанно" (13. 88).

Монашество есть не что  иное, как воплощение в новых условиях того исконного, евангельского понимания  христианства, которое определяет жизнь  всей ранней Церкви. В этом отречении  от мира проявлялась деятельная христианская любовь к людям. Своим источником она имеет не естественную любовь, искаженную грехом, а "братство во Христе возрожденного Его благодатию сынов общества Отца Небесного" (17. 32).

Борьба со злом, созидание  в себе нового человека по образу Христа и последняя цель - обожение, то есть общение с Богом, - это идеал подвижничества и христианства вообще. "Христианство, - пишет епископ Гурий, - является единственной в мире религией, которая дает опытную проверку своих упований. Оно в точности осуществляет и исполняет все то, что проповедует и обещает" (3. 5).

Против нравственной распущенности  языческого общества и грубого варварства новых народностей Ромейской экумены христианство в лице монашеского подвижничества выдвинуло небывалую еще внутреннюю духовную силу, завершившую великое дело нравственного обновления древнего мира. Пресвитер Руфин, современник и очевидец расцвета христианского подвижничества, свидетельствует: "Видел я в Египте отцов, живущих на земле, но проводящих жизнь небесную... Некоторые из них так свободны от всякой мысли о пороке, что забывают, было ли в мире что злое... Они обитают в пустыне, рассеянные и разделенные по келиям, но соединенные любовью... Все они нисколько не заботятся о пище или об одежде и тому подобном..., прибегают не к людям, но, обращаясь к Богу с просьбой, как к Отцу, получают просимое, потому что такова у них вера, что могут и горы переставлять..., так что нельзя сомневаться в том, что их добродетелями стоит мир" (24. 17-18).

"Род монашествующий, - говорит Иоанн Златоуст, - блаженный  и чудный. Это Ангелы в человеческой  плоти; жизнь их должно ублажать  выше царской: она преодолевает  страсти, не страшится смерти, спасает отдающегося ей, врачует  страдания других, побеждает демонов,  а молитвой содействует и общему  благосостоянию Церкви" (13. 12).

Напряженная, непрестанная работа ради господства духа над плотью и воли над страстями является основным содержанием подвижнической жизни в борьбе человека со злом. Поэтому величие иноческого аскетизма  состояло в том, что оно не только выработало высокий идеал святости, но и осуществило его. Крепкая  вера в прочно установленный образец  святости была подтверждена опытом жизни  подвижников Православной Церкви, примером их нравственной чистоты и праведности.

Всемирное историческое величие  христианского аскетизма состоит  в том, что в нем на основе всестороннего  стремления ко Христу происходят нравственное совершенствование, очищение и освящение человеческой личности, имеющие объективное значение не для нее самой только, а для целого общества, для всего мира. Влияние аскетизма обнаруживается поэтому особенно сильно на общественной нравственности. В процессе христианизации жизни мира монашество развивается в творческую, первостепенную, культурную силу, воспитавшую народы в течение почти тысячелетнего периода (17. 36-37).

С увеличением числа людей, ищущих иноческого жития, явилась потребность  составить определенные правила, которые  легли в основу иноческой жизни, придав ей строго определенный цельный  характер. Таким образом появились монастырские уставы, цель которых - подчинить жизнь инока строго определенным правилам. Все они в основу иноческой жизни полагают одни и те же обеты: целомудрия, послушания, нестяжательности, и главные средства к достижению этих целей - пост и молитва. "Иноческие обеты, - говорит протопресвитер Иоанн Янышев, - отречение своей воли, нищеты и безбрачия, приемлемые Православной Церковью от своих членов, выходят исключительно из покаянных мотивов и осуществляются не в гордых видах достижения нравственного превосходства над прочими людьми, а как наиболее пригодный для известных лиц и приспособленный к их индивидуальным особенностям вид той же богоугодной жизни, того же высшего нравственного совершенства, которые обязательны для всякого христианина на всяком месте и во всякое время его земного существования" (42. 59).

Обет целомудрия является для инока средством приобретения господства духа над плотью. С другой стороны, этот обет преграждал путь к  семейной жизни, которая не могла  согласоваться с основными стремлениями инока, так как связывала его  с разного рода житейскими попечениями (8. 261-264).

Обет послушания освобождал инока от притязания самолюбия и  гордости, в которых святые отцы видели первопричину всех грехов. Смирение и послушание являются началом христианской любви к Богу и ближнему, в них  испытывается духовная зрелость инока. "Послушание, - говорит святой Иоанн  Лествичник, - есть отвержение своей души, есть гроб воли, отложение своего рассуждения, есть недоверие к самому себе во всех добродетелях до конца жизни, есть нелицемерное, всецелое предание себя и даже спасения другому. В таком виде, и только в таком, послушание истинно благополезно для подвижника" (6. 492).