Казахская философия

Еще гунны относились к предметам и живности с точки  зрения качества, заведомо предпочитая иметь лошадей лучших пород, более выносливых и неприхотливых в аспекте пригодности к дальним боевым походам. Вождь племени выбирался с точки зрения его качества как наиболее сильного, сведущего и дальновидного воина. Такой качественный подход сказался даже в том, что «сильные едят жирное и лучшее, устаревшие питаются остатками после них. Молодых и крепких уважают, устаревших и слабых мало почитают». Свойство боевого рубаки оказывалось формой проявления качества воина.

По качеству джигита выбирался батыр, чья  роль в истории народа особенно велика, огромное значение имели его удаль  и храбрость, доблесть и мужество. Это сыграло настолько большую роль в становлении казахского народа, что явление батыр-ства не имеет прецедента у других сопредельных народов, хотя и у них богатыри и бахадуры были общественно значимыми. Такая роль была связана с размахом территории, необходимостью ее защиты и ролью оборонительного фактора.

Имена Богенбая и Кабанбая, Наурызбая и Сыпатая, Малай-сары и Тайлака, Жаныбека и  Утегена, Саурука и Абулхаира, Кушабека и Естербека, Баяна и Тауке, Бухар-бая  и Агыбая и многих других навсегда остались в памяти казахов, как пример немеркнущего героизма. Это показывает, какое значение имело качество джигитов, достигавших звания батыра и возглавлявших не только воинские подразделения, но и роды, и племена. Так, Анракайская битва с джунгарами стала началом карьеры хана Младшего жуза Абулхаира, показавшего эталон мужества и полководческого дара. Казахи в Семиречье разводили породистых лошадей, которые в определенных странах, особенно в Китае, ценились за резвость. Они, как показывают золотые пластины с изображениями всадников, найденные в Тенликском кургане, были крупными и рослыми, с развитой мускулатурой, массивной головой, подстриженными или заплетенными хвостом и гривой. Эти кони пользовались такой популярностью, что ими расплачивались за высокопоставленных невест: «В это время в Цзюцюане расставили станции и заставы вплоть до Юймыня. Усунь представило сговорные дары за ханскую царевну в размере 1000 голов лошадей. Ханский двор отправил княжну императорского рода по имени Цзянду. Она отправилась в Усунь, чтобы выйти замуж за князя Усунь».

Переход от качества к количественным соотношениям у  казахов был связан с формированием и совершенствованием счета вещей, измерением их, приписывание объектам различных количественных характеристик. Развитое скотоводство быстро вызвало к жизни отношение количества. «В Усуни много лошадей. Их самые богатые люди имеют четыре-пять тысяч голов» (Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. — М., 1961. — С. 3).

Онтологическими характеристиками количества всегда были пространство и время. Количественные соотношения сперва вычленялись в процедуре измерения, что сразу было освоено при пересчете голов скота, или при разделе земельных участков. Трудовая деятельность казахов привела к развитию понятия пространства как дистанции кочевки длиной 100 км и более, которые проходили за определенное число дней и месяцев, причем определялись расстояния дневного перехода (кош), недельного и др.

На зимовках и поселениях имелись подробно очерченные участки разработки земли, которые разделялись арыками, имели от 60 до 150 кв. м, в зависимости от количества членов семьи, что показывает геометрическое освоение пространства, функцию его измерения. Это отражало оптимальные площади посевов на орошаемой земле, а вот участки богары, как показали изыскания, были гораздо большего размера, ибо были подвержены риску. Понятие количества вырабатывалось в системах скотоводства и земледелия одинаковым образом, что свидетельствует о единой знаковой системе казахов, в которой регистрируется и передается код социального опыта людей. Начиная с операции счета, происходит формирование основных субкатегорий количества — числа, величины, структуры и т. д.

Развитие товарного  производства, появление денег стали  важными вехами на пути количественного освоения действительности. Различная форма производства у казахов — скотоводство, земледелие, огородничество, садоводство и др. — предполагала широкий обмен между кочевым и оседлым населением, т. е. количественные соотношения цен на товары животноводства и землепашества. Широкое распространение торговли внутри общества, ее значение для обмена с соседними государствами, само наличие Шелкового пути, караванных путей из Казахстана в Китай и Европу поставили на высокое место количественную определенность. Не менее, чем для торговли, практическая арифметика и математика были нужны в области военного дела. Китайская хроника сообщала: «Усунь, захватив... отрубленных голов врага и военнопленных 40 000, лошадей, быков, баранов, ослов, верблюдов 700 000 с лишком голов, взяв захваченных пленников и всю добычу, вернулись к себе». Военные нужды, необходимость в наборе солдат, наложение контрибуций и их выплата требовали все большего нарастания количественных показателей.

И все-таки основной областью применения количественных понятий оставались торговля и обмен. Они активизировались с возникновением частной собственности, а в том, что они существовали уже у древних казахов, сомневаться не приходится, Появление частной собственности породило и то, что богатство стало измеряться числом лошадей, находящихся во владении представителей родовой знати, от очень богатых, имевших четыре-пять тысяч голов лошадей, до богатых (по одной-две тысячи коней) и простых людей, также имевших лошадей. Впрочем, эта тенденция измерения частной собственности у казахов осталась вплоть до начала XX в., когда у отдельных феодалов имелось 17—18 тысяч лошадей. Уже у простых казахов появляется пространство как одна из форм количества, причем не только как отражение площади измерения, но и как пространство кочевки. Поскольку кочевники традиционно перемещались с востока на запад, почитали солнце, то привилегированным для них был восток, а другие части света были зависимы от него. Правда, по мере развития кочевничества они уже не стали особенно придерживаться этого примата востока, что видно по расположению двери на юрте, которая вначале занимала строгую ориентированность на восток, а затем стала смещаться. Иакинф писал: «Постоянного местопребывания нет, но каждый имеет свой участок земли (надо полагать, пастбища). Хан всегда живет у гор Дугинь. Выход в его ставку с востока, из благоговения к стране солнечного восхождения».

Пространственные  ориентиры отличали древних тюрков и казахов от других народов именно благодаря восточной ориентировке двери жилища. Еще о гуннах было сказано, что «шань-юй утром выходит из лагеря, поклоняется восходящему солнцу, к вечеру поклоняется луне. Он сидит на левой стороне лицом к северу». Эта традиция перешла от гуннов к тюркам, в отличие от монголов, у которых дверь юрты всегда открыта на юг. Интересно, что у казахов Монголии, как насельников территории, дверь обращена на юг, а вот открытая часть светоды-мового отверстия (шанырак) — на восток, что говорит о тюркской традиции.

Привилегированность востока в ориентации показана и в каменных бабах, старинных могильных сооружениях, которые обращены передней частью на восток. И в древнетюркском языке восток считался передом, запад — задней стороной, юг — правой и север — левой, полночной. В памятнике Кюль-Тегину говорится: «Впереди, к солнечному закату, слева, в стране полночной» (Малое С.Е. Памятники древнетюркской письменности. — М. — Л., 1961. — С. 27). Но по мере развития кочевничества эта ориентация видоизменилась. Если вначале ориентировка двери и шанырака на восток позволяла предугадывать первые лучи солнца, а затем движение световых лучей по ободу шанырака и уыкам служило своеобразными часами, а это уже задавало жесткую расположенность в пространстве, то потом, при переходе к другим местам, пратюрки стали придерживаться вольного расположения двери, не ставя ее против ветра, в закрытое пространство обозрения и т. д. Сами казахи преимущественно ставили дверь на юго-восток, что диктовалось розой ветров, шедших с севера и запада, и природными условиями. Значение двери юрты и ее расположение объяснялось тем, что ставить юрту начинали с двери, и она определяла всю дальнейшую конструкцию.

Пристальное внимание к юрте объясняется не только тем, что она традиционно явилась  жилищем для всех кочевых народов в тех или иных вариантах и сохранилась до сих пор, но и тем, что она была моделью мироздания в тех смыслах, которые близки кочевнику. Интересно рассмотреть не поздние типы юрт, в которых в значительной мере утеряно единство реальности и символа, а первичную их форму, где особые смыслы таятся в очертаниях, ориентации на части света, внутреннем убранстве, функционировании и т. д.

Анализ показывает, что юрта, как модель Вселенной  для кочевника, составляет небесный свод, опрокинутый на человека и заключающий его в себе, что несет дополнительную нагрузку для жилища. В этом аспекте, когда юрта олицетворяет единство реальности, символа и функционирования, она предстает как симбиоз материальных и духовных традиций и установок. Юрту можно уподобить древнегреческому космосу, который построен по законам красоты, а потому имеет большое число привилегированных точек пространства. И точно так же, как небо и земля, вода и огонь, верх и низ являются в природе ограниченными и вытекающими из завершенного мироздания, пространство юрты оказывается искусственно искусно организованным фрагментом природы, ее частью. Наиболее почетным местом в юрте был тор, жестко подразделялись мужская и женская половины, соответственно с мужской стороны, как писал В.В. Радлов: «...висит все, что находится в исключительном ведении мужчины: ружья, патронташи, уздечки, ремни, принадлежности верховой езды, седла, нагайки и т. п. У стены же, справа от постели, находится все, с чем имеют дело исключительно женщины: женское снаряжение для верховой езды, а затем ближе к двери — вся хозяйственная утварь и кухонная посуда...»

В этом пространстве все точки и сегменты были регламентированы, что налагало определенные запреты на жильцов и гостей. Так, наступить на порог означало смертельно оскорбить хозяина, запрещалось ходить гостям против часовой стрелки вокруг очага. «При возведении государя на престол ближайшие важные сановники сажают его на войлок, и по солнцу кругом обносят девять раз. При каждом разе чиновники делают поклонение перед ним» (Бичурин Н.Я. Собрание сведений... 4.1. — С. 229). Впрочем, женщины могли ходить и в обратном направлении, ибо запрещалось проходить с почетной стороны, между гостями и очагом.

Очаг в центре был местом притяжения и почитался  у всех кочевых народов, не случайно погибель семьи и ее исчезновение из-за отсутствия сыновей квалифицировалось как угасание очага. В него нельзя было плевать, проливать молоко или воду, мешать золу, рубить дрова в нем, бросать в него сор, зажигать от него и выносить огонь, иначе семье грозили болезни и несчастья.

Большой интерес  представляют собой и другие места  юрты. По народному летосчислению, 12-летний цикл начинала мышь, а потому ее именем называлась почетная часть жилища, где стояли сундуки с добром и  сидели гости на торе. После мыши идет корова, чьим именем называлось расстояние от тора до кровати (кебеже), олицетворяя собой достаток, присущий семьям с коровой. Место, где сидел хозяин, именовалось «тигром», ибо кто еще мог претендовать на символ власти и мужества? Далее шло место хозяйки («зайца»), выражавшей кротость и покорность. Подле хозяйки располагались продукты, небесные и земные дары, что знаменовалось трудолюбивой улиткой. Пространство змеи, выползавшей из земли и несущей с собой влагу, было местом, где располагались котлы, посуда, ведра, чайники и др. Лошадь, естественно, занимала место у входа как символ движения. Затем шло пространство овцы как символ малых и бедных, просящих ухода или подаяния; мудрой обезьяны, дающей напутствие на дорогу, где располагались оружие и конская утварь, бурдюки с кумысом, испив его, можно было седлать коней и брать в руки оружие. Потом шло место птицы, где располагались молодежь дома и гости, несущие с собой молодость и плодородие, а повыше размещались гости-мужчины на месте собаки как символа преданности. Еще выше находилось место кабана, где усаживались почетные гости и устанавливалось наиболее ценное имущество. Круг замыкался местом мыши, наиболее почетным торем, где начинается летосчисление, и время соприкасается с пространством. Это понимание пространства юрты было аналогичным у всех древних тюрков. Правда, место кабана стало низвергаться с почетного места, но это уже было связано с исламизацией тюрок, что предполагало элиминацию свиней и алкоголя. Итак, пространство юрты было, если употреблять термины современной физики, неоднородным и анизотропным, ибо здесь имеются привилегированные места, а движение в некоторых направлениях носит предпочтительный характер (движение по солнцу).

Кочевье требует  пространства, оно нуждается в  переносном доме, динамичном хозяйстве, средствах передвижения, запасах продовольствия, специальной одежде, обуви и т. д. Любая из этих составных элементов культуры, момент видения мира, компонент космоса народа. Кочевье требует такое пространство, которое воспроизводило бы себя, было похожим в составных частях, иначе говоря, однородное пространство, в котором движение в разные стороны было бы равнообоснованным, т. е. изотропным. В идеале кочевник хотел бы пребывать в одном и том же месте, однако он вынужден постоянно менять свое стойбище.

Пространство  для кочевника не может быть большим  или малым, оно оказывается лишь нужным, подходящим в зависимости от степени удобства и удовлетворения потребностей. Великая степь была удобна для этого, и потому казахи из Семиречья «проводили лето в краях Булгара (на Волге), а зимовали в краях Баласагуна». Естественно, что основным видом скота были лошади. Сам Баласагун писал: «Они надзирают за табунами лошадей. Для еды, питья, верховой езды используются лошади; жеребцы и кобылы прибывают от них, а также лошади для груза. Кумыс, молоко, шерсть, жир, творог и сыр потребляют в пищу, одежду и убранство для дома».

Важнейшей философской  категорией является понятие времени. Именно оно несет ответственность за происходящие в мире процессы эволюции и развития, во времени регистрируются все изменения в мировом историческом процессе. Вначале у казахов начало проявляться чувство времени, связанное с конкретными событиями, которые остались в исторической памяти племени. Такие природные и стихийные катастрофы, как джут, голод, мор, падеж скота, война и др., регистрировались в сознании людей и могли служить определенными темпоральными обозначениями, уже не говоря о чувстве смены дня и ночи, охотничьих сезонов.

Л.Н. Гумилев  писал: «Одним из индикаторов определения состояния народа, весьма удобным для классификации, является отношение этнического сознания (каждого данного народа) к категории времени». Уже первые кочевники обладали довольно развитым чувством времени. Преодоление больших расстояний, проблема богатого травостоя, наличие водных источников, сезонные изменения погоды и многое другое заставляли кочевников относиться ко времени как к некоему абсолюту, которому подчиняются появление жары и выгорание пастбищ, ледоход на реках, через которые надо переправляться, первая весенняя трава и осенняя отава, шуга на водоемах, выпадение снега и необходимость откочевки на юг.

Первым ориентиром времени была погода. Изменения после  тяжелой и стылой зимы приходили  с появлением первой зелени, с днем весеннего равноденствия приходил Наурыз, Новый год. «Зелень травы» оказывалась объективным критерием времени. Это заложило основы различных праздников, связанных с началом весенне-осепнего сезона, перекочевкой на летовки из зимовок, прохождением весенних и осенних пастбищ на этом пути. Преобладание у казахов меридиального кочевания с юга на север и назад показывает наличие временных параметров для своевременного прохождения дистанции, доходившей до 1000 км, а иногда и превышающей ее.