Логика философии Г.Гегеля

Введение

Гражданское общество понимается как сфера активности людей, которая "помещается" между семьей и государственной деятельностью. В сфере гражданского общества обеспечиваются две главные функции жизнедеятельности человеческого общества и отдельных индивидов. Во-первых, здесь индивиды заявляют о своих потребностях, удовлетворяют и регулируют их. Экономическое удовлетворение важнейших жизненных потребностей — функция гражданского общества. Гражданское общество должно образовывать особые структуры, чтобы государству не приходилось заниматься регулированием всех тех отношений, которые должны быть самонастраивающимися, саморегулирующимися.

Во-вторых, в гражданском  обществе должны складываться такие  отношения, через которые любые группы и объединения, большие и малые, выражают свои интересы. Возникают "корпорации" негосударственного характера, не принадлежащие непосредственно к сфере государственной бюрократии. Но эти формы и объединения в развитом правовом государстве должны иметь возможность выразить интересы и цели добровольно вошедших в них людей. И все же выше этих структур Гегель ставит государство (за что его и обвиняли в этатизме).

Между тем Гегель подчеркивает, что имеет в виду роль не всякого  государства, не всякой государственной структуры, государственной иерархии. Он ведет речь об идеальном государстве, государстве "согласно понятию". Другими словами, если бы на земле могло существовать идеальное государство, с идеально организованной структурой, с идеально работающими чиновниками, с управлением, построенным по последнему слову науки и техники, то такое государство Гегель готов был бы назвать истинным, даже обожествить. Но поскольку такого государства нет, ни одна конкретная государственная форма и структура не может быть обожествлена и увековечена. Вместе с тем Гегель выступает за сильную государственную власть. Гегеля упрекали и в том, что для него предпочтительна абсолютная монархия, а не демократическая, не республиканская форма правления. Два исторических обстоятельства объясняют такое предпочтение Гегеля. Во-первых, Гегель жил в таком постабсолютистском обществе, в котором история свержения монархической власти и установления немонархических республиканских форм правления кончилось (во Франции) кровью. Этим-то формам Гегель и предпочитал конституционную монархию, основанную на разуме, согласии монарха и подданных, доброй воле самого монарха. Во-вторых, если Даже уничтожить монархию, изменить форму государственной власти, все равно, предрекает Гегель, во главе государства будет стоять какая-то личность. Такого человека в "Философии права" он именует "государем". Маркс, критикуя "Философию права" Гегеля, его попытку достигнуть равновесия в распределении власти между "государем" и подданными, резко ставит вопрос: власть государя (монарха) или власть народа; третьего не дано. Между тем и в условиях современности вопрос о равновесии, распределении власти между "первым лицом" в государстве и народом остается актуальным.

Цель работы – рассмотреть  логику философии Г.Гегеля.

Задачи работы – рассмотреть  учение Гегеля об абсолютной идее, тождестве мышления и бытия; изучить категории и принципы диалектического мышления.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Логика в понимании Гегеля

Гегель с самого начала ориентируется на научную форму  знания, на форму «понятия», т.е. строго очерченного определения, зафиксированного термином, и на систему таких определений. То сочетание «необузданного брожения мысли», с деревянным формализмом  кантовской логики его никак не удовлетворяет. В центр его внимания попадает, таким образом, Логика – «схоластический  момент».

В свое время Шеллинг принимал кантовскую Логику за абсолютно точное изображение принципов и правил «мышления в понятиях». Гегель усомнился  в этом. В том обстоятельстве, что именно правила этой логики препятствуют понять процесс перехода «понятия»  в «предмет» и обратно, «субъективного»  в «объективное» (и вообще противоположностей друг в друга), Гегель усмотрел не свидетельство  органической ущербности мышления, а лишь ограниченность кантовского представления о «мышлении».

Кантовская логика – только ограниченно верная теория мышления. Подлинное мышление – реальный предмет  Логики как науки – на самом  деле иное. Поэтому надо привести теорию мышления в согласие с ее подлинным  предметом, надо революционизировать  эту теорию, чтобы сделать ее способной верно описывать то, что мышление на самим деле делает.

Потребность критического пересмотра традиционной логики Гегель видит, прежде всего, в крайнем, бьющем в глаза  несоответствии между теми «принципами» и «правилами», которые Кант считает  абсолютно всеобщими «формами мышления вообще», и теми реальными результатами, которые достигнуты человеческой цивилизацией в ходе развития: «Сравнение образов, до которых поднялись дух практического и религиозного миров и научный дух во всякого рода реальном и идеальном сознании, с образом, который носит логика (его сознание о своей чистой сущности), являет столь огромное различие, что даже при самом поверхностном рассмотрении не может не бросаться тотчас же в глаза, что это последнее сознание совершенно не соответствует тем взлетам и не достойно их».

Гегель строжайшим образом  различает здесь две вещи: Логику реального мышления, реального исторического развития мысли, воплощенной в науке, в продуктах целенаправленной деятельности вообще, и Логику как теорию, как науку о мышлении.

Определяя Логику как «сознание  духа в своей чистой сущности», Гегель поступает совершенно в духе традиций этой науки. Это, по существу, ничто иное, как выраженное другими словами представление, что в Логике, в отличие от всех других наук, мышление и есть «свой собственный предмет», и есть объект исследования. Логика есть мышление о мышлении. Так ее и понимали испокон веков. Так понимал ее любой философ до Гегеля, так ее понимает и большинство теоретиков послегегелевской поры – как науку о «специфических формах и законах мышления», как «мышление о мышлении», как «самосознание» действительного мышления.

 

2. Мышление

Гегелевская постановка вопроса  о Логике сыграла особую роль в  истории этой науки, прежде всего, потому, что здесь впервые были подвергнуты самому тщательному анализу все основные понятия, связанные с проблемой Логики, и, прежде всего понятие «мышления».

Под «мышлением» и понимается особого рода деятельность, вполне сознательно осуществляемая каждым отдельным индивидом. Эта деятельность, в отличие от «практической», направлена на изменение представлений, на перестройку тех образов, которые имеются в сознании индивида, и непосредственно – на словесно-речевое оформление этих представлений, которые, будучи выражены в речи, в слове, в термине, называются «понятиями».

Когда человек изменяет уже  не «представления», выраженные в речи, а реальные вещи вне головы, это  уже не считается «мышлением», а, в лучшем случае, лишь действиями в  согласии с мышлением – по законам  и правилам, диктуемым «мышлением».

«Мышление» при этом отождествляется  с размышлением, с «рефлексией», т.е. с психической деятельностью, в ходе которой человек отдает себе полный отчет в том, что и как он делает, т.е. осознает все те схемы и «правила», по которым он действует. «Интеллектуальными действиями» называются при этом только такие действия, которые человек производит с полным осознанием их схем и правил.

В этом случае, само собой  понятно, единственной задачей Логики оказывается лишь упорядочение и классификация тех схем и правил, которые каждый отдельный человек может обнаружить в своем собственном сознании, тех абстрактно-общих схем, которыми он и до этого вполне сознательно руководился (только, может быть, не систематически). Как справедливо констатирует Гегель, в случае Логика «не дала бы ничего такого, что не могло бы быть сделано так же хорошо и без нее. Прежняя логика в самом деле ставила себе эту задачу».

Человек, изучивший такую  Логику, будет, естественно, мыслить  точно так же, как прежде, –  разве что несколько методичнее... Не смогли вырваться из этого представления о задаче Логики и последователи Канта. В итоге их Логика так и осталась лишь педантически-схематизированным описанием тех схем работы интеллекта, которые и до этого уже имелись в сознании каждого мыслящего существа. В результате «кантовская философия не могла оказать никакого влияния на научное исследование. Она оставляет совершенно неприкосновенными категории и метод обычного познания». Она лишь привела в порядок схемы наличного сознания, лишь выстроила их в систему (правда, упершись при этом в факт противоречия этих схем друг другу). Короче говоря, «мышление», как деятельно-творческая способность человека, обнаруживает себя («опредмечивает себя») в виде всего того мира культуры, который создан работой предшествующих поколений мыслящих существ и окружает каждого отдельного человека с колыбели.

В этой позиции и была, наконец, обретена точка опоры для  радикального переворота в Логике как науке, впервые пролит критический свет на ее фундаментальные принципы и основоположения. Этим Гегель преодолевал сразу и ограниченность взгляда старой логики на мышление, и субъективизм кантовско-фихтевской попытки этот взгляд реформировать, сохраняя нетронутыми самые глубокие его предрассудки.

 

3. Диалектика логики

Мышлению, которое осознает себя в виде традиционной, чисто  формальной, Логики, «недостает простого сознания того, что, постоянно возвращаясь от одного к другому, оно объявляет неудовлетворительными каждое из этих отдельных определений, и недостаток его состоит просто в неспособности свести воедино две мысли (по форме имеются налицо лишь две мысли».

Эта манера рассуждать, согласно которой все вещи на свете следует  рассматривать («мыслить») как «со  стороны тождества их друг другу», так и «со стороны их отличий  друг от друга»; с одной стороны  – так, а с другой стороны –  прямо наоборот; «в одном отношении как одно и то же», а «в другом отношении – как не одно и то же»; эта манера мыслить «как то, так и другое», «не только так, но и эдак (т.е. прямо наоборот)», – как раз и составляет подлинную «логику» этой Логики. Поэтому сия Логика как раз и соответствует той самой практике мышления, которая «логична» только по видимости, а на самом-то деле представляет собой лишь вид развязно-эклектического рассуждательства, чисто субъективного схематизирования, содержание которого задается всегда либо капризом, либо гениальничающей «интуицией», либо просто корыстно-эгоистическими мотивами, – короче говоря, любыми внелогическими факторами.

Эта Логика насквозь «диалектична»  – в том смысле, что кишит  неразрешенными противоречиями, которые она нагромождает друг на друга, делая при этом вид, будто никаких противоречий тут нет. Она постоянно совершает действия, которые являются запретными с точки зрения ее же собственных принципов, «законов» и «правил», однако не доводит этого факта до сознания, т.е. до прямого выражения через эти принципы. Поэтому она и впадает в «диалектику» в процессе соединения противоположно-противоречащих определений и утверждений, но только помимо своего сознания и вопреки собственным намерениям.

Внутри самой теории Логики эта «диалектика» выражается уже  в том, что так называемые «абсолютные  законы мышления» оказываются «при ближайшем рассмотрении противоположными друг другу; они противоречат друг другу  и взаимно упраздняют одно другое...».

Гегель, как нетрудно заметить, ведет критику традиционной логики и мышления, этой логике соответствующего, тем самым «имманентным способом», который как раз и составил его главное завоевание. А именно – утверждениям, «правилам» и «основоположениям» этой Логики он противопоставляет не какие-то другие – противоположные – утверждения, правила и основоположения, а процесс практической реализации ее собственных принципов в реальном мышлении. Он показывает ей ее собственное изображение, указывая на те черты ее физиономии, которые она предпочитает не замечать, не осознавать.

Он, иными словами, соглашается  с нею в том, что «сознательное  мышление», которое она только и исследует, действует именно по тем самым схемам и правилам, которые оно само себе задает – и признает поэтому как «кодекс», по которому ее можно судить. Он требует от этого мышления только одного – неумолимой и бесстрашной последовательности в проведении выставленных принципов. Ничего более. Никаких других критериев оценки ее теории он не выставляет. Он только показывает, что именно последовательное проведение принципов (а не отступление от них) неизбежно, с неумолимой силой ведет к отрицанию этих самых принципов как односторонних, неполных и абстрактных.

Это – та самая критика  «рассудка» с точки зрения самого же «рассудка», которую начал Кант.

 

4. «Стороны» диалектической логики

Диалектика, согласно Гегелю, и есть форма (или метод, схема) мышления, включающая в себя как процесс выяснения, четкого осознания противоречий, бессознательно продуцируемых «рассудком», так и процесс их конкретного разрешения в составе более высокой и глубокой стадии рационального познания того же самого предмета, на пути дальнейшего исследования «существа дела», то есть на пути дальнейшего развития науки, техники и «нравственности» – то есть всей той сферы, которая у него называется «объективным духом». Это движение вперед, по Гегелю, совершается на почве самой же логики, на пути логически строгого развертывания определений, а не на пути возврата в сферу созерцания или «интеллектуальной интуиции», как у Фихте или Шеллинга.

Это понимание сразу же вызывает конструктивные сдвиги во всей системе Логики.

Если у Канта «диалектика» представляла собою лишь последнюю, третью часть Логики (учения о формах рассудка и разума), где речь идет, собственно, о констатации логически неразрешимых антиномий научного, чисто теоретического познания, то у Гегеля дело выглядит уже совсем по-иному. Сфера «логического» распадается у него на три основных раздела, или аспекта, в ней выделяются три «стороны»:

1) абстрактная, или рассудочная, 

2) диалектическая, или отрицательно  разумная,

3) спекулятивная, или положительно  разумная.

Гегель специально подчеркивает, что названные три стороны  ни в коем случае «не составляют трех частей логики, а суть моменты  всякого логически реального, т.е. всякого понятия или всего  истинного вообще».

Состав логики

В эмпирической истории мышления (как и в любом данном исторически достигнутом состоянии мышления) эти три стороны выступают то и дело в форме трех последовательных «формаций» либо в виде трех разных и рядом стоящих «систем логики». Отсюда и получается иллюзия, будто бы эти три раздела «логического мышления» могут быть обрисованы в виде трех разных, следующих друг за другом разделов (или «частей») Логики.