Сократический переворот

Сократ  не преподносил своих истин готовыми, но, считая, что только то знание - единственно прочно и ценно, которое добыто самим мыслящим субъектом, он заставлял своих собеседников принимать деятельное участие в установлении посылок, в выведении заключений, в проверке положений - словом, во всем логическом процессе аргументации. То был знаменитый его диалектический метод - метод перекрестных вопросов, ответов, возражений, поправок и пр. Ум человека, по мнению Сократа, чреват истинами, которые требуют лишь известного ухода, и - в крайнем случае, операции, чтобы явиться на свет Божий. Эти истины подобны младенцам, скрытым в чреве матери, и роль философа в том и состоит, чтобы помочь родительнице - разуму в ее родах. Оттого Сократ любил себя сравнивать с акушером, который помогает рожать другим, а диалектический метод был тем инструментом, при помощи которого он извлекал истины из умов своих собеседников. Ясно, поэтому, что он не мог выдвигать вперед своего собственного мнения: собеседник его должен был сам дойти до него, уподобляясь роженице. Оттого исходной точкой Сократа всегда почти служило общепринятое мнение по данному вопросу, которое затем, целым рядом проверок и поправок, постепенно изменялось так, чтобы охватить те или другие факты и, наконец, получить то содержание и ту форму, которых желал Сократ. Для иллюстрации приведем в кратком изложении из Ксенофонта один из наиболее характерных разговоров, который Сократ имел с молодым, но самоуверенным Евтидемом, собравшимся в политику [5, с.123].

Сократ: «Знаешь ли ты, достопочтимый Евтидем, что такое справедливость?»

Евтидем: «Конечно, знаю; кто ж не знает».

Сократ: «Можно ли считать обман, воровство  делом справедливым?»

Евтидем: «Конечно, нет».

Сократ: «А если нужно обмануть врага, чтобы  спасти отечество, будет ли это дело справедливым?

Тут уже  Евтидем вынужден подумать и согласиться, что, пожалуй, обман врага с такой  благой целью будет делом справедливым.

Сократ: «А если можно обмануть друга, допустим не сообщить ему какую-то трагическую  весть, когда он и так расстроен? И может быть украсть у него орудие самоубийства, чтобы оно не было у него под рукой?»

Опять Евтидем  вынужден призадуматься и согласиться, что, пожалуй, и обман друга с такой благой целью будет делом справедливым.

Таким образом, через ряд истин относительных, показывающих, что нельзя на какой-то вид поступков повесить раз и навсегда ярлык несправедливости. Сократ подводит Евтидема к самостоятельному выводу об абсолютном критерии справедливости: это то, что делается не во имя своекорыстной цели субъекта поступка, а во имя блага того, по отношению к кому совершается этот поступок [9, с.41].

Диалектический  метод, таким образом, произвел целую  революцию в приемах греческого мышления: истина перестала приниматься  на веру, в силу ли окружающего ее авторитета или «горячего слова  убеждения»; она стала объектом разумного  понимания, требующим сознательной работы мысли, и покоилась на критически выработанных устоях [4, с.145].

Сократ  дорожил согласием собеседника  - ведь без этого нет беседы! - и умело добивался таких ответов, с которыми по видимости был согласен и сам. Но на какой-то стадии беседы оказывалось, что собеседник стал явно противоречить самому себе и это вопросы Сократа загнали его в тупик. Избранный путь исследования оказывался ложным, тогда сократовское согласие представало как расчетливое притворство. В действие вступал последний элемент сократовского метода (майевтики) - ирония. Этот элемент может вызвать недоумение, поскольку ирония воспринимается скорее как чья-то частная манера общения. Почему же у Сократа - это один из трех основополагающих элементов его искусства? Ирония (притворство) в повивальном искусстве Сократа имеет принципиальное значение в случае, если собеседник, как не старался Сократ, не мог сам дойти до истины, то Сократ не преподносил ему эту истину готовой. И когда разгоряченный собеседник возмущенно вопрошал Сократа: «А сам-то ты знаешь, о чем меня пытаешь?» - Сократ в ответ разводил руками и говорил, что и он не знает. Это воспринималось, как издевка. Сократ же поступал как мудрец, исходя из благих целей: он понимал, что если собеседнику преподнести готовый ответ, то это не станет достоянием его интеллекта. Если же мысль собеседника уже разбужена, то, глядишь, не сегодня, так завтра он сможет все-таки родить желанную истину, и это обогатит его [3, с.63].

Сократу претило всякое зазнайство, всякое бахвальство. Сам он любил повторять  знаменитую формулу: «Все что я твердо знаю - это то, что я ничего не знаю!» Это положение наилучшим образом демонстрировало скромность и осторожность настоящего мыслителя, делающего первые шаги в направлении Истины. Однако находились люди, которые с потрясающей уверенностью оперировали сложнейшими понятиями, считали себя знатоками, специалистами. Поэтому, как только Сократ оказывался рядом с таким «специалистом», он тут же заводил с ним беседу, причем делал это в свойственной ему манере. Он робко подходил к «учителю» и «смиренно» обращался к нему за советом или просьбой что-либо объяснить. Причем сначала с деланным восхищением превозносил его опыт, мудрость и знание, в противовес своему якобы незнанию и невежеству. Как правило, собеседник поначалу ничего не замечал. Наигранное смирение приводило его в снисходительное благодушие, тем более «совет» представлялся совершенно пустячным: Сократ обычно прочил разъяснить ему значение того или иного слова, понятия. Однако по ходу «разъяснения», он просил «учителя» объяснить значение тех терминов, которые тот применял. Для нового объяснения «знатоку» приходилось напрягаться и пользоваться новыми понятиями, суть которых Сократ вновь просил разъяснить, и так далее. Вся эта процедура неизменно заканчивалась тем, что собеседник Сократа начинал противоречить сам себе и, в конце концов, оказывался в тупике. В этом и состоял знаменитый сократовский метод философствования, его диалектика - постепенно шаг за шагом, продвигаться по ступеням понятий и терминов к сути вещей. С помощью вопросов и ответов, уточнений и определений докапываться до понимания Истины. И если его собеседником был умный человек, то он мог вынести из беседы хороший урок на будущее, однако чаще всего, как известно, Сократа ругали и проклинали. Сократовская ирония чаще всего пополняла ряды недовольных им сограждан, потому что те тупиковые моменты, возникающие в беседах демонстрировало не только невежество того или иного собеседника, но и уязвляло их самолюбие, его самоуважение подвергалось испытанию, а насмешки и остроты стоящей вокруг толпы довершали остальное. Ненависть против философа вселялась в сердца людей, и эта ненависть не замедлила дать свои плоды [8, с.78].

3.1 Философствование Сократа

Дать  сколько-нибудь полное описание учения Сократа довольно сложно, так как  он, за исключением пары стихотворных переложений на Эзоповы темы, сделанных им за несколько дней до своей смерти, никогда в своей жизни ни написал, ни строчки. И все, что мы знаем о нем или о его учении, мы почерпнули, главным образом, из Ксенофонтовых «Воспоминаний» о Сократе и из диалогов Платона. Что касается первых, то они, при всей несомненной правдивости и честности автора, страдают большими недостатками: написанные уже после смерти Сократа, эти «Воспоминания» имели исключительной своей целью ответить на те обвинения, жертвой которых пал любимый учитель. Этим определяется не только характер, но и содержание, и объем сочинения. Учение его излагается автором лишь в тех размерах и теми его сторонами, которые имеют отношение к вопросам о неверии развращения молодого поколения Сократом. Кроме того, вся книга отличается чрезмерной поверхностью и мелкотой. При таких условиях вряд ли можно было бы составить более или менее отчетливое представление о Сократе и его деятельности, если бы на подмогу не явился другой его ученик, Платон, один из гениальнейших мыслителей, которого видел мир. Про него уже нельзя сказать, что он не понимал своего учителя, но, к сожалению, и он, взятый сам по себе, не мог бы служить вполне надежным путеводителем. Платон сделал Сократа носителем и выразителем своих, платоновских идей: в диалогах его фигурирует не он сам, а Сократ, который ведет разговор, развивает платоновские доктрины, так что иногда очень трудно различить, где говорит Платон устами воображаемого Сократа и где говорит исторический Сократ сам. Тем не менее, в общей верности набрасываемого портрета и в подлинности обрисовывающейся Сократовской доктрины мы не имеем основания сомневаться, - особенно в тех случаях, когда показания Платона совпадают с Ксенофонтовыми [12, с.48].

Поэтому строго говорить об учении Сократа  в точном понимании этого слова  не приходится. Сократ философствовал устно и высказывал свои взгляды в беседах. Беседы представляли собой одновременно и своеобразную форму сократовского философствования, и стиль его жизни.

Книги, в  том числе и философские, писались и тогда, но устное слово и интерес  к нему явно преобладали. Это было время расцвета афинской демократии, и афиняне проводили большую часть своей жизни на людях, на разного рода публичных собраниях и мероприятиях, на площадях, судах и т.п., ценили слово, питали к нему слабость и вообще любили поговорить. Поэтому, я думаю, будет точнее говорить не об учении, а о философствовании Сократа [9, с.126].

Сократ  о познании и знании

В центре сократовского философствования стоят  вопросы о нравственных добродетелях, моральных качествах человека. По существу своему учение Сократа - это философия морали, этика. Этически сориентирована и его теория познания, гносеология. Нравственно-этический смысл человеческих поисков истины и овладения знанием предопределяется тем, что истоки и знания и нравственности восходят по Сократу, к богам. Мерой человеческой добродетели оказывается мера его приобщения к божественной мудрости, и процесс познания приобретает характер морального действия, нравственного акта. Обозначенный Сократом путь познания и есть его школа добродетели.

Истинное  познание - познание посредством понятий - доступно, по сократовской концепции, лишь немногим мудрецам, философам. Но и им доступна не вся мудрость, но лишь незначительная часть ее. «…Человеку, - говорит Сократ, - невозможно быть мудрым во всем. Следовательно, что кто знает, в том он и мудр» (Ксенофонт «Воспоминания»).

Но эта  человеческая мудрость, по Сократу, немного  стоит по сравнению с божественной мудростью. И уж совсем мало значит в этом отношении обыденное, непросвещенное мнение.

Сократовское  положение о мудрости знания человеком  границ своего знания и незнания - «я знаю, что ничего не знаю» - как раз и фиксирует отношение человеческого познания к божественному разуму. Эта позиция имела как бы два облика: уничижительно-скромный - в своем обращении к божественному знанию, критично-ироничный - к человеческому знанию. Философ стоит между богом и людьми, мудростью и невежеством. Философия как любовь к мудрости в сократовской трактовке предстает как любовь к божественной мудрости [11, с.46].

Знание  божественно, и только оно возвышает  человека и уподобляет его богам. «Большинство, - говорил он, - считает, что знание не обладает силой и не может руководить, потому что (люди) и не размышляют о нем» (Платон Протагон).

В противоположность  этому мнению большинства Сократ отстаивал принцип всеобщего  господства разума - в природе, в отдельном человеке и в человеческом обществе в целом. В природе это проявляется как гармония и целесообразность во всем мироздании; в отдельном человеке как господство разумной души над природным и неразумным телом; в обществе – как господство разумных законов и установлений, как правление знающих. Игнорирование этого, отклонение от правильного пути являются, по Сократу, следствием незнания.

Истинное  познание, согласно Сократу, исходит  от бога и приводит к нему. Таковы условия и границы возможной  и допустимой автономии человеческого  познания. Четко было обозначено Сократом и единственно верное, по его мнению, направление усилий человека - познание и действование на основе знания [10, с.45].

Это сократовская концепция знания и познания существенно  отличалась и от широко распространенной тогда традиционно-мифологической веры, которая отвергала всякое суетное  мудрствование о богах, и от модной позиции софистов с их скептическим отношением к богам и субъективизацией истины. Положение между традиционалистами и новоявленными мудрецами-софистами весьма характерно для учения Сократа и сказалось на всей его судьбе: традиционалисты считали его софистом и, в конце концов, добились его осуждения; софисты же видели в нем, скорее критически настроенного к ним традиционалиста.

 Сократ о душе

Сократ  первым среди греков заговорил о  том, что человек - это не только тело, но и, в первую очередь, - душа. В земной жизни человек непосредственно не видит образ Божий, но ему достаточно и того, что он видит дела богов. Бог, замечает Сократ, «видим в своих великих деяниях, но как он всем правит, это вне известности» (Ксенофонт «Воспоминания»). Невидимо и божественное начало в человеке, его разумная душа, хотя именно она правит телом и действиями человека. «Относительно души человеческой, которая более чем что-либо, - полагает Сократ, - что она царствует в нас, но и ее мы не видим. Значит отсюда напрашивается вывод: человек – это прежде всего его душа! Но что же является главным в душе? - задумывается Сократ и однозначно отвечает: разум [7, с.63].

Человек, по мнению Сократа, был бы вообще лишен  разума и знания, если бы в нем, наряду со смертным телом, не было бы бессмертной  души. Именно благодаря божественной душе человек приобщается к божественному  знанию.

Разум дает душе человека тот «свет», который  ведет его по жизни. Благодаря  разуму человек постигает окружающий мир, обладает сознанием, членораздельной  речью, может творить добро и  зло. Итак, душа руководит телом человека, но сама при этом управляется разумом.

Сократ  был полностью убежден в бессмертии души, что подтверждает его последние (перед казнью) беседы с друзьями. Более того, это его убеждение  тесно связано с идеей о  едином божественном Разуме, сотворившем  весь мир на основании гармонии и  порядка. Этот Разум - вечный от начала - наделил человека сознанием, речью, мыслящей душой и, наконец, бессмертием. Вот почему для человека крайне важной является задача не только постижения мира и природы, но и познание собственной души. Ибо, постигнув разумом и ощутив душой собственное бессмертие, человек может начать вести праведную жизнь, а, следовательно, обрести душевный покой и навсегда отделаться от страха смерти. Более того, он может получить уверенность и в своем будущем, загробном счастье. Вот почему одним из главных положений сократовского учения, его девизом стала знаменитая фраза: «Человек, познай самого себя!» [8, с.126].