Соотношение личности и государства в творчестве Ивана Ильина

Тема  контрольной работы :

«Соотношение  личности и государства в творчестве Ивана Ильина».

Введение.

Проблема бытия человека в мире, поставившем под вопрос бытие Абсолюта, в русской культуре была открыта Достоевским. Как и  Ницше, Достоевский пытался понять, как может жить человек, усомнившийся в существовании Бога и в своей  зависимости от Бога. Однако в отличие  от однозначной и радикальной  позиции Ницше Достоевский выбрал более сложный, более трагичный  и поэтому более реалистичный ответ. Человек не может уже сейчас стать Абсолютом, но не может остаться и в рамках старого его понимания он обречен на вечные поиски Абсолюта. Именно здесь основа для мировоззренческих исканий всех русских мыслителей конца ХIХ — начала ХХ в.

Все сказанное непосредственно  относится к Ивану Ильину. Быть может, никто другой из русских философов  той эпохи не пошел так далеко по пути, который в русской культуре открыл Достоевский и который  в западноевропейской философии  впервые обозначил Ницше. Впрочем, творчество Ильина не поддается однозначной  оценке. Как и многие русские мыслители, пережившие национальную катастрофу, Ильин в поздние годы пришел к  ортодоксальному церковному православию, попытался подчинить свою философскую  мысль требованиям веры и тем  самым отрекся от многих идей, вдохновлявших  его в годы творческой зрелости.

Радикальный переворот, произошедший в мировоззрении Ильина на рубеже 20-х и 30-х годов, безусловно, закономерен  и обусловлен острым чувством сопричастности к трагической судьбе своего народа. Беспомощность перед наступлением «сатанинских» сил, поработивших не только Россию, но и большую часть  Европы, лишало надежды, требовало какого-то удовлетворения; его и дала истовая  вера (причем не только вера в Бога, но и вера в идеальное прошлое  России), ставшая единственной опорой в жизненных бедствиях.

Однако, читая Ильина сегодня, мы должны оценивать его взгляды, исходя из своего исторического опыта, опыта общества, вынесшего до конца  предначертанные ему испытания  и потому способного по справедливости оценить те смелые идеи, которые  в годы исторической катастрофы казались причиной всех бед (именно так изображал  Ильин в своих поздних работах  все самое оригинальное в русской  философии и русской культуре начала века). В этом смысле наиболее значимой в творческом наследии философа сегодня представляется та концепция человека, которая была развита им в работах 1910—1920-х гг. Завершенную форму она приобрела в двух главных философских трудах Ильина — «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (в 2-х томах, 1918) и «O сопротивлении злу силою» (1925).

                                                    * * *

- Революционные перемены 1917 г, оказались решающим испытанием для Ильина. Поскольку все его мировоззрение основывалось на убеждении в единстве философии и реальной жизни, он не мог остаться безучастным к событиям, определяющим судьбу страны. Уже февральская революция заставила его окунуться в активную политическую и публицистическую деятельность. Как свидетельствует одно из писем, летом 1917 г. Ильин состоял даже председателем волостной избирательной комиссии и членом исполнительного крестьянского комитета в Тульской губернии. Однако самым интересным документом, показывающим его отношение к революции, является серия брошюр, написанных непосредственно по следам событий марта—сентября 1917 г. и изданных под рубрикой «Задачи текущего момента».

Уже первая из них — «Партийная программа  и максимализм» — совершенно определенно  свидетельствует о полной поддержке  Ильиным февральской революции. «Русский народ, — формулирует Ильин  значение революции, — нашел свою единую волю: спасти родину от нашествия  и осуществить свободное народовластие». Более конкретно  точно причины необходимости и неизбежности революции обозначены в следующей брошюре — «Порядок или беспорядок?» «Старое правительство, отчасти по неумению, отчасти по злой воле, водворило в России, всюду, где только могло, беспорядок, расстройство и дезорганизацию. Чем дальше развивалась война, тем шире и глубже становилось внутреннее расстройство. . .

Наконец, совершенно разложилась воля верховной  власти: сна перестала быть орудием  народного и государственного самосохранения, и это обнаруживало, что дни  ее сочтены».В качестве главной цели революции Ильин называет создание «правительства народного самосохранения» — новой власти, которая «вступает в будущее под флагом: "порядок и организация во имя русского свободного народоправства и во имя победы в союзе с великими демократиями запада (Англией и Францией)"».Здесь особенно наглядно проявляется приверженность Ильина идеалам классического западного либерализма, выдвигающего на первый план свободу личности и идею демократического народного самоуправления.

Поэтому совершенно естественно, что самым  важным в сложившихся условиях (наряду с мобилизацией сил на борьбу с  германским нашествием) он считает  поддержку Временного правительства  в его стремлении провести демократические  выборы в Учредительное собрание, которое должно определить новое  государственное устройство России. «Временное правительство, уже побудившее бывшего царя и его брата Михаила  отречься от престола и издавшее целый  ряд актов, свидетельствующих о  его верности народному делу, нуждается прежде всего в народном доверии для того, чтобы вывести Россию на путь нового устроения».

В брошюре «Порядок или беспорядок?»  Ильин создает своеобразную «теорию» революции. Развивая свою правовую концепцию, он утверждает; «Всякий порядок жизни  имеет известные недостатки, и, по общему правилу, устранение этих недостатков  достигается посредством отмены неудовлетворительных правовых норм и  установления других, лучших. Каждый правовой строй должен непременно открыть  людям эту возможность: совершенствовать законы по закону, т. е. улучшать правовой порядок, не нарушая правового порядка».

Однако, если «старое, несправедливое устройство жизни придает себе особую неотменяемость», то переход к более справедливому  порядку через правовой путь оказывается  невозможным. Тогда и становится неизбежной революция, ибо она «есть  всегда временный общественный беспорядок, который начинается и производится ради прорыва к новому, справедливому  общественному порядку».  Впрочем. Ильин настойчиво подчеркивает и те опасности, которые связаны с возникающим во время революции «беспорядком». Разрушение (даже частичное и временное) правовой системы общества может привести к анархии, всеобщему ожесточению, господству «демагогов» в политической борьбе. Особенно опасны в этом смысле, по мнению Ильина, крайне правые («черносотенцы») и крайне левые (большевики, максималисты и анархисты) политические группы, которые, призывая к продолжению революционного беспорядка ради утопических или консервативных целей, являются, по сути, контрреволюционерами, врагами революции.

Интересно, что в брошюре «Партийная программа  и максимализм» Ильин признает справедливость социалистического общественного  идеала и возможность его реализации в будущем; он считает опасным  только требование к немедленному, без учета реальных обстоятельств, осуществлению этого идеала. Нигде  больше в его творчестве мы не найдем подобных оценок, в дальнейшем социализм  будет приравнен им к «сатанинскому» соблазну, приводящему только к нарушению  права и к гражданской войне. Но, может быть, именно пережитое  увлечение этой системой идей позволило  Ильину впоследствии достаточно проницательно  и точно разоблачать ее скрытые  пороки.

И в последующих брошюрах упомянутой серии — «Демагогия и провокация», «О сроке созыва Учредительного Собрания», «Почему ,,не надо продолжать войну"?»— Ильин защищает ценности демократического общественного порядка и предостерегает против роковых ошибок, которые могут привести к перерастанию революции в гражданскую войну. К сожалению, его предсказания стали пророческими, революционная демагогия оказалась соблазнительной для народа, не обладавшего достаточно высоким уровнем правосознания. Захват власти большевиками в октябре 1917г. Ильин воспринял как триумф разрушительного беспорядка, как гибель дела революции. Все четыре года, проведенных им в Советской России, были годами непримиримой и нескрываемой оппозиции правящему режиму. Шесть раз он подвергался аресту, дважды его дело рассматривалось к революционном трибунале, — только высылка из страны в 1922 г. вместе с большой группой писателей, философов, ученых спасла его от расстрела.

Именно  эти четыре роковых года стали  началом мучительного перелома в  мировоззрении Ильина. Вся его  деятельность до 1918г. однозначно свидетельствует  о том, что он принадлежал к  «западническому» направлению русской  мысли: его философские взгляды  сформировались под непосредственным влиянием традиций западной философии, в правовых и политических воззрениях он разделял убеждение западного  либерализма в приоритете личной свободы, господства права в государственной  жизни и абсолютном значении демократии. Только катастрофа, которой закончилась  революция, и весь кошмар гражданской  войны и нового режима заставили  Ильина задуматься о том, годятся  ли для России принципы политического  устройства, прошедшие многовековую проверку в Западной Европе.

  Первым свидетельством поиска  новой системы ценностей является  речь Ильина, произнесенная в  1922 г. на общем собрании Московского  юридического общества при Московском  университете (позже она была  опубликована в Берлине в журнале  «Русская мысль»). Здесь он впервые  негативно оценивает произошедшую  в феврале 1917г. революцию, полагая,  что в ней со всей наглядностью  проявились дефекты правосознания  русского народа: слабое чувство  собственного достоинства, неспособность  «к внутренней духовно-волевой  самодисциплине», недостаток уважения  и доверия к другому.

Причина революции, пишет Ильин, не в стечении обстоятельств и не в деятельности нескольких «бездарных и злонамеренных  индивидуумов», «она — в нас; во всех нас; в свойствах нашего правосознания, нашего хозяйственно-душевного уклада, нашей религиозности». И поэтому каждый должен нести ответственность за произошедшее, «каждый русский человек обязан найти в своем правосознании символ национально-государственного распадения, именуемого революцией, а в революции — химерически увеличенный образ своего правосознания».

Несомненно, в этих словах Ильина — жестокий суд над самим собой, решительное  развенчание увлечений, навеянных  эйфорией весны и лета 1917 г., и  одновременно начало пересмотра фундаментальных  убеждений, лежавших до сих пор в  основе мировоззрения. Однако в указанной  речи контуры нового политического  и философского мировоззрения еще  не намечены. Здесь только ставится задача осмысления страшных уроков революции  и гражданской войны, задача, которая  станет в дальнейшем тем центром, вокруг которого будет вращаться  все творчество и вся жизнь  Ильина.

Решимость отдать все силы на борьбу с новым  режимом, установившимся в России, привела  Ильина после высылки из страны в  лагерь правой русской эмиграции, сделавшей  ставку на продолжение активной борьбы с большевизмом. Яркая политическая и публицистическая деятельность очень  быстро сделала его идейным вождем белого движения, особенно после того, как в 1926 г, вышла из печати его  статья «Белая идея», ставшая своеобразным манифестом белой эмиграции. Влияние идеологического окружения, в которое попал Ильин, по-видимому, ускорило эволюцию его взглядов в сторону национально-монархического консерватизма. Это не могло, в конце концов, не сказаться и на его философском творчестве. Тем не менее самая значительная работа, написанная в эмиграции, — книга «О сопротивлении злу силою» — оказалась естественным продолжением исканий предреволюционного периода.

Поводом к написанию книги явилось  желание Ильина дать философское  обоснование той борьбе против большевизма, которую начала белая армия и  продолжила белая эмиграция. Об этом Ильин писал и в авторском  предисловии к своей книге, и  в предваряющей ее выход статье «Идея  Корнилова».  Однако в самой книге нет никаких указаний на конкретные события и конкретные исторические обстоятельства, она носит строго теоретический характер и но сути продолжает тот анализ трагедии человеческого бытия в мире, который был в центре труда о Гегеле.

Поскольку именно на человеке лежит ответственность  за торжество божественного, благого  начала в мире, он должен до конца  понять задачи, стоящие перед ним, и выбрать средства для их решения. Главной из этих задач является борьба со злом в себе самом и в других. Нежелание людей участвовать  в этой борьбе или выбор неверных средств ведет, по Ильину, к тому, что зло расширяет сферу своего господства, и весь мир идет к  гибели. Поэтому принятие каждым из нас решения участвовать в  борьбе со злом есть непременное условие  стабильности общественного порядка, гарантия спокойного существования  людей. Это означает, что призывы  к «непротивлению злу», от кого бы они  ни исходили и чем бы ни обосновывались, по сути, являются потаканием злу.

В соответствии с этой логикой Ильин  со всей страстью и непримиримостью  обрушивается на учение Л. Толстого, которого он считает ни больше, ни меньше как  ответственным за весь кошмар большевистской революции. Обоснованию этого странного на первый взгляд вывода посвящена значительная часть книги. Главное в том, считает Ильин, что Толстой отрицает не только необходимость борьбы со злом, но и возможность духовного единения людей в этой борьбе, отрицает государство как ее общественную организацию. Именно распространение толстовского «правового, государственного и патриотического нигилизма»³⁸ способствовало деградации правосознания в русской интеллигенции и русском народе. «Большевики завладели Россиею,— пишет Ильин в одной из своих статей, — именно потому, что русская интеллигенция была сплошь заражена сентиментально-анархическим неприятием государственности».

В противовес учению Толстого Ильин развивает  свою концепцию «сопротивления злу  силою». В ее основе лежит убеждение  в укорененности зла в мире, его существенности. «Зло есть прежде всего душевная склонность человека, присущая каждому из нас, как бы некоторое, живущее в нас страстное тяготение к разнузданию зверя, тяготение, всегда стремящееся к расширению своей власти и к полноте захвата». Отсюда следует, что подлинная борьба со злом может происходить только в душе самого человека и должна вестись в первую очередь с помощью духовности и любви. Однако упорство материального, злого начала приводит к тому, что путь духовности и любви недостаточен для преодоления зла. Даже в борьбе со злом в своей душе человек вынужден применять методы психического и физического принуждения.