Соотношение личности и государства в творчестве Ивана Ильина

Кроме того, люди, будучи духовно связаны  друг с другом, обязаны помогать друг другу в этой борьбе и, наряду с путем духовности и любви, вынуждены  использовать и путь психического, и физического наставления других. К психическому заставлению относятся различные нормы общения людей (вежливость, любезность, деликатность) и право: «необходимо признать, что правовые и государственные законы суть не законы насилия, а законы психического понуждения... обращающиеся к автоночным субъектам права для того, чтобы суггестивно сообщить их воле верное направление для саморуководства и самовоспитания».

   Но центральной оказывается проблема использования физического заставления. Если человек становится «одержимым злом», если его воля полностью подчиняется злому началу, духовность и любовь бессильны победить в нем зло, и остается только один способ ограничить злую волю — физическое воздействие на нее. При этом физическое ограничение злой воли не ведет непосредственно к добру, оно только замыкает злодея в себе, помогает ему в обретенном внутреннем одиночестве пробудить духовность и самому начать борьбу со злом. «Вот почему пресекающий внешнее злодейство злодея есть не враг любви и очевидности, но и не творческий пробудитель их, а только их необходимый и верный слуга».

Подлинная, высшая, духовная любовь, по Ильину, ничего общего не имеет с толстовским  «жалостливым» состраданием и всепрощением; она должна быть готова принести ближнему «возвышающие страдания», предполягает «зрячий выбор» своего предмета. Здесь Ильин выдвигает тезис, который в дальнейшем вызвал целую бурю критических отзывов: «любовь кончается там, где начинается зло». Но особенно трагический характер любовь приобретает по отношению к «абсолютному злодею», в душе которого полностью восторжествовало зло; в этом случае любовь «находит свое завершение в земном устранении отрицаемого злодея», т. е. сводится к ускорению его казни.

Сразу же после выхода книги в свет вокруг идей Ильина разгорелась острая полемика, в которой участвовали многие известные деятели русской эмиграции. Поддержку Ильин получил только от консервативно-монархических кругов, главным печатным органом которых  была газета «Возрождение», возглавлявшаяся  П. Струве. Наоборот, представители либерально-демократического направления (Н. Бердяев. 3. Гиппиус, В. Зеньковский, В. Чернов и др.) резко отрицательно отнеслись к высказанным в книге идеям. В это время наметилось сближение Ильина с Русской православной церковью за рубежом, поэтому особенно неприятными для него были обвинения в том, что в своей книге он развивает антихристианские взгляды. Хотя многое в этих обвинениях нужно отнести на счет полемического запала, вое же в аргументах критиков есть значительная доля истины.

По  сути концепция Ильина выражает этическую систему, более сложную и более соответствующую условиям нашего земного существования, чем христианская мораль в ее исходной строгости и чистоте. Ильин отвергает прекраснодушную веру в абсолютный приоритет духовности и любви и упование на всемогущество и силу Бога. Его человек, осознавший «трагическое бремя мироздания», свою укорененность в этом, материальном, мире возлагает на себя всю ответственность за судьбу мира и тем самым ставит себя вровень с Богом, Только в рамках такой меры ответственности человек может осмелится решать судьбу другого человека, принять вину за человекоубийство.

Эту внутреннюю интенцию этики Ильина тонко  подметил его близкий друг, известный  композитор Н. К. Метнер, писавший в частном письме: «Книга твоя содержит в себе много знамечательных мыслей и положений, но, несмотря на это, трудно мне было писать о ней, потому что она содержит в себе также и попытку философского и религиозного оправдания казни (пресечения), чего я принять никак не могу. Богоотверженность человека может быть позволена только самому Богу. Вера в возможность полной богоотверженности человека есть сама по себе зло... Убивая во имя Бога, мы превращаем себя самовольно в орудие Божие.. .»

Пониманию глубинных основ этической системы, развиваемой в книге «О сопротивлении  злу силою», помогает сравнение ее с этикой французского атеистического экзистенциализма, развитого в 30-с  годы усилиями Ж. П. Сартром и А. Камю. Как и у Ильина, у французских  экзистенциалистов мир предстает  абсурдным, зараженным злом, неподвластным  божественному могуществу, а жизнь  человека превращается в непрерывное  противостояние злу и абсурдности, в борьбу за свою духовную свободу. И в той и в другой концепции  главное для человека — непрерывное  героическое сопротивление «мраку», коренящемуся в нем самом, непрерывная готовность к действию, к подвигу, в котором, быть может, придется пойти на умаление своего морального совершенства и сознательно принять на себя вину. И подобно тому как этика французского экзистенциализма, призывая разделить ответственность за все, происходящее в истории, в 40-е годы вела его представителей в ряды Сопротивления, так и для Ильина «трагическое бремя мироздания» конкретизировалось в борьбе против «государственно организованного» зла большевизма.

Резкая  полемика, разгоревшаяся вокруг книги  Ильина, привела к его окончательному разрыву с левым крылом эмиграции. Ясным обозначением этого разрыва, означавшего и расставание со своим собственным прошлым, стала статьи «О сопротивлении злу (Открытое письмо В. X. Даватцу)», опубликованная в трех номерах белградской газеты «Новое время» в конце 1926 г. Резко осуждая традиции «русской сентиментальной интеллигенции XIX в. до г. Бердяева и г. Айхенвальда включительно», Ильин утверждает, что последняя «однажды уже предала Россию на поток и разграбление, однажды уже предала русскую православную Церковь на поругание дьяволам». 

«И  когда г. Бердяев отрешает меня, — пишет Ильин, — как „чужого человека, иностранца, немца" от этой фальшивой интеллигентской традиции, то я отрешился от нее сам и уже давно. Ибо я следую традиции древнеправославной, русско-национальной; а для нее иностранец не я, а господа сверхгуманные непротивленцы. . .» Главным для Ильина теперь становится пересмотр всех своих правовых и философских воззрений в соответствии с «древнеправославной, русско-национальной» традицией.

Однако  задача эта, по-видимому, оказалась  не такой уж простой; первая философская  работа, выполненная в новом «духе», была завершена только через девять лет, а единственное крупное правовое произведение последнего периода творчества—  «Монархия и республика» — так и осталось незаконченным. На первый план в это время вышла публицистическая деятельность, в рамках которой Ильин даже начал издавать своп собственный журнал «Русский колокол», просуществовавший с 1927 по 1930г. (всего вышло 9 номеров). Публицистика Ильина тяготела к двум основным темам. Первая — это изобличение большевизма как наиболее полного раскрытия в истории антихристианского, сатанинского начала.

Истоки  его Ильин относит к эпохе  Возрождения, к зарождению секуляризованной, нехристианской культуры, а идейный  триумф «сатанизма» связывает с  философией Ф. Нищие — того самого Ницше, влияние которого столь явно чувствуется в его лучших философских  работах! В духе своеобразного «православного фундаментализма» он производит беспощадный отсев всего «пошлого» и «антихристианского» в европейской культуре; сюда попадают Рабле, Веронезе, Тьеполо, Вольтер, Байрон, Штирнер (!), почти все искусство XX в. (Рихард Штраус, Пикассо, Скрябин, Белый. Блок, Ахматова и т. д.).  

Вторая  тема — это разработка и пропаганда национальной, религиозной и государственной  идеи — идеи «великодержавной России, воздвигнутой на основах подлинно христианской, волевой и благородной государственности», идеи «Богу служащей, и потому священной  родины".  В защите этой идеи, во многом напоминающей теократический идеал средневекового католицизма, Ильин видит главную задачу белого движения. При этом он даже переживает мимолетное увлечение фашизмом увидев в деятельности Муссолини «спасительный эксцесс патриотического произвола"  близкий по духу к идеалам белого движения. Впрочем, это увлечение быстро сменилось пониманием антиправового в характере фашистского тоталитаризма, мало чем отличающегося от тоталитаризма большевистского.

Смена мировоззренческих ориентиров явно сказалась уже в названии новой  философской книги Ильина — «Путь  духовного обновления» (1935). В ней  уже нет напряженных поисков  ответов на самые трагические  вопросы человеческого бытия, автор  убежден в возможности разрешения всех проблем жизни на пути возрождения  ценностей религиозно-национального  консерватизма: веры, любви, свободы, совести, семьи, патриотизма, национализма. Написанная в духе откровенной апологетики  работа лишена настоящей цельности, отличается проповедническим пафосом  и в то же время поверхностностью и формальностью многих рассуждений. В сущности, она гораздо ближе  по внутреннему настрою к публицистическим статьям Ильина, чем к его лучшим философским сочинениям.

Вскоре  Ильину пришлось пережить новое испытание. После прихода к власти в Германии нацистов он был вынужден уйти из Русского научного института в Берлине, где  преподавал с 1923г. Склонность Ильина к  открытой оппозиции тоталитаризму  проявилась и в этой ситуации, очень  быстро он стал объектом пристального внимания гестапо и, чтобы избежать ареста, был вынужден в 1938г. (при финансовой помощи С. Рахманинова) бежать в Швейцарию. Здесь и прошли последние 16 лет  его жизни, вплоть до кончины, последовавшей 21 декабря 1954г. Эти годы внешне выглядят благополучными для философского творчества Ильина. Он завершает три объемных книги на русском языке, публикует  ряд сочинений на немецком, в том  числе перевод своего труда о  Гегеле (в переработанном и сокращенном  варианте).

Однако  все эти сочинения не добавляют  почти ничего нового к тому, что  было сказано им раньше, Две работы — «Поющее сердце, Книга тихих  созерцаний» и «Путь к очевидности» (опубликованные только после смерти автора в 1958г. — очень похожи на более  раннюю книгу «Путь духовного  обновления» и по содержанию, и  по форме изложения). Собственно, их трудно отнести к «философским» сочинениям, настолько далек стиль Ильина от последовательности и строгости классического философствования, скорее это философская эссеистика, апеллирующая не к разуму, а к вере и чувству читателя, рассчитанная на «сердечное созерцание» (одно из любимых выражений позднего Ильина).

В этих работах заметно влияние  православного богословия, к которому Ильин стал испытывать особое тяготение, что проявилось и в расширении личных контактов с иерархами  Русской православной церкви за рубежом. Поэтому и наиболее значительная работа этих лет. вышедшая в 1953г., оказалась посвященной исключительно анализу религиозной сферы. В двухтомном труде «Аксиомы религиозного опыта» Ильин возрождает многие из своих давних идей: духовное одиночество человека, необходимость устремленности к Богу для достижения цельности и полноты жизни, трагизм человеческого бытия, смысл страдания, необходимость борьбы со злом.

Однако  теперь он категорически отвергает  представление о достижимости Бога для человека, ту идею, которая была основой всех его наиболее оригинальных сочинений.

Теперь  он призывает, «чтобы не впасть в соблазн  самообожествления... со всем смирением и трезвением, и духовной зоркостью, и мудростью — блюсти грань между собою и созерцаемым Предметом... Предаваясь молитвенному созерцанию Божественного Предмета, человек должен всегда помнить, что он воспринимает, т. е. приемлет в себе не самое существо Божие, а только его благодатные излучения; не Самого Бога, а лишь дары Его. . .».  

Провозглашая  абсолютное превосходство церковного православия над философией. Ильин  сознательно избегает рассматривать  все те проблемы, которые являются запретными с точки зрения богословской догматики. Это лишает его мысль  смелости и глубины и превращает работу в монотонное повторение одних  и тех же «допустимых» тем.

В правовых воззрениях позднего Ильина также произошли некоторые изменения, хотя и не столь радикальные в  сравнении с эволюцией его  философских и политических убеждений. Основа ильинской концепции — представления о смысле правосознания о соотношении естественного и позитивного права, о развитии позитивного права — осталась неизменной.

Существенно иным стало лишь понимание государства  его роли и значения в жизни  людей. В своих ранних сочинениях (написанных еще в России) Ильин  в соответствии с идеологией либерализма  рассматривал государство главным  образом как орудие права, призванное гарантировать стабильность системы  правовых отношений между людьми.

Заключение.

Государство необходимо для обеспечения свободного духовного развития каждого человека: значение государства как внешнего выражения духовного единства людей  накладывает на каждого определенные обязанности, однако они не отменяют духовной свободы личности и приходят в противоречие с ней только в  критические моменты общественного  развития (во время воины).

  В книге «О сопротивлении злу  силою» Ильин по-другому определяет  значение различных функций государства.  На первый план выходит общая  цель ради которой существует государство — борьба с земным злом, с несовершенством людей, борьба за «мир на земле, расцветающий из человеческого благоволения»; и ради этой цели, являющейся выражением единой духовной воли, каждый человек обязан поступиться своей личной свободой. «Чувство взаимной связи и взаимной ответственности, созревая, указывает людям их общую духовную цель и заставляет их создать единую, общую власть для служения ей.

  Эта власть (церковная или государственная)  утверждает в своем лице живой  орган общей священной цели, орган  добра, орган святыни; и потому  совершает все свое служение  от ее лица и от ее имени».  Наметившаяся в книге 1925г. тенденция была доведена до логического завершения в незаконченном труде «О монархии и республике». Здесь Ильин производит абсолютное разведение двух систем ценностей, которые, по его мнению, реализуются в полярных государственных формах — монархии и республике. В республике государственное устройство базируется на личной свободе, инициативе и равноправии граждан, в монархии — на подчиненности единой цели, лояльности и неравноправии, связанном с различным уровнем ответственности.