Творчество философа Иммануила Канта

                  Как же возможны свобода и нравственность? Человек, говорит Кант, принадлежит в одно и то же время к двум мирам. Один — мир природы, явлений эмпирического бытия, пространства и времени, внешней необходимости; другой же — мир ноуменальный, вне пространства, времени и всего сущего, мир интеллигибельный, мыслимый лишь в категориях практического разума, мир свободы. Соответственно все мыслимые законы подразделяются Кантом на “законы природы” и “законы свободы”, или нравственности. Свобода для Канта означает не беспричинность, а способность разумного существа самому устанавливать для себя закон в качестве необходимого и универсального. Когда человек сам налагает на себя закон, но при том такой, который может быть одновременно законом всеобщим, распространяющимся на все человечество (знаменитый кантовский “категорический императив”), тогда он свободен. Это и есть нравственность, тождественная свободе. В том, что этот закон определяется свободным, собственным усмотрением индивида, которое в свою очередь не предопределено никакими природными детерминантами, ничем иным, кроме самого человеческого разума, проявляется субъективный и автономный характер морали; в том же, что этот закон не может быть простым изъявлением личного произвола, а может быть только всеобщим, проявляется его объективность и необходимость, — объективность не эмпирического, а ноуменального, трансцедентального плана, необходимость, выводящая человека за границы мира природы. Кант высказывает догадку о том, что свобода не предшествует морали как ее изначальная предпосылка, а является выражением специфического характера нравственного долженствования.

С вопросом о  свободе тесно связана кантовская философия истории с ее идеей  прогресса, его учение о вечном мире, о государстве, о праве. Значение идеала общественного развития Кант видел “в торжестве всеобщих форм права”, в преодолении антагонизма  этики и политики на путях вечного  мира. Реальному воплощению этого  идеала может служить кантовский лозунг “дисциплинировать, культивировать, цивилизовать”.

У Канта неоднозначность  понимания свободы индивида в  теоретической и этической части учения по сравнению с его политической теории возникает противоречие между тем положением кантовской этики, в которой утверждается, что человек является целью самой по себе, и политической теорией, где человек рассматривается как зависимый от внешних для него факторов, таких, например как обладание собственностью. Кант допускал ограничение политических прав женщин, детей, а также так называемых “пассивных граждан”. В этом видно социально ограниченное понимание Кантом демократических свобод индивида. Но в то же время в кантовской политической теории имеется четко выраженная мысль о том, где именно следует искать пути совершенствования правовых порядков. Кант осуждал деспотизм, правление “отеческое, при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них полезно, а что вредно (за них это решает глава государства), — такое правление есть величайший деспотизм. Правление должно быть не “отеческим”, а отечественным, объединяющим правоспособных граждан. Здесь — основной пафос кантовской работы.

                Какое же место может занимать нравственный подход при анализе явлений человеческой жизни?

                Именно область истории подвергает нравственный подход испытаниям на его правомерность и состоятельность. У Канта в человеческой истории действенны мотивы эгоистические, они движут поступками людей и реализуют историю. Целые народы в отношениях между собой “ведут себя” так же, как отдельные индивиды, то есть в истории человечества все происходит не по моральным законам. Эта точка зрения в “Идее всеобщей истории во всемирно-гражданском плане”: “Отдельные люди и даже целые народы... каждый по своему разумению и часто в ущерб другим преследуют собственные цели”, то есть согласно Канту, история ненравственна и подход к ней должен быть лишен морализаторства. Моральный закон в истории бессилен, здесь царит закон “природы”, которую Кант в данном случае приравнивает к “эгоистической человеческой природе, противной требованиям нравственности”. ”Человек есть животное, которое живет среди других членов своего рода, нуждается в господине. Дело в том, что он обязательно злоупотребляет своей свободой в отношении своих ближних; и хотя он ,как разумное существо, желает иметь закон, который определил бы границы для всех, но его корыстолюбивая животная склонность побуждает его, где это ему нужно, делать для самого себя исключение... Нельзя понять, как он создает себе главу публичной справедливости, который сам был бы справедлив. Ведь каждый облеченный властью всегда будет злоупотреблять своей свободой, когда над ним нет никого, кто распоряжался бы им в соответствии с законами... Из столь кривой тесины, как та, из которой сделан человек, нельзя сделать ничего прямого. Только приближение к этой идее вверила нам природа”.

        По Канту, люди, создающие свою историю, сами ничего не ведают о ее перспективе, о “ тайном плане природы”, которая осуществляется помимо разумных, в том числе и благих, намерениях человека через моральное зло. Кант придерживается идеи об исторически конструктивной роли зла. В “Идее всеобщей истории” у него история в конце концов разрешается установлением нравственных принципов, в чем Кант видит “оправдание природы”, которая использует морально сомнительные средства для благих целей: всякая частная воля направлена на родовую цель человечества к достижению полноты и совершенства в развитии через хаос, антагонизмы, раздоры, честолюбие, корысть, властолюбие, злобу, зависть, через страсть к разрушению, через бессмысленный хор человеческих дел. “Всегда удивляет то, что старшее поколение трудится в поте лица как будто исключительно ради будущих поколений, а именно для того, чтобы подготовить им ступень, на которой можно было бы выше возводить здание, предначертанное природой, и чтобы только позднейшие поколения имели счастье житьв этом здании, для построения которого работал длинный ряд предшественников (хотя, конечно, непреднамеренно), лишенных возможности пользоваться подготовленным им счастьем. Но каким бы загадочным ни казался такой порядок, он необходим...”. “Когда-нибудь, не очень скоро, человеческий род достигнет, наконец, того состояния, когда все его природные задатки смогут полностью развиться и его назначение на земле будет исполнено” .

                  В социальной сфере Кант преподносит идею просветительского здравомыслия о неспешном изменении к лучшему, вместо “революции в образе мыслей”. Он уклоняется от строгих моральных оценок общественного прогресса, добро и зло вытесняются у него и подменяются категориями лучше-хуже, безусловная противоположность этических понятий “размывается” постепенностью улучшений, “бесконечностью движения вперед от плохого к лучшему”. Индивидуальный и коллективный эгоизм, считает он, в итоге приносит обществу не ущерб, а внутреннее соперничество между индивидами — положительное, благоприятное условие совершенствование индивидов и прогресса общества, приближения ко “всеобщему, всемирногражданскому состоянию” . В данном случае Кант оставляет в стороне этический подход и прибегает к социально-нравственной оценке “будущего великого государственного объединения”.

               Среди задатков человека Кант выделяет способность “общаться с себе подобными”. Общение он сводит к отрицательной форме, к антагонизму между изолированными друг от друга индивидами, такое “общение” прямо вытекает из “необщительного свойства”, заложенного в природе человека, из сильного стремления уединиться, изолироваться, из желания “все сообразовывать только со своим разумением”; такой человек неизбежно ожидает отовсюду сопротивления, так как он по себе знает, что сам склонен сопротивляться другим” . Это порождает только “недоброжелательную общительность” людей, постоянно угрожающую обществу разъединением. Человек утверждает себя среди своих ближних, которых он не может терпеть, но без которых он “не может обойтись”.          Развитие таких задатков в индивидах, как честолюбие, властолюбие, корыстолюбие ведет, по Канту, к расцвету талантов, просвещению: ”вся культура и искусство, украшающие человечество, самое лучшее общественное устройство — все это плоды необщительности”. Добро с этой точки зрения появляется в истории как побочный продукт морального зла: “Моральное зло имеет то неотделимое от своей природы свойство, что по своим целям (особенно в отношении других, держащихся такого же образа мыслей) он внутренне противоречиво и саморазрушительно и, таким образом, хотя и медленно, но уступает место моральному принципу добра”

           Кант утверждает, что от необузданного эгоизма и разгула своеволия через прогресс к дисциплине и просвещению все же можно постепенно прийти к предначертанной человечеству цели и “патологически вынужденное согласие к жизни в обществе претворить в конце концов в моральное целое” . Цивилизация воздвигнута на плюрализме эгоистических устремлений, но ведь они, вообще говоря, к добру не ведут. Таким образом, в данном случае Канту приходится отодвигать разрешение нравственной задачи для чувственного мира в “необозримую даль” 
 
 
 
 
 
 

               Докритический и  критический период. 

Иммануил (22.4.1724, Кенигсберг, ныне Калининград, — 12.2.1804, там же), немецкий философ и учёный, родоначальник нем. классической философии. Прожил всю жизнь в Кенигсберге, где окончил университет (1745) и  был в 1755—70 доцентом, а в 1770—96 профессором  университета. В философском развитии К. различают два периода —  «докритический» (до 1770) и «критический». В так называемый «докритический»  период К. признаёт возможность умозрительного познания вещей, как они существуют сами по себе («метафизики», согласно принятой тогда терминологии); в т. н. «критический»  период — отрицает способность такого познания на основании предварительного исследования форм познания, источников и границ наших познавательных способностей.

         В «докритический» период («Всеобщая естественная история и теория неба», 1755) К. разработал «небулярную» космогоническую гипотезу об образовании планетной системы из первоначальной «туманности», т. е. из огромного облака диффузного вещества (см. Канта гипотеза). Согласно оценке Ф. Энгельса, эта теория К. «... была величайшим завоеванием астрономии со времени Коперника. Впервые было поколеблено представление, будто природа не имеет никакой истории во времени»

                В то же время К. высказал догадку о существовании Большой системы галактик вне нашей Галактики, доказал замедление — в результате приливного трения — суточного вращения Земли, а также развил учение об относительности движения и покоя. В биологии К. наметил идею генеалогической классификации животного мира, в исследованиях по антропологии выдвинул идею естественного развития человеческих рас. Параллельно с этими естественнонаучными работами К. написал в «докритический» период ряд философских работ. В них он наметил — под влиянием эмпиризма и скептицизма английского философа Д. Юма — различие между основанием реальным и логическим, осмеял увлечение некоторых своих современников так называемым «духовидением» и др.

         Диссертация «О форме и принципах  чувственно воспринимаемого и  умопостигаемого мира» (1770) явилась  началом перехода к воззрениям  «критического» периода, главными  произведениями которого стали  «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума»  (1788) и «Критика способности суждения»  (1790). Основу всех трёх «Критик»  составляет учение К. о явлениях  и о вещах, как они существуют  сами по себе, — «вещах в себе» . Познание наше начинается, по К., с того, что «вещи в себе» воздействуют на органы внешних чувств и вызывают в нас ощущения. В этой предпосылке своего учения К. — материалист. Но в учении о формах и границах познания К. — идеалист и агностик. Он утверждает, будто ни ощущения нашей чувственности, ни понятия и суждения нашего рассудка не могут дать никакого теоретического знания «о вещах в себе». Вещи эти непознаваемы. Правда, эмпирические знания о вещах могут неограниченно расширяться и углубляться, но это ни на йоту не приблизит нас к познанию «вещей в себе».

         В логике К. проводил различие  между обычной, или общей, логикой,  которая исследует формы мысли,  отвлекаясь от вопросов об  их предметном содержании, и логикой  трансцендентальной, которая исследует  в формах мышления то, что сообщает  знанию априорный, всеобщий и  необходимый характер. Основной  для него вопрос — об источниках  и границах знания — К. формулирует  как вопрос о возможности априорных  синтетических (т. е. дающих  новое знание) суждений в каждом  из трёх главных видов знания  — математике, теоретическом естествознании  и метафизике (умозрительном познании  истинно-сущего). Решение этих трёх  вопросов «Критики чистого разума»  К. приурочивает к исследованию  трёх основных способностей познания  — чувственности, рассудка и  разума.

         В основе математики лежат  созерцания пространства и времени.  Формы их перестают у К. быть  формами существования самих  вещей и становятся только  априорными формами чувственности.  В основе этих созерцаний лежат  «чистые», т. е. не зависящие  от опыта и предшествующие  ему (априорные), формы пространства  и времени, что и обусловливает  всеобщность и необходимость  математических истин. 

         В теоретическом естествознании  условием возможности априорных  синтетических суждений являются 12 категорий (например, единство, множество,  цельность, реальность, отрицание  и т. д.), которые в качестве  «чистых» понятий априорны. Но  чтобы возникло подлинное знание, необходимо соединение (синтез) чувственного  созерцания с категориями рассудка, высшим условием которого является  единство нашего сознания. Поскольку  всеобщие и необходимые законы  опыта принадлежат не самой  природе, а только рассудку, который  вкладывает их в природу, постольку  естествознание, по К., само строит  свой предмет — со стороны  его логической формы. 

         Рассмотрение вопроса о возможности  синтетических суждений в «метафизике»  К. приурочивает к исследованию  разума, порождающего «идеи», т. е.  понятия о безусловной целостности,  или единстве, обусловленных явлений  (понятия о душе, мире и боге). К. пришёл к выводу, что все  три умозрительные науки традиционной  философии, рассматривавшей эти  идеи, — «рациональная психология»,  «рациональная космология» и  «рациональная теология» — науки  мнимые. Понимая, что его критика  стремится ограничить компетенцию  разума, К. полагал, будто то, что  при этом теряет познание, выигрывает  вера. Т. к. бог не может быть  найден в опыте, не принадлежит  к миру явлений, то, по К., невозможно  ни доказательство его существования,  ни его опровержение. Религия  становится предметом веры, а  не науки или теоретической  философии. Верить в бога, по  К., не только возможно, но и  необходимо, т. к. без этой веры невозможно примирить требования нравственного сознания с непререкаемыми фактами зла, царящего в человеческой жизни.