Учения Чаадаева

                          Содержание

Введение……………………………………………………..…………………2 

Чаадаев глазами современников……….………………………………….…3

Учение Чаадаева о бытии……………………………………………….…….5

«Философские письма»………………………………………………………..7

Взгляды Чаадаева на религию…………………………………………..…..12

Заключение…………………………………………………………………....13

Список использованных источников………………………………………..14

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                     

                                               Введение

Петр Яковлевич Чаадаев (1794 - 1856) - крупнейший русский мыслитель, автор  оригинального философского трактата, в котором соединились глубокие философские размышления и резкая критика отсталости России. Свой философский  трактат, который П. Я. Чаадаев назвал "Философические письма", он создал в период 1829 -1831 гг. (называются и  другие даты: 1828 -1830 гг. и 1829 - 1830 гг.). Это сочинение является главным трудом его жизни. Значение Чаадаева в истории русской общественной мысли определено, главным образом, воздействием именно этого сочинения, особенно первого письма, единственно прижизненно опубликованного из написанных восьми. Кроме этого творческое наследие Чаадаева представлено также многочисленными статьями и письмами, которые мы также использовали в нашей работе.

Реферат я сочла необходимым  начать с характеристик, данных Чаадаеву его современниками, чьи высказывания интересны сами по себе уже тем, что  принадлежат перу выдающихся представителей общественной мысли XIX в. В реферате будут также рассмотрены вопросы, относящиеся к основным идеям  философской системы Чаадаева: его  учению о бытии и гносеологии. Также мы отдельно остановимся на исторических и религиозных воззрениях Петра Яковлевича Чаадаева.

 

 

 

 

 

 

1. Чаадаев глазами современников

Чаадаев - ключевая фигура русской  общественной жизни 30-х годов. Первое "Философическое письмо", которое  было опубликовано в 1836 г. в московском журнале "Телескоп", по отзыву Герцена, "потрясло всю мыслящую Россию". Ротмистр в отставке, Чаадаев был  безупречно храбр: он обладал и храбростью солдата, и отвагой мыслителя. Чаадаев  был зачинателем идейных споров и их непременным участником в  течение более четверти века. После  его смерти А. С. Хомяков, неуступчивый чаадаевский оппонент, дал исторически  точную оценку места Чаадаева в русском  обществе: "Почти все мы знали  Чаадаева, многие его любили и, может  быть, никому не был он так дорог, как тем, которые считались его  противниками. Просвещенный ум, художественные чувства, благородное сердце - таковы те качества, которые всех к нему привлекали. Но в такое время, когда, по-видимому, мысль погружалась в  тяжкий и невольный сон, он особенно был дорог тем, что он и сам  бодрствовал и других пробуждал, - тем что в сгущавшемся сумраке  того времени он не давал потухать лампаде и играл в ту игру, которая  известна под именем "жив курилка". Еще более дорог он был друзьям  своим какою-то постоянною печалью, которою сопровождалась бодрость его  живого ума".

В Москве 1830-х годов Чаадаева привыкли видеть рядом с Михаилом Орловым. "Первые лишние люди, с которыми я  встретился", - писал о них Герцен. Высказывание острое, но неверное. Ветераны 1812 года, победители Наполеона, Орлов  и Чаадаев служили примером "юной Москве", их непримиримая оппозиция  николаевской эпохе была непростым  общественным делом. До конца дней они  выступали против "разнузданного  патриотизма" (слова Чаадаева). В  печальные для России месяцы Крымской войны Чаадаев немногими афоризмами изложил полный достоинства символ веры. Он как бы подводил итог своему общественному служению: "Слава  богу, я ни стихами, ни прозой не содействовал совращению своего отечества с верного пути. - Слава богу, я не произнес ни одного слова, которое могло бы ввести в заблуждение общественное мнение. - Слава богу, я всегда любил свое отечество в его интересах, а не в своих собственных.- Слава богу, я не заблуждался относительно нравственных и материальных ресурсов своей страны. - Слава богу, я не принимал отвлеченных систем и теорий за благо своей родины.- Слава богу, успехи в салонах и в кружках я не ставил выше того, что считал истинным благом своего отечества. - Слава богу, я не мирился с предрассудками и суеверием, дабы сохранить блага общественного положения - плода невежественного пристрастия к нескольким модным идеям".

У себя дома на Новой Басманной, где  он принимал по понедельникам, в литератур-ных  салонах Елагиной и Свербеевых, в  московских гостиных Чаадаев неизменно  был, по словам Вяземского, "преподавателем с подвижной кафедры", проповедником "новых идей", которые он облекал  в безупречно-изысканную форму.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Учение Чаадаева о бытии

Чтобы наглядно представить себе основные идеи философской системы Чаадаева, обратимся сначала к его учению о бытии.

По мнению Чаадаева мир есть результат, творческий продукт "идей", "бога". Понятие бога у Чаадаева не тревиально богословское. С одной стороны, бог - это не "личность", а безграничные творческие силы, "разум", "духовная сушность вселенной", высшее мировое  сознание, которое он выдавал за первоначало и первопричину всего  сущего, за силу, стоящую над реальным миром. С другой стороны, бог - "субъект" в толковании его сущности христианской догматики.

Уместно отметить, что в своих  философских размышлениях Чаадаев  под богом постоянно имел в  виду идеальное первоначало мира, "идею", "высший разум" и тому подобное. Однако, когда он излагал  вопросы религии - в его понятии  бог - христианская мифологическая личность.

Бытие, считал Чаадаев, является порождением  бога, его производным. Он различал три формы бытия: материальное бытие  или бытие природы; историческое бытие людей, или социальное бытие; духовное бытие. Последняя форма  бытия предшествует первым, и фактически является их субстанциальным началом  и ближайшей причиной. Духовное бытие - сила активная, ее значение у Чаадаева часто отождествляется с понятием абсолютного закона. В духовном бытие  он видит единство мира.

Здесь легко прослеживается близость Чаадаева к объективному идеализму  Гегеля, на что указывали не раз  многие историки русской философии. Сам же Чаадаев неоднократно подчеркивал  свою враждебность к гегелевской  философии и свои симпатии к философии  Платона и раннего Шеллинга.

Предпочтение, которое он отдавал  Платону и Шеллингу по сравнению  с Гегелем, недостаточно считать  недоразумением. Оно свидетельствует  о явном недопонимании Чаадаевым  всего аспекта истории объективно идеалистической философии, всей "линии  Платона".

Итак, духовное бытие является, по Чаадаеву, порождением идей бога. Оно  доминирует над бытием материальным, вещественным. Духовное бытие, хотя и  воздействует на бытие природы, в  котором раскрывается всеобъемлющая  сила, "высший разум", все же они  сливаются воедино лишь в историческом и социальном бытии: разум и человек  не чужды друг другу, поскольку лишь люди, в отличие от животных, способны мыслить.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. «Философские письма»

Долгое время Чаадаев находился  в состоянии углублённого поиска и создания нового единства собственной  личности и мысли. Большое значение в его творчестве имело знакомство с двумя молодыми женщинами – Авдотьей Сергеевной Норовой и Екатериной Дмитриевной Пановой.

Норова происходила из старинной  дворянской семьи и получила типичное для того времени домашнее образование. В сельской глуши, как и в присутствии  “белой публики”, Пётр Яковлевич не терял ни праздничности одежды, ни важности осанки, ни блистательности  ума. Обаянием его личности и беседы и была увлечена, вернее, покорена Дуня Норова, в лице которой 
Чаадаев находит поначалу едва ли не единственную слушательницу, с молчаливым благоговением внимавшую его умным речам. Своеобразные отношения 
Чаадаева с женщинами весьма важны для понимания его характера и философии.

В природной женской пассивности  и сердечной предрасположенности  к самоотречению Чаадаев видит  залог развития необходимой для  подлинного творчества способности  покоряться “верховной воле”.

Предрасположенность женского сердца к самоотречению Пётр Яковлевич  ощущает как точку приложения сил, ведущих к последней степени  совершенства человеческого. Авдотья  Сергеевна оказалась первой в  числе тех женщин, которых Пётр Яковлевич пытался “обратить” и  направить их искреннюю религиозность  к “совершенству”. Петра Яковлевича настораживали полные робкой и нежной застенчивости взгляды вразумляемой им женщины, что не входило в расчёт возложенной им на себя миссии “пророка”  и “сеятеля” взыскуемого “царства истины”. Одновременно эта миссия позволяла Чаадаеву сохранять необходимую дистанцию, сокращение которой налагало бы на него непривычные обязательства и посягало бы на его независимость и свободу.

Такое же сложное сочетание чувств у Петра Яковлевича проявляется  и в его взаимоотношениях с  другой соседкой - Екатериной Дмитриевной  Пановой. В пору знакомства с Петром Яковлевичем ей было 23 года. Вот уже 5 лет, как она вышла замуж, но детей  не имела. Они встретились нечаянно. Чаадаев увидел существо, томившееся пустотой окружавшей среды, бессознательно понимавшее, что жизнь его чем-то извращена, инстинктивно искавшее выхода из заколдованного круга душившей его  среды. Чаадаев не мог не принять  участия в этой женщине; он был  увлечён непреодолимым желанием подать ей руку помощи, объяснить ей, чего именно ей недоставало, к чему она невольно стремилась, не определяя  себе точной цели. Между ними завязалась переписка.

Чтобы систематизировать свои воззрения  на бумаге, Чаадаев совершенно уединяется от общества. Сидит один взаперти, читая  и толкуя по-своему 
Библию и отцов церкви. Реальные и мнимые заболевания заставляют его совмещать воплощение философского замысла с тщательным изучением медицинской литературы. В заботах о здоровье и путях материализации своей мысли Пётр Яковлевич предался некоторого рода отчаянию. Человек света и общества по преимуществу, сделался одиноким, угрюмым, нелюдимым... Уже грозили помешательством его разуму...

В таком состоянии Чаадаев получает послание послужившее внешним формообразующим  толчком для систематизации его  философии. В очередной раз писала Панова, печалясь по поводу потери его  благорасположения и делясь с  ним своими затруднениями. Обдумывая  ответное послание и набрасывая первые его строки Чаадаев не мог сдержать наплыва мыслей, которых метаморфозы  собственного сознания и душевного неустройства Пановой, различные общественно-исторические ситуации и мировые цели перекликаются и просматриваются друг через друга. Всё это подсказывает ему искомый жанр выражения накопившихся проблем, соответствующий не только духовному своеобразию адресату, но и по характеру его философии, её широкому предназначению. Теперь начальные строки переделываются, привлекается дополнительный материал и личное письмо в процессе работы превращается в знаменитое первое философское письмо.

“...необходимо постараться безбоязненно и самоотверженно отдаваться сердечным  движениям, пробуждаемым религиозным  чувством. Чтобы сохранить и закрепить  эти движения, следует упражняться  в покорном служении богу, т.е. строго соблюдать все церковные обряды, внушённые высшим разумом и обладающие животворной силой. надо также и  в повседневности сохранять их дух. Однако осуществлению подобных намерений  мешает “печальный порядок вещей”, отсутствие в повседневной русской  действительности “необходимой рамки  жизни, в которой естественно  размещаются все события дня” и которая нужна для нравственного  здоровья, как чистый воздух для  здоровья физического. Речь идёт не о  каких-то моральных принципах или  философских истинах, а “просто  о благоустроенной жизни, о тех  привычках и навыках сознания, которые сообщают непринужденность уму и вносят праведность в  повседневную жизнь человека”. Без  убеждений же и правил в повседневном обиходе незаметно переходит  он от личных проблем к социальным, не созревают семена добра и в  русском обществе, где нет развития элементарных идей долга, справедливости, права, порядка и никто не имеет  “определённой сферы существования”. Идеи, связанные с таинственным смыслом  исторического процесса, с ролью  России в судьбах всего человечества занимают центральное место в  его мыслительной деятельности и  составляют главный стержень первого  философского письма. Во втором философском письме, говоря о пралелезации материального и духовного миров, о путях и средствах познания природы и человека, о пространстве, времени, движении, он разворачивает философские и научные доказательства своей главной идеи: “В человеческом духе нет никакой иной истины, кроме той, которую своей рукой вложил в него бог, когда извлекал его из бытия”.

Значительная часть третьего философского письма посвящена рассмотрению подчинения человеческого жизнепонимания высшему началу, внешней силе, своеобразию обнаруживающей своё проявление и в физическом и в нравственном мире.

В четвёртом философском письме, переходя к анализу движения физических тел, Чаадаев заключат, что неумолимая логика заставляет говорить о нём  как о следствии находящегося вовне источника. А поскольку  движение является всеобщей формой существования  любых явлений в мире, то движение умственное и нравственное также  имеет внешний побудитель.

В пятом философском письме автор  как бы подводит итог рассмотрению единства духовного и материального  порядка бытия.

В шестом и седьмом философских  письмах речь идёт о движении и  направлении исторического процесса.