Завоевание Сибирского царства Кучума Ермаком

О покорении Сибири Ермаком  Тимофеевичем существует несколько  летописей:

1) Самая древняя и признанная  всеми более правдивой есть Есиповская, написанная донским казаком, сподвижником Ермака, как он сам себя называет, Саввою Ефимовым. Летопись эта окончена в1636 году, когда автору ее было около 80 лет.

2) Строгановская, написанная около 1600 года, которой больше всего придерживался Карамзин. Летопись эта отличается большой пристрастностью, клонящеюся к возвеличению перед Россией заслуг купцов Строгоновых, а потому во многих деталях является неверной.

3) Краткая Сибирская летопись Спасского.

4) Латинская, относящаяся  к концу ХVІІ века. Летопись  эта хранится в Императорской  Публичной Библиотеке и в 1849 году переведена на русский  язык Небольсиным.

5) Новая летопись, составленная  в конце ХVІІ или в начале  ХVІІІ в.в.

6) Опросы в 1621 году первого  Тобольского архиепископа Киприана  оставшихся в живых сподвижников  Ермака о покорении ими Сибири  и о всех обстоятельствах похода.

Есиповская летопись признается Фишером, Миллером и Карамзиным за самую  достоверную; она начинается так: „Избра Бог не от славных муж, не от царского веления воевод, а вооружи славою и ратоборством атамана Ермака, Тимофеева сына, и с ним 540 человек”. По этим летописям, Ермак был роста среднего, широк в плечах, сложения крепкого, волосы на голове имел черные, кудреватые, бороду черную, глаза весьма быстрые, лицо широкое и пригожее, нос с горбинкой; хорошо сносил стужу и жар, голод и жажду, бессонные ночи, тяжелую работу и проч. Он имел бодрый и затейливый дух, который не давал ему долго сидеть праздно; хитер на вымыслы и быстро приводил их в исполнение; храбр до дерзости и милосерд к побежденным. Считая себя борцом за православную веру, он, как и все казаки того времени, был всегда набожен, строг в соблюдении постов и обрядов веры и всегда призывал в своих предприятиях на помощь Бога и Пречистую Его Матерь. Строго наблюдая за нравственностью казаков и требуя от них целомудрия, атаман Ермак перед каждой битвой или после победы всегда приказывал бывшим в его войске трем священникам и одному йеромонаху служить обедни или петь благодарственные молебны. Перед битвами любимые его слова были: „Когда Бог нам поможет, то одолелем врага”.

Все перечисленные выше нравственные и физические качества, образ деятельности и религиозные воззрения довольно ясно характеризуют личность Ермака, этого, по выражению Карамзина, российского Пизарро, грозного для диких народов и менее ужасного для человечества. По этой характеристике, Ермака нельзя причислить ни к запорожским черкасам, ни к новгородцам-вятчанам, так как те и другие не особенно-то строго держались уставов и обрядностей православной церкви, причем последние, как в древнем Новгороде, так и Вятке и даже на Дону, всегда старались обособиться в церковном отношении от московской митрополии, не признавали строгих греческих церковных уставов и таинства брака, смешивая языческие обряды с христианскими, например, венчались и разводились в станичном кругу, иногда, пользуясь услугами беглого монаха, венчались около стола, телеги и вербы, по несколько раз, имея живых жен кроме того, родословие выдающихся личностей из этого казачества могло быть легко восстановлено, между тем как об Ермаке все древние летописи, признанные достоверными, а также Карамзин, единогласно свидетельствуют, что он был рода неизвестного, донской казак, как и его сподвижники.

Природными Донскими казаками называли себя только казаки азовские, древние таны, или танаиты, жившие на реке Дане или Танаисе, по греческому выговору, и Доне — по древне-русскому. Для русских летописцев народ этот считался загадкой. Кто же мог вести родословие героям, вышедшим из этого народа? „Мы, Донские казаки, бьем тебе, царь Иван, царством Сибирским”, повествует летописец. Эти слова говорят сами за себя. Следовательно, атаман Ермак и его сподвижники, если и не все, то большая их часть, были природные Донские казаки, которых летописцы ХV и ХVІ в.в. называли Азовскими; только эта среда могла выдвинуть такую высоконравственную личность, такого борца за идею христианской веры; среда, давно знакомая и строго соблюдавшая строгий церковный византийский устав, и преклонявшаяся перед его требованиями, даже и в обыденной походной жизни. Рассматривая приведенные выше физические качества атамана Ермака, также нельзя ни придти к тому же заключению. Азовские казаки, как потерпевшие в силу своих исторических судеб метисацию крови с южными народами, древними персами, парфянами, тюрскими племенами, эллино-скифами (греками-колонизаторами), были, большей частью, брюнеты с вьющимися или волнистыми волосами, среднего роста, крепкого сложения, выносливы, храбры и предприимчивы. Тип этот и теперь очень резко выражается среди казаков низовых станиц, в особенности, в Старочеркасской и Раздорской на Дону и даже выше, до хутора Калача Пятиизбянской станицы. Выше по Дону он почти отсутствует.

Характерные признаки этого  типа: средний рост, высокие ноги, при коротком туловище (этот характерный  признак не встречается у великороссов); волосы на голове и бороде черные, всегда волнистые, иногда на голове курчавые; довольно часто — при черных волосах  на голове, усы и борода рыжие  с красниной, жесткие; нос большой, всегда с горбинкой, так называемый орлиный или ястребиный, в отличие  от носа семитического (еврейского); лицо продолговатое, смуглое, иногда с правильным овалом, как у лезгин, (Аланы-Лезги  были родствены древним Аланам-Готам), а чаще, при узком подобранном  подбородке, у скул широкое (личманые, как говорят на Дону); глаза черные, переходящие в карие и желтые; взор строгий, пронзительный; голова средняя, круглая, с широким, немного выпуклым лбом.

Тип казаков-новгородцев: ноги длиннее туловища, собственно высоки в голенях, прямые; рост высокий; широкая  могучая грудь; лицо белое; подбородок небольшой и круглый; нос большой, прямой, хрящеватый, носовая перегородка  не выдается; голова круглая; лоб высокий, прямой; волосы на голове от темно-русых  до черных, на усах и бороде светлее, волнистые 51).

Казаки этого типа идут во гвардию и артиллерию, первого  же — составляют лихую кавалерию, известную своею подвижностью всему  миру. Казаки верховых станиц, как большей  частью переселившиеся из древнего Рязанского княжества, составляют переходную степень  от казаков, названных выше типов  к великороссам.

Появление Ермака на Волге  летописи относят к концу 70 годов  ХVІ столетия. В это время от нынешнего Саратова до Астрахани  и Яика было уже много временных  казацких станов на землях отнятых  у татар. В 1570 году несколько донских  атаманов разгромили и окончательно уничтожили столицу ногайского ханства  Сарайчик, бывший при устьях Яика. За этот подвиг Иоанн Грозный в том  же году прислал на Дон жалованную грамоту, первую из сохранившихся52). Награждая казаков за их заслуги и поощряя в войне с татарами, Иоанн Грозный как тонкий политик, в то же время старался уверить ногайцев в своей к ним дружбе, вследствие чего некоторые донские атаманы, бывшие в это время на Волге, как-то: Иван Кольцо, Богдан Барабоша, Никита Пан и другие, попали в довольно неприятное положение: напали и ограбили близ переволоки ногайских послов, в том числе и ехавшего с ними русского посла Василия Перепелицына. Разгневанный царь положил на них свою опалу.

Рассказывая об этом событии, некоторые историки особенно стараются  подчеркнуть будто бы производимые казаками того времени разбои на Волге  и воздвигают на первый план наложенную на них царскую опалу. Но кто же не знает Иоанна Грозного в последние  годы его царствования? На кого он не налагал опалы! казнил правого и  виновного, разорял целые села и  города, усадьбы бояр и князей... Что  значила опала этого человека над вольными, свободолюбивыми волжскими  атаманами, быть может, что всего  вероятнее, навеянная ему его  же низкими приспешниками, Годуновым  и Скуратовым, что она уж так  рельефно подчеркивается нашими историками? Какие окраины Московского государства  наслаждались в то время спокойной  жизнью? разбойничьими шайками из беглых тяглых людей и дворян кипели все примосковные леса, Ока, верхняя  Волга, Вятка, Кама, литовские пограничные  области и север. Но это не были Донские казаки.

О действиях атамана Ермака, как разбойника, в период его появления  на Волге, а именно в 1577-79 г.г., ни в  одном из исторических актов ни слова  не говорится. Эта новая светлая  личность явилась туда как-то внезапно. Видя некоторые, не совсем похвальные действия Донских казаков на Волге  и двусмысленное положение их атаманов, подпавших под опалу  Грозного царя, а также слыша, что  для умиротворения волжского  края плывут вниз по Волге царские  войска, под начальством стольника  Мурашкина, Ермак, не желая сталкиваться с единоверным ему народом, двинулся с своими сподвижниками вверх  по Волге и, предупредив Мурашкина, вошел в Каму. С ним были атаманы: Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан  и Матвей Мещеряк (вероятно, из мещерских  казаков), с 540 донских казаков. Всего  же войска, как полагает Фишер, было у него от 6 до 7 тысяч. Из преданных  есаулов Ермака известен (по народной песне) Осташка Лаврентьев. Цель похода была завоевать неведомую, по сказаниям, баснословно богатую басурманскую страну, лежащую по ту сторону Уральского хребта. Сильно, надо полагать, было обаяние  этого замечательного человека над  другими атаманами и казаками, если они беспрекословно подчинились  ему и согласились идти на такой  трудный подвиг, в далекую суровую  страну; вероятно, другого исхода не было.

Одна из старинных казачьих песен довольно ясно характеризует  затруднительное положение Ермака на Волге: „...на речке было на Камышенке... собирались они во единый круг..., они думу думали..., где мы, братцы, зимовать будем: под Казань город идти, там Грозный царь стоит; на Яик идти, переход велик; на батюшку Тихий Дон нам возврату нет, а на Волге быть, нам ворами слыть”... Почему Ермаку на Дон не было возврата? знать, действительно у него там были недоразумения, раздоры с другими атаманами. В то время казачество низовьев Дона стало формироваться как бы в войско, с главным станом в городке Раздорах, впервые упоминаемом под этим названием в 1584 году.

Карамзин, придерживавшийся, как известно, Строгоновской летописи, говорит, что мысль о покорении  Сибири внушили Ермаку купцы Строгоновы, владевшие по жалованным грамотам всеми  землями по р.р. Вычегде, Сильве и  Каме до р. Чусовой. Слыша о подвигах казаков в низовьях Волги, умные  Строгоновы будто бы предложили Ермаку и его товарищам службу честную: послали им дары, написали грамоту  ласковую (6 апреля 1579 года), убеждали их отвергнуть ремесло, недостойное христианских витязей, быть не разбойниками, а воинами  царя белого, искать опасностей не бесславных, примириться с Богом и Россией; сказали: „Имеем крепости и земли, но мало дружины: идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства”. Ермак с товарищами прослезился от умиления, говорит Строгоновская летопись: мысль свергнуть с себя опалу делами честными, заслугою государственною и променять имя смелых грабителей на имя доблестных воинов отечества, тронула сердца грубые, но еще не лишенные угрызений совести... Они подняли знамя на берегу Волги, кликнули дружину, собрали 540 отважных бойцов и 21 июня прибыли к Строгоновым — „с радостью и на радость”, говорит летописец: „чего хотели одни, что обещали другие, то исполнилось: атаманы стали грудью за область христианскую. Неверные трепетали. Где показывались, там и гибли”.

И действительно, 22 июля 1581 года казаки на голову разбили мурзу Бегулия, дерзнувшего с семью стами  вогуличей и остяков грабить  Строгоновские селения на Сильве и Чусовой; взяли его в плен и смирили вогуличей. Этот первый успех был началом важнейших  событий. Призывая Донских атаманов, говорит Карамзин, Строгоновы имели  в виду не одну защиту своих городов. Испытав бодрость, мужество и верность казаков; узнав разум, великую отвагу и решительность их главного вождя  Ермака Тимофеева, родом неизвестного, душею знаменитого; усилив его дружину русскими, татарами, пленными немцами и литовцами; добыв оружие и изготовив все нужные запасы, Строгоновы объявили поход. Ермака — воеводою и Сибирь — целью. Воевода устроил войско: сверх атаманов избрал есаулов, сотников и пятидесятников. Главный под ним был неустрашимый Иван Кольцо. Нагрузив ладьи запасами и снарядами, легкими пушками и семипядными пищалями; дав вожатых, толмачей и йереев, отпев молебень, выслушав последний наказ Строгановых: „Иди с миром очистить землю Сибирскую и выгнать безбожного султана Кучума”, Ермак с обетом доблести и целомудрия, при звуке воинских труб 1 сентября 1581 года отплыл на Чусовую к горам Уральским на подвиг славы без всякого содействия, даже без ведома государя.

В этой летописи, цитируемой Карамзиным, в ходе событий, характере  деятельности и обрисовке нравственных качеств Ермака и его товарищей  есть много правды, но нельзя не заметить там, где летопись касается Строгоновых, большой пристрастности. Это так  естественно. Летопись писалась самими Строгоновыми, которые, пораженные колоссальными  успехами Ермака и желая угодить  Грозному царю, наложившему на них  за этот поход, как мы увидим ниже, опалу, по наветам пермского воеводы  Перепелицына, а также желая получить от него еще больших льгот, приписывали  всю инициативу похода и государственную  заслугу Ермака только себе, своему уму, своей дальновидности и административной деятельности по устройству восточного края России. Они не обманулись. Представив в таком виде поход Ермака царю Иоанну, Строгоновы за их службу и радение  были пожалованы: Семен Строгонов  — двумя местечками Большею и  Малою Солью на Волге, а Максим и Никита — правом торговать во всех своих городках беспошлинно.

После ухода Ермака за Уральский  хребет, пелымский князь с вогуличами, остяками и татарами напал на берега Камы, выжег и истребил все селения  близ Чердыни, Усолья и новых крепостей  Строгоновых, в том краю построенных. Пермский воевода донес о том  Иоанну Грозному, обвиняя Строгоновых  в бездеятельности. Разгневанный царь в грамоте своей от 16 ноября 1582 года на имя Максима и Никиты Строгоновых  писал так: „...послали вы из острогов своих волжских атаманов и казаков, Ермака с товарищи, воевати Вотяки и Вогуличи, и Пелымския и Сибирския места, сентября в 1 день (1581 г.), а в тот же день собрался пелымский князь с сибирскими людьми и с Вогуличи, приходил войной на наши Пермские места и к городу Чердыни, к острогу приступал и наших людей побили и многие убытки нашим людям починили. И то сделалось вашей изменой: вы Вогулич, и Вотяков и Пелымцев от нашего жалованья отвели и их задирали и войной на них приходили да тем задором с сибирским салтаном ссорили нас; и волжских атаманов, к себе призвав, наняли в свои остроги без нашего указу, а те атаманы и казаки преж того ссорили нас с ногайской ордой, послов ногайских на Волге на переволоке побивали... и им было вины свои покрыти тем, что было нашу Пермскую землю оберегать... и то все стало вашим воровством и изменой... не вышлите из острогов своих в Пермь волжских казаков, атамана Ермака Тимофеева с товарищи..., и нам в том на вас опала своя положена большая...” 53).