Гражданская война в Англии

       Левеллеры предлагали предоставить избирательное  право только свободно урожденным англичанам. Это означало, что слуги, наемные рабочие и прочие граждане, не имевшие экономической независимости, права голоса не получали. Предложение левеллеров должно было удвоить число обладателей избирательных прав, тогда как без ограничения «экономической независимости» право голоса должны были получить в 4 раза больше англичан, чем по существовавшим в то время правилам.

       Левеллеры выражали взгляды мелких собственников, кустарей, йоменов и мужской части населения. Они решительно отмежевывались от диггеров.

       5 июня 1647 г. на общеармейской сходке около Ньюмаркета солдаты и офицеры подписали «Торжественное обязательство» о борьбе за интересы «свободных членов» английского народа¹⁶. Военные в этом документе относили себя не к простым наемникам, а к «свободным людям английского народа, сознательным защитникам основных прав и вольностей народа». Был создан всеармейский совет, состав которого формировался из двух офицеров и двух солдат от каждого полка.

          Правительство не могло не  учитывать требования армии. Избирательное право было изменено в двух отношениях. Во-первых, было расширено представительство от каждого избирательного округа, а представительство от мелких городов, монополизированное отдельными семьями, было ликвидировано. В палате общин были впервые представлены новые центры населения, например, Лидс и Манчестер. Во-вторых, 40-шиллинговый ежегодный доход был заменен другим имущественным цензом: право голоса получал обладатель собственности, оценивавшейся в 200 фунтов стерлингов. В результате право голоса потеряли многие мелкие фригольдеры (большинство из них были зависимы от лендлордов), а получили его собственники из числа копигольдеров, лизгольдеров, производителей одежды, торговцев и т.д. Это не было демократической реформой левеллеров, она ограничила, а не увеличила число граждан, обладавших правом голоса, но это была попытка создать электорат из среды среднего класса. Реформа повлияла на выборы мэров городов, в результате которых городские управления оказались под влиянием восходящих общественных классов, однако на парламентские выборы воздействия не оказала, так как сельские районы преобладали над городскими.

       Парламент пошел на дальнейшие уступки, отменив  акциз на мясо и соль, но это тоже не удовлетворило армию, и 15 июня Совет  армии направил парламенту «Декларацию армии», которая была своего рода проектом конституции. В ней в дополнение к обычным требованиям индепендентов добавилось чрезвычайно важное положение о необходимости введения общественного контроля над государственным хозяйством, о необходимости публикации финансовых отчетов. В этой череде событий проявилось влияние деятельности военных, каковыми были в массе своей фригольдеры и копигольдеры, на их сознание, продемонстрировало этапы развития их представлений о своих правах.

       Армия не просто митинговала. Она двигалась  к Лондону, и парламент, выполняя волю Совета армии, удалил 11 наиболее ненавистных солдатам членов парламента. Вместе с ними покинули парламент ряд других его членов-пресвитериан, что дало большинство индепендентам.

       26 мая пресвитериане ворвались  в здание парламента и потребовали  возвращения в состав парламента  всех пресвитериан. Индепенденты-парламентарии  бежали из Лондона, а оставшиеся пресвитериане объявили себя истинным парламентом. 6 августа 1647 г. армия вступила в Лондон, парламент был подчинен армии.¹⁷

       После победы над парламентом выявились  внутриармейские противоречия. Невыплата жалования и замена их «обязательствами» (своего рода векселями) приводили к обнищанию солдат и обогащению части офицерства, так как офицеры скупали «обязательства» по 3—4 шиллинга за фунт и получали от парламента по этим обязательствам крупные участки земли в дополнение к тем землям, которые давались парламентом. Пока эти приобретения не были закреплены победой армии над парламентом, в армии существовало некоторое единство, а после победы в интересах офицеров было закрепление завоеваний в конституции, а в интересах солдат — дальнейшая борьба за свои нужды. Солдаты 15 октября 1647 г. выдвинули программу «Дело армии» в противовес офицерским требованиям. В ней отразились изменения в сознании солдат; в частности, утверждалось, что источником всякой власти в государстве является не король, а народ, который устанавливает основные законы, не подлежащие отмене даже парламентом, хотя за палатой общин и признавалась полнота власти.

       28 октября 1647 г. солдаты вручили общеармейскому совету «Народное соглашение», состоявшее сплошь из политических требований, среди которых отчетливо выделялась идея независимости парламента от какого-либо лица или лиц, а также появлялся намек на необходимость уничтожения монархии и провозглашения республики.¹⁸ Был твердо сформулирован принцип политического равноправия всех граждан, обязательность законов для всех англичан, вне зависимости от их происхождения или положения.

         Заседания Совета армии, имевшие  характер конференции, начались 28 октября и продолжались до 11 ноября 1647 г., до фактического разгона  Кромвелем всего общеармейского Совета.¹⁹

       Уже накануне заседания Совета армии  в Патни наметился ряд вопросов, по которым у левеллеров и у индепендентских грандов были резко противоположные точки зрения. Их разделял не только вопрос о форме будущей государственной власти, но и не в меньшей мере вопрос об избирательном праве. По этим вопросам главным образом и происходили дебаты на Патнейской конференции.

       Первые  выступления в Совете армии были посвящены будущей форме государственного устройства. Левеллеры в лице Сексби, Аллена, полковника Ренсборо и Уайльдмана требовали уничтожения монархии. Наиболее четко об этом говорил полковник Ренсборо. «Что касается меня,— сказал этот видный армейский левеллер,— то можно сказать, что я против короля. Я  против него и против   любой власти, которая будет вредить народу».

       Индепенденты, представленные Кромвелем и Айртоном, выступали за сохранение ограниченной  парламентом королевской  власти,  заявляя, что уничтожение монархии было бы «слишком большим скачком», притом скачком весьма опасным, так как республиканский строй ведет якобы к распаду государства. «Англичане сроднились с определенным порядком государственного устройства»,— говорил в одной из своих многочисленных речей на конференции Кромвель, доказывая незыблемость в Англии монархического принципа. Он прямо заявил, что не может согласиться с теми, «кто полагает, что верховная власть принадлежит исключительно народу».

       По  мнению Айртона, только «обязательство между людьми», «общественный договор», раз и навсегда принятый, создаст общие нормы, регулирующие всю жизнь общества. Айртон использовал идею общественного договора для того, чтобы доказать, что люди обязаны уважать порядки, которые они якобы сами закрепили в период возникновения государства. Айртона не смущало то, что из его доводов вытекала и неправомерность борьбы индепендентов против королевской власти. Идея общественного договора понадобилась идеологу джентри и буржуазии для того, чтобы доказать справедливость общественного строя, при котором одни являются имущими, а другие неимущими. Отрицание общественного договора и признание естественных прав, говорил Айртон, неизбежно ведет к отрицанию прав собственности. Айртон выступал глашатаем «священного права» буржуазной собственности. «Каждый из нас,— заявлял он,— должен довольствоваться, пользоваться и распоряжаться тем, что по закону принадлежит ему. Никто не должен насильно отбирать то, что принадлежит другому». Таким образом, индепенденты больше всего боялись того, что осуществление программы демократических преобразований может повлечь за собой и покушение на собственность нового дворянства и буржуазии.

       Дебаты  о королевской власти уже в  первый день заседаний Совета армии  показали, что индепенденты не хотели расстаться со старой феодальной формой государственной власти, и только развернувшееся широкое народное движение против монархии заставило их позднее, в 1649 г., пойти на ее уничтожение и на провозглашение   республики.

       Утром 29 октября все участники конференции  в соответствии с принятым накануне предложением подполковника Гоффа, поддержанным Кромвелем, присутствовали на молебне, но и после молитв боевой пыл сторон не остыл.²⁰ Прения второго дня заседаний носили еще более бурный характер. Вопрос о королевской власти был отложен, и конференция перешла к обсуждению вопроса об избирательном праве, как он был сформулирован в «Народном соглашении».

       Прения  по первому пункту «Народного соглашения»  открыл Айртон,. решительно выступивший  против самого принципа всеобщего избирательного права. «В «Народном соглашении» сказано,— говорил Айртон, - что народ Англии должен быть разделен «соответственно числу жителей». Это заставляет меня думать,— продолжал он,— что каждый, кто является жителем, должен рассматриваться как равный другому и должен иметь равноправный голос при выборе представителей, т. е. тех, кто должен представлять всю страну. Если это  так,   я  должен  возразить».   В ответ на   реплику   одного   из   участников   заседания     Айртон     заявил,    что для  того,   чтобы  быть  избирателем,   недостаточно быть жителем страны.

       В другом своем выступлении Айртон разъяснил, кто, по его мнению, должен пользоваться избирательными правами. «Мне думается,— заявил он,— что  права, общего для всех, нет. Я полагаю, что никто не имеет права решать дела королевства, и никто не имеет права избирать лиц, которые должны решать, по каким законам мы должны управляться, кроме тех, кто имеет постоянную заинтересованность в этом королевстве. Такие именно лица, взятые вместе, по существу и представляют королевство и, следовательно, должны избирать представителей...» Под «постоянной заинтересованностью» Айртон понимал наличие собственности у избирателя. Представлять страну, вырабатывать для нее законы должны люди, имеющие определенное значение и имущественные интересы в государстве. Далее Айртон разъяснил, кого он имеет в виду: «это люди, у которых находится вся земля, и люди, входящие в корпорации, в руках которых находится     вся  торговля  и ремесло».

       Айртон  не признавал даже формального равенства  в правах за всеми англичанами  и прямо высказывал свое презрительное отношение к народным массам, которые, по его мнению, имеют на основании «прав рождения» лишь право на то, чтобы «им не отказывали в воздухе, местопребывании на земле, в праве передвигаться по дорогам... в праве жить среди нас...» Люди, родившиеся в Англии, имеют право лишь на то, чтобы «их не изгоняли из пределов Англии»,— утверждал идеолог буржуазии и джентри Айртон, но они не могут претендовать на участие «в распоряжении землями и всем». Иное решение, подчеркнул Айртон, может привести «к упразднению всякой собственности и выгод, какие человек получает от наследственной земли или от имения по праву владения или от чего-либо другого».

       По  мнению Айртона, признание равенства  избирательных прав может привести к покушению на собственность, которая должна быть «основой конституции   королевства».

       Для того чтобы не было покушения на собственность, следует государственные дела передать тем, кто имеет «постоянный интерес» в делах королевства. Этот «постоянный интерес», по мнению Айртона, имеют также лица, занимающиеся торговой деятельностью, владельцы мануфактур: «одни они наравне с землевладельцами имеют постоянный интерес в делах королевства». Айртон убеждал собравшихся, что ограничение избирательного права направлено на обеспечение мира и безопасности королевства. Характерно, что в одном из своих выступлений он в соответствии с общепринятыми тогда — особенно среди пуритан — ссылками на библию и заповеди, утверждал, что ограничения в правах предписаны богом.

       Представитель левеллеров Максимилиан Петти, возражая Айртону, утверждал, что «все жители, являющиеся англичанами по праву рождения, должны иметь равные  права».

       Выступавший неоднократно полковник Ренсборо резко  критиковал существовавший тогда избирательный  ценз, согласно которому выбирать в парламент могли только фригольдеры, полные собственники земли с доходом не ниже 40 шилл., и обвинял Айртона в стремлении сохранить старые ограничения, противоречащие «естественным и божественным законам». Отстранение большинства народа от участия в голосовании привел бы к господству в Англии тирании, не меньшей, чем та, против которой боролся парламент, заявлял он. Защищая принцип всеобщего избирательного права, Ренсборо не только ссылался на естественное право, но и утверждал, что источник власти находится в народе. Но из своих положений о естественном праве и народном   суверенитете   левеллеры   делали лишь вывод о   необходимости   признания    формально-юридического   равенства.

       Левеллеры,   мелкобуржуазные    демократы,   вовсе не хотели уничтожения частной собственности и не подвергали сомнению самое право собственности. Только Ренсборо поставил вопрос: «Я бы хотел знать, почему это некоторые люди не имеют собственности, а другие ее имеют?» Но это было сказано в пылу борьбы, когда надо было парировать атаки Айртона. Сам Ренсборо в своей речи признавал священность права частной собственности: «собственность существует по законам бога — в силу заповеди «не укради»». Но это не значит, говорил он, что бедняк должен терпеть притеснения.

       Другой  оратор — левеллер Петти — заявил, что представительство нации  в парламенте должно быть изменено, оно должно стать более полным. «Я думал,— говорил он,— что мы все согласны расширить избирательные права, и желаем более равного представительства, чем теперь. Ведь теперь имеют право выбирать только фригольдеры с доходом в 40 шиллингов. Человек может иметь лизгольд и платить 100 фунтов стерлингов в год, владеть лизгольдом в третьем поколении и все же он не будет иметь избирательных прав». Эти слова Петти показывают, что левеллеры защищали права тех лизгольдеров и копигольдеров, которые были уже состоятельными людьми, но избирательными правами все же не пользовались.