Агнес Хеллер два столпа современной этики

Второй  столп, на который опирается современная  этика - конституционные свободы.

Мне следовало  бы с самого начала заметить, что  понятие права может связать, но не объединить и тем более не слить наши два столпа. Они остаются и должны оставаться раздельными. Гегель высказал несколько примечательных рекомендаций в пользу их постоянной связи в своей "Философии права", в подглаве о моральных правах. Вкратце их можно сформулировать так: существуют три моральные права -право отдельных личностей развивать свои способности, их право стремиться к личному счастью и их право жить в соответствии со своим собственным представлением о добре. Из этих трех моральных прав только третье относится к этике. Можно было бы доказывать, что в этой подглаве Гегель открывает возможность этики личности: формальной - в формулировке первых двух прав и слегка субстанциальной - в третьем. Однако Гегель никогда не имел в виду отдельного столпа, ибо моральные права поглощаются институтами Sittlichkeit (морали) и потому теряют свой характер и силу. Поэтому эта глава имеет отношение только к обсуждению второго столпа

Обсуждение  второго столпа современной этики  можно начать с той же мысли, что  и первого. Современное политическое устройство, в отличие от до-современного, не имеет абсолютного основания. Но нельзя иметь никакого политического или общественного устройства без всякого основания. 

Эти основания, однако, в принципе можно заменить, поскольку они не священны и потому не прикрыты оградой трансцендентности. Они не могут считаться вечным политическим устройством. Современные государства основаны людьми, и некоторые современные государства, прежде всего демократические, основаны на фикции, что они были и остаются основаны самими гражданами, которые на деле стали гражданами именно в силу и через посредство акта основывания. 

Для простоты я буду далее говорить только об этих последних. 

Основным  законом (Grundgesetz) государства является его конституция. Слово "основной" (по-немецки Grund) отсылает к ней как  к основанию, тогда как слово "конституция" указывает также на то, что она конституирует, поскольку она конституирована гражданами. Слово "конституция" предполагает, что она создана людьми. Это признавал уже Аристотель, когда описывал принятие конституции как techne, а не как energeia. Но эти конституции были не просто созданы, они также основывались на традиции, на этике. Вот почему "Политика" Аристотеля есть продолжение его "Никомаховой этики" - она предполагает этику. В современном мире, где второй столп столь же лишен оснований, как и первый, это уже не так. 

Однако  какие конституции гарантируют  три вышеописанные гегелевские  права личности? Не все современные  конституции делают это, хотя все  они конституированы, созданы людьми, притом что на свободе как основе современности ничего не основывается. Только те конституции гарантируют эти права, которые также включают, или скорее признают свободу, по крайней мере в ее интерпретации как политических свобод, как высшую субстанциальную ценность, на которую опирается справедливое государство. Эта интерпретация свободы как высшей ценности должна присутствовать в воображении до конституирования свобод, до акта основывания. 

Однако  что это за основание? 

Ведь  если акт основывания предполагает предварительное существование  идей основания, эти идеи очевидным образом тоже должны основываться на чем-то другом, логически или исторически предшествующем, и так далее до бесконечности, в процессе бесконечной регрессии. Кажется, что искать абсолютное и свободное основание - все равно, что строить дворец на песке. И это действительно так, но все же не совсем так. 

Современные конституции и акт конституирования свобод сами основаны на смутном и  в равной мере фиктивном понятии  естественных прав. Поэтому они так  существенно отличаются от конституций, описанных Аристотелем, которые были основаны не на фикции, а на традиции. 

Посмотрите  только на формулировку Декларации независимости  Соединенных Штатов, особенно на исходное предложение: "Мы считаем самоочевидными следующие истины" - и далее  перечислены эти истины, такие как "все люди рождаются свободными", "все наделены Создателем разумом и совестью". Позвольте мне вкратце развернуть это исходное положение. 

Утверждается, что все люди рождаются свободными. Это утверждение порождает столько  же трудностей, что и кантовская трансцендентальная свобода. Оба не являются эмпирическими, и никто не может их ни доказать, ни опровергнуть. С утверждением, что Бог в равной мере наделил нас разумом и совестью, дело обстоит еще хуже. Но можно представить себе эти высказывания в качестве регулятивных теоретических и практических идей в значительной мере в кантианском смысле. Я могу сказать: "Я (далее следует мое имя) обязуюсь думать об общественных и политических делах так, как если бы люди рождались свободными, и обещаю действовать, исходя из предположения о равной свободе для всех людей". Но поскольку эти высказывания нельзя ни доказать, ни опровергнуть (или с тем же успехом доказать, как и опровергнуть), как могу я гарантировать, что они истинны? На это можно ответить: мы, нижеподписавшиеся, этой подписью наших имен свидетельствуем, что эти высказывания истинны. Мы приглашаем всех подписаться под ними. Мы, живущие согласно этой конституции, все подписались под ними. Они истинны для нас, подписавшихся под ними, но не для других, которые этого не делали. Это наше свободное основание, которое было и все еще остается конституировано нашим свободным актом основывания. Иначе говоря, конституция есть абсолютное, но не безусловное основание, оно обусловлено нашей готовностью и решимостью снова и снова подписать исходное положение. 

Американские  отцы-основатели считали истинность исходных положений самоочевидными. Но что самоочевидно? Все, что мы не ставим под вопрос. Если мы считаем  высказывание, что все люди рождаются  свободными, "самоочевидным", его истинность становится абсолютной истиной, которую мы не должны и не можем ставить под вопрос. Однако мы хорошо знаем, что эти самоочевидные истины с тех пор постоянно ставились под вопрос. Расовые теории отвергают самую суть этих положений. Расисты утверждают, что люди, принадлежащие к одной расе или одному полу, выше тех, кто принадлежит к другой (другому). Самоочевидные истины самоочевидны только для подписавших или фиктивно подписавших, но не самоочевидны и даже не истинны для других. Таким образом, исходные положения американской конституции, даже если они и претендуют на абсолютную достоверность, являются и остаются преходящими. Это я также имею в виду, когда называю их условными. 

Что же тогда можно сказать об исходных положениях? Они служат основаниями социальной и политической справедливости в современном мире постольку, поскольку находятся в ожидании подписания их всеми современными мужчинами и женщинами. Принятие исходных положений (о фиктивных естественных правах) -этический минимум современной либеральной/демократической политики. И обратно: либеральной демократией можно назвать политическое устройство (конституцию), основанную на общем признании этики антропологического минимума не только де юре, но и де факто. Антропологический минимум не тождествен с "образом человека". Возвращаясь к гегелевским "моральным правам": в либеральной демократии различные движения, партии и программы развивают, явно или неявно, свои собственные, быть может более конкретные образы человека. Например, и политика социал-демократического "государства всеобщего благоденствия", и политика неограниченного экономического или политического либерализма, и политика воинствующей демократии все имеют свой собственный "образ человека". Но они являются либеральными/демократическими, только если разделяют этику антропологического минимума, если они подписываются под исходными положениями. Но гражданин, подписавшийся под исходным положением, никоим образом не является по необходимости порядочным человеком. И хотя социально-политическую справедливость можно основать на конституции, а конституция может опираться на фикцию антропологического этического минимума, никакое общество, никакая культура, никакой мир не может поддерживаться только свободно основанной конституцией самой по себе. Это всего лишь один столп. Если предоставить его самому себе, здание рухнет, ибо различные жизненные миры с иногда несовместимыми этическими и моральными кодексами не могут не рухнуть на землю, которая не дает им основы.

Обсуждая  два столпа современной этики, я не коснулась вопроса о содержании, субстанции, и не ссылалась ни на одну конкретную норму. Ибо, как я сказала в начале, этическое содержание обычно наследуется, и это до какой-то степени верно и применительно к пост-традиционным обществам. Некоторые традиционные добродетели, такие как смелость, милосердие, великодушие все еще уважаются как таковые, даже если иногда и в новой интерпретации, например смелость как гражданская смелость. Современная добродетель подлинности, современное название для самостоятельности Другого, может изменить содержание унаследованных норм. Большинство конкретных моральных норм из императивов превратились в рекомендации или советы. Но что бы ни случилось с содержанием норм, хороший, порядочный человек становится все более и более самоконституируемым в духе этики личности (человек выбирает себя как личность, которая в случае выбора между тем, претерпеть ли зло или причинить зло другим, предпочтет первое), а социально-политическая справедливость основывается на принятии этического антропологического минимума (все мужчины и все женщины рождаются свободными, в равной мере наделенными разумом и совестью). Таковы два созданные человеком столпа современной этики. 

Оба эти  столпа - фикции. Мифы древних были фикциями, в основном гетерономными; у нас есть свои фикции - автономные. Экзистенциальный выбор себя есть фикция, как и история о естественных правах. Есть, однако, существенная разница между этими двумя современными фикциями, во всяком случае в моей интерпретации. Моя модель этики личности максималистская, тогда как моя модель конституирования оснований для споров о справедливости - минималистская. 

Нет нужды  даже верить, что существует хотя бы одна личность, которая полностью  станет тем, что она есть. Модель максималистская, но ее можно аппроксимировать, а аппроксимация - не недостаток. В конце концов, каждый порядочный человек порядочен на свой манер. Однако, не видя/не зная/не чувствуя, где находится центр, его невозможно аппроксимировать. Аппроксимируется максимум, т.е. центр, но для современного человека этим центром является форма порядочности, а не ее содержание. Читатели заметят, если уже не заметили, что этот столп современной этики - в высшей степени кантианский. Он кантианский без метафизики, для него неповторимость и хрупкость человека - не препятствие, а самое условие аппроксимации, а также и центра. И все же этот столп не дает нам этоса, даже и слабого.

Модель  второго столпа - минималистская. Во-первых потому, что исходные положения нельзя аппроксимировать, под ними надо подписаться как под абсолютным обязательством. Поскольку любого рода аргументация справедливости должна возвращаться к исходному положению и тем самым постоянно утверждать заново его абсолютную, хотя отнюдь не вечную и не безусловную верность, этот второй столп современной этики дает современному человеку слабый этос, этос гражданина. 

Слабый  этос может стать более крепким  там, где подписавшиеся под исходным положением выполняют свое обязательство  в жизни как активные граждане в конкретных случаях споров о справедливости. 

Разница между моим максималистским и  моим минималистским описаниями двух столпов современной этики заключается  в разнице их соответствующих  субъектов. В случае этики личности субъект - первое лицо единственного  числа, "я", который служит основой; во втором случае это первое лицо множественного числа - "мы". Если человек говорит "я", его главной современной моральной добродетелью является аутентичность как абсолютное обязательство быть и оставаться верным себе в формальном смысле или при слабом моральном содержании; если же человек говорит "мы", его главной добродетелью будет солидарность в формальном смысле как слабый этос, то есть как обязательство гражданина участвовать в спорах по поводу справедливости, занимая при этом позицию симметричной взаимности. У этих двух столпов, однако, есть и нечто общее. Чтобы стоять твердо, чтобы выносить тяжесть мира, остающегося лишенным оснований, им нужна сила Атланта. Порядочные, честные мужчины и женщины несут на себе тяжесть одного из столпов, а хорошие граждане - тяжесть другого. И те, и другие имеют нечто общее: они берут на себя ответственность.

Стало модным жаловаться на аморальность современного мира. Говорят, что люди уже не отличают добра от зла, не заботятся о нормах и добродетелях, нарушают все заповеди, преследуют только собственную выгоду, что мы стали гедонистами. Эти и подобные жалобы столь же стары, как и сама мораль, быть может за одним исключением. Древние моралисты обвиняли своих современников в моральном цинизме и лицемерии, в том, что они грешат, поддаваясь страстям или сознательно становясь виновными. В наши дни всеохватывающее, всеобъемлющее обвинение состоит в том, что мы потеряли способность различать добро и зло, то есть в моральном нигилизме. Как будто мужчины и женщины вернулись теперь в состояние невинности, то есть в состояние неведения в вопросах добра и зла до грехопадения. Эта первая невинность была райской, но вторая, утверждают обвинители, будет дьявольской. Фундаменталистские движения иногда призывают и обещают вернуться к основам, к райскому состоянию повелений и повиновения, к до-рефлектирующему миру праотцев, к всеобъемлющим абсолютным основаниям. Но этих оснований больше нет. Фундаменталисты тоже выбирают. Они выбирают для себя быть фундаменталистами. Поскольку фундаментов нет, все фундаменты просто выбираются. Не является абсолютно исключенным, что люди вернутся к прежнему фундаменту, и в этом случае они могут поставить второй столп современного мира под угрозу крушения. Но фундаменталистский Атлант не в силах вынести тяжесть здания современности, которое в этом случае рухнет, погребая под собой и уничтожая все известные цивилизации.