Будущее и идеал экономического существования мира

При таком подходе функция  экономической системы больше не кажется простой. Частично экономическая  система служит отдельному человеку. Но частично она служит интересам  своих собственных организаций. «Дженерал моторс» существует, чтобы  обслуживать общество. Но «Дженерал  моторс» также, или даже вместо этого, служит самой себе. Мало кому такое  утверждение покажется резко  противоречащим здравому смыслу. Такое  утверждение примечательно лишь тем, что оно не соответствует  основному тезису экономической  теории в ее традиционном изложении.

Новое понимание функции  экономической системы влечет за собой и новую точку зрения на функцию экономической теории. До тех пор, пока предполагалось, что  экономическая система осуществляет свою деятельность в интересах отдельного человека, подчинена его нуждам и  желаниям, можно было предполагать, что функция экономической теории состоит в объяснении процесса, посредством  которого это происходит. Экономисты вводили такие определения предмета их науки, в которых подразумевается  его глубокое и универсальное  значение. Наиболее знаменитое из этих определений утверждает, что экономика  является «наукой, которая изучает  поведение людей как связь  между целями и ограниченными  средствами, имеющими альтернативные пути применения». Эти определения кажутся превосходными. Люди принимают решения о том, что они будут иметь; фирмы решают, как наилучшим образом выполнить эти решения. Экономическая теория изучает поведение людей, вовлеченных в этот процесс. Она является наукой именно потому, что у нее нет никакой иной задачи, кроме понимания этого поведения.

Но если допускается, что  организации, принимающие участие  в этом процессе, обладают властью, что обеспечиваются именно их интересы и люди подчиняются этим интересам, то даже наиболее благодушные неизбежно  зададут вопрос: а не может ли так случиться, что экономическая  теория тоже служит интересам организаций?

Организации обладают властью. Могут ли они не оказывать влияния  на научную дисциплину, которая изучает  их самих и процесс осуществления  ими своей власти?

Не могут ли только что  приведенные определения быть ширмой для этой власти?

Такие вопросы совершенно оправданны. Экономическая теория создает  у людей представление об их экономическом  обществе. Такое представление заметно  влияет на их поведение и на их отношение  к организациям, которые составляют экономическую систему. Если в картине  общества, создаваемой экономической  теорией, товары или капитал, труд и  материалы, с помощью которых  они производятся, представлены в  качестве дефицитных, то это имеет  место только потому, что товары играют важную роль - это точка опоры, от которой зависят благосостояние и счастье. Таким образом, процесс, в котором изготовляются блага, становится делом особой социальной важности. Огромное значение в этом случае придается организациям, которые  производят товары, а те, кто управляет  и руководит этими организациями, обладают большим престижем. Приходится прилагать огромные усилия для доказательства правомочности действий, будь то любое  регулирующее мероприятие правительства, любой налог, любое решение профсоюза, которые похожи на вмешательство  в производство.

Представление о влиянии  выбора имеет еще более важные последствия. Оно означает, что процесс  выбора - решение приобрести данный продукт, отказаться от другого - есть то, что в совокупности управляет  экономической системой. И если выбор  общественности есть источник власти, то организации, из которых состоит  экономическая система, не могут  обладать ею. Они лишь инструменты, в конечном счете, удовлетворяющие  этот выбор. Возможно, самая старая и определенно самая мудрая стратегия  для осуществления власти - это  отрицать факт обладания ею. Монархи, включая наиболее жестоких деспотов, издавна представляли себя простым  отражением божественной воли. Затем  это подтверждалось господствующей религией.

В результате поведение монархов, каким бы скандальным, расточительным и губительным для здоровья, жизни, жизненных условий и общественной благопристойности оно ни было, не могло подвергаться сомнению. Современный  политик увековечивает тот же инстинкт, когда он объясняет, что  он всего лишь инструмент своих избирателей, что стремится не к осуществлению  своих предпочтений, а к общему благу. Явно удалившаяся от религии, экономическая теория, особенно потому, что существует видимая возможность  выбора на рынке, тоже изображает коммерческую фирму служительницей высшего божества. В результате фирма не отвечает или  несет лишь минимальную ответственность  за свод, действия. Она реагирует  на божественную волю рынка. Если продукты, которые она производит, или услуги, которые она оказывает, никчемны или смертоносны, причиняют ущерб  воздуху, воде, земле или нарушают нормальную жизнь, то не следует винить фирму. Все это отражает выбор  общественности. Если люди введены  в заблуждение, то это потому, что  они сами предпочитают самообман. Если поведение в экономической сфере  кажется иногда неразумным, то это  потому, что неразумны люди. Факт нежелательного с социальной точки  зрения использования организациями  власти в их собственных интересах, таким образом, как злой дух изгоняется или его почти удается изгнать  из формальной экономической мысли.

Когда в действительности имеет место такое проявление власти, сразу видно, насколько удобна такая непоколебимая вера и сколь  выгодно ее насаждение.

Насаждение полезных верований  особенно важно ввиду способа, которым  осуществляется власть в современной  экономической системе. Он состоит, как отмечалось, в том, чтобы побуждать  человека отказаться от целей, к которым  он обычно стремится, и осуществлять цели другого лица или организации. Имеется несколько способов добиться этого. Угрозы физических страданий - тюрьмы, кнута, пытки электрическим током - относятся к древней традиции. Так же обстоит дело и с экономическими лишениями - голодом, позором нищеты, если человек не хочет работать по найму и тем самым принять  цели работодателя. Все большее значение приобретает убеждение, которое  состоит в изменении мнения человека таким образом, чтобы он согласился, что интересы другого лица или  организации выше его собственных. Дело обстоит именно так, поскольку  в современном обществе физическое насилие, хотя и одобряется до сих пор многими в принципе, на практике наталкивается на неодобрение. Кроме того, с ростом доходов люди становятся менее уязвимыми в отношении угрозы экономических лишений. Соответственно убеждение превращается в основной инструмент осуществления власти. Для этого жизненно важное значение имеет существование представлений об экономической жизни, которые были бы близки представлениям организаций, осуществляющих власть. То же самое относится и к процессу обучения, посредством которого насаждаются такие взгляды. Он или просто направлен на убеждение людей, что цели организации фактически полностью совпадают с их собственными целями, или подготавливает почву для такого убеждения. Представление об экономической жизни, при котором люди рассматриваются в качестве инструментов для осуществления целей организации, было бы гораздо менее полезно и удобно.

Содействие, которое экономическая  теория оказывает осуществлению  власти, можно назвать ее инструментальной функцией в том смысле, что она  служит не пониманию или улучшению  экономической системы, а целям  тех, кто обладает властью в этой системе.

Частично такое содействие состоит в обучении ежегодно нескольких сот тысяч студентов. При всей его неэффективности такое обучение насаждает неточный, но все же действенный  комплекс идей среди многих, а может  быть большинства, из тех, кто подвергается его воздействию. Их побуждают соглашаться  с вещами, которые они в ином случае стали бы критиковать; критические  настроения, которые могли бы оказать  воздействие на экономическую жизнь, переключаются на другие, более безопасные области. Это оказывает огромное влияние непосредственно на тех, кто берется давать указания и  выступать по экономическим вопросам. Хотя принятое представление об экономике  общества не совпадает с реальностью, оно существует.

В таком виде оно используется как заменитель реальности для законодателей, государственных служащих, журналистов, телевизионных комментаторов, профессиональных пророков - фактически всех, кто выступает, пишет и принимает меры по экономическим  вопросам. Такое представление помогает определить их реакцию на экономическую  систему; помогает установить нормы  поведения и деятельности - в работе, потреблении, сбережении, налогообложении, регулировании, которое они считают  либо хорошим, либо плохим.

Инструментальная функция  экономической теории - это во многом побочный продукт ее истории. Так  получилось, что представление о  предшествующем экономическом обществе превосходно служит инструментальным целям более позднего общества.

Экономическая теория сформировалась как научная дисциплина в то время, когда деловые предприятия были невелики по размерам и просты по своей  структуре, а сельское хозяйство  поглощало большую часть производительной энергии людей. Фирмы реагировали  на изменение издержек производства и на изменение рыночных цен. Они  подчинялись тому, что диктовал рынок. Теория отражала этот факт. Со временем теория была несколько изменена с  тем, чтобы учитывать существование  монополии, или, точнее, олигополии, но осталась в плену у своих начальных  представлений. Конкурентоспособная  фирма продолжала считаться центральным  звеном. И член олигополии тоже реагирует  на рыночные колебания и вынужден поступать так, поскольку он односторонне стремится к максимуму прибыли. Таким образом, рынок и в силу этого потребитель остаются полновластными хозяевами. Выбор потребителя продолжает управлять абсолютно всем. В результате экономическая теория незаметно  превратилась в ширму, прикрывающую власть корпорации. Этим процессом  никто не управлял. То, что казалось сдержанным интеллектуальным консерватизмом, стало мощной опорой экономических  интересов.

Однако инструментальная роль экономики не является чем-то неизменным. В последнее время наблюдается  острое недовольство, особенно среди  молодых экономистов. Представление, которое столь долго доминировало в академических курсах, формировало  теоретические построения, маскировало  проявление экономического, социального  и политического влияния производящих организаций, подвергалось общей критике. То, что было некогда экономической  теорией и было приемлемо, стало  теперь «неоклассической экономической  теорией» - термин, явно намекающий на устарелость.

Для этого мятежа имелось  несколько причин. В определенной степени власть, защищаемая этой моделью, стала слишком явной, и попытки  маскировать ее оказались недостойными для интеллектуала.

Имеются также все более  угрожающие последствия процесса осуществления  власти.

Людей можно убеждать, и  ученые могут убеждать себя сами, что  компании «Дженерал моторс» или  «Дженерал дайнэмикс» реагируют  на потребности общества, пока осуществление  их власти не угрожает существованию  общества. Убеждение становится мeнеe успешным, когда возникает сомнение в возможности выжить в условиях порожденной ими гонки вооружений или необходимости дышать отравленным  ими воздухом. Подобным же образом, когда существует нехватка жилищ  и медицинской помощи, а мужские  дезодоранты имеются в изобилии, представления о благожелательном отношении к общественным нуждам начинают трещать по швам.

В настоящее время также  очевиднее становится роль технического прогресса в современной экономике. Этот вопрос представляет значительный интерес. Немногие вещи более поразительны, чем наблюдающийся в последнее  время переворот во взглядах общества на изменения, происходящие в технике. Еще совсем недавно такие изменения  являлись абсолютным общественным благом. Только чудаки подвергали это сомнению. Слово «изобретение» было синонимом  слова «прогресс». Создатели новинок - инженеры и ученые - были людьми, приносившими обществу наивысшую пользу. Содействие научно-техническому прогрессу было высокоценимой и безусловной  функцией государства.

Теперь сомнения - обычная  вещь. Все чувствуют, что многие новшества  в потребительских товарах есть ни что иное, как обман. Считается  само собой разумеющимся, что наиболее заметной чертой широко разрекламированных изобретений окажется их неспособность  к работе или же выяснится, что  они просто опасны.

Общественное движение, названное "консумеризмом", одним из инициаторов  которого является Ральф Найдер, своим  происхождением в немалой степени  обязано этим особенностям нововведений. Во все возрастающей мере люди понимают, что технический прогресс, хотя он и выполняет свои задачи, хотя он и позволяет людям летать со сверхзвуковой  скоростью или уничтожать ракеты противника, одновременно может привести к вредным социальным последствиям и создать опасность для общества. Все больше распространяется мнение, что при определенных темпах технического прогресса погибнут все, кто мог  бы извлечь из него пользу.

В неоклассической модели рассматривался технический прогресс двух типов. В результате первого  из них создавались новые или  более совершенные товары или  услуги, которые положительно принимались  и раскупались потребителями, так  как они лучше удовлетворяли  их потребностям. С другой стороны, технический прогресс приводил к  совершенствованию технологических  процессов, при помощи которых изготовлялись  эти товары или оказывались услуги. (Говоря формально, технический прогресс содействовал либо созданию или изменению  функций спроса, либо снижению издержек.) Изобретение или усовершенствование всегда было реакцией на воспринятые  желания потребителя. Изобретения  или усовершенствования технологических  процессов снижали затраты на производство, а также в конечном итоге и цены. В преимуществе этого  сомневаться не мог никто.

Из вышеприведенных особенностей процесса нововведении вытекают два  следствия.

Первое состоит в том, что в планирующей системе  количество рабочей силы сокращается  по отношению к объему производства по сравнению с рыночной системой. Подобное сокращение может происходить  более высокими темпами, чем это  обусловлено экономией в результате технического прогресса. Данное явление, возможно, свидетельствует о том, что повсеместные высказывания в  защиту технического прогресса и  оправдание связанного с ним увольнения рабочих в какой-то мере являются обманом. Как правило, оправдание подобных действий исходит из мысли, что увольнения всегда способствуют снижению издержек, что неприятности для увольняемых  рабочих компенсируются в результате снижения цен на товары. Действительной же причиной может быть не снижение издержек, а повышение безопасности и усиление власти техноструктуры. Это оправдать значительно труднее; даже руководство профсоюза, возможно, с трудом одобрит технический  прогресс и происходящее в результате его увольнение рабочих, если основной целью является замена отстаивающих свои права человеческих существ  более дорогими, но значительно более  уступчивыми машинами.

Вторым следствием процесса нововведений является его воздействие  на окружающую среду. Некоторые технические  новшества наносят ей ущерб. Нельзя, однако, предполагать, что новые  технические процессы всегда более  неблагоприятны для окружающей среды  по сравнению со старыми; что тепловое загрязнение от атомной электростанции хуже дыма от старой электростанции, работавшей на угле, или что самолет, с шумом  проносящийся над головой, хуже экспресса, мчащегося между домами. Но любая  новая форма ущерба, наносимого окружающей среде, просто в силу того, что она  новая, будет всегда казаться более  страшной, нежели та, к которой общество уже привыкло. Шум реактивного  самолета, поскольку он в новинку  и затрагивает больше народа, будет  казаться хуже грохота поездов. Тепловое загрязнение, так как оно более  загадочно, покажется более коварным, чем загрязнение серой или  копотью.