Святитель Григорий Палама и его роль в « исихастских спорах»

Варлаам принадлежал двум культурам - восточной  и западной. Он вырос в греческой  среде на юге Италии: его родным языком был греческий, но он в совершенстве владел латынью и был хорошо знаком и с латинским богословием. 

В интеллектуальной жизни Запада тогда преобладали  две философские школы: реализм  и номинализм. Реализм (томизм, схоластицизм) базировался на постулате, что язык адекватен реальности, что все «имена» не случайны, а действительно связаны с обозначаемыми реалиями. Реалисты считали, что человеческому разуму и логике подвластно все: в принципе, все можно обосновать, все можно доказать. 

Номинализм, связанный прежде всего с именем Вильгельма Оккама, возник как реакция на реализм, как протест против него и как попытка выйти из-под гнета средневековых авторитетов. Основной постулат номиналистов - это своеобразный агностицизм: мы знаем лишь то, что мы ничего не знаем. Все слова абсолютно случайны - это лишь условные обозначения, не имеющие никакого отношения к сущности предметов, поэтому выразить ими что-либо серьезное совершенно невозможно [36].

Варлаам испытал сильное влияние номинализма. Возможно, его приезд в Константинополь и был бегством от томистического окружения. Калабриец очень внимательно проштудировал труды Псевдо-Дионисия с его апофатизмом, который каким-то образом соединился в его голове с номиналистическим агностицизмом. Это и казалось ему сущностью Православия. 

Разносторонний  эрудит и обаятельный человек, Варлаам  привлек к себе всеобщее внимание в Константинополе и сделал молниеносную блестящую карьеру. Он завоевал доверие  Иоанна Кантакузина, который тогда  занимал пост великого доместика, т.е. премьер-министра, и императора Андроника III (1328-1341). Варлаам был назначен профессором в Константинопольский университет, где преподавал Псевдо-Дионисия Ареопагита. 

В 1333 г. в Константинополь прибыли два  папских легата-доминиканца. Один из них - Франческо де Каммерино, венецианец по происхождению - был назначен епископом Босфора Киммерийского (Керчи), тогда колонизованного венецианцами, и направлялся на свою кафедру. Будучи проездом в Константинополе, легаты провели совещание о воссоединении Церквей. Ключевым вопросом была проблема filioque. 

Варлаам был назначен возглавлять греческую  сторону на этих переговорах. В глазах константинопольских властей он идеально подходил для такой миссии: энергичный и высоко эрудированный  человек, в совершенстве владеющий  латынью, знающий западное богословие и западный менталитет из первых рук, из собственного жизненного опыта. А кроме того, он был мирянином, так что слова его не являлись обязательными для Церкви и, в случае каких-то нежелательных последствий, их можно было дезавуировать, представив как частное мнение самого Варлаама. 

По случаю предстоящей дискуссии Варлаам  опубликовал 21 короткий трактат, в которых  весьма жестко критиковал Фому Аквинского. Фома в своих писаниях пользовался  Аристотелевым методом силлогизма и, придерживаясь философского реализма, доказывал возможность познания Бога. Варлаам же в своих трактатах призывал западных коллег читать Дионисия, который доказывает, что человеку Бога знать не дано. В таком же духе он отвергает силлогизмы своих оппонентов, заявляя, что нам ничего не известно об исхождении Св. Духа, вследствие невозможности богопознания, и поэтому стоит подчиниться авторитету Церкви и Предания, которые даровал человеку Сам Бог. Иногда Он также мистически являет Себя, даруя Своим избранным просвещение ума, через которое и приходит истинное понимание всего сущего. Но далеко не каждый может этого сподобиться. Варлаам позволил себе иронизировать над схоластическим методом доминиканцев (Фома Аквинат был доминиканцем, а Вильгельм Оккам - францисканцем), и те, оскорбленные, уехали В Керчь.

Тексты  Варлаама разошлись очень широко. Многим они пришлись по вкусу. Их читали и цитировали. Попали они и на Афон. Около 1335 г. Варлаам получил очень вежливое письмо от неизвестного ему до того времени афонского монаха Григория Паламы. Да, писал этот монах, Бог действительно неведом. Но разве неведомый Бог не дает Себя знать в откровении и в конце концов в Воплощении? И Христос, воплотившись, не даровал ли людям духовное знание, конечно, отличное от интеллектуального, но куда более реальное, намного реальнее любого философского знания? Ссылаясь на афонских исихастов, Палама говорил о непосредственном христианском опыте богообщения. Отрицание возможности богопознания, проповедовавшееся Варлаамом, по мнению Григория Паламы, было ересью. 

Итак, в  своем отрицании интеллектуального  реализма западной томистической мысли  Варлаам столкнулся с мистическим  реализмом восточного монашества . Калабриец решил узнать, кто такие  эти исихасты, на которых ссылался Палама. Он отыскал исихастов в Салониках и Константинополе и лично посетил их. То, что он увидел, глубоко возмутило его гуманистический склад ума, взлелеянный эллинской философией и проникнутый духом классической культуры. Вот что он написал о своих встречах с исихастами: 

«Они посвятили меня в свои чудовищные и абсурдные верования, описывать которые унизительно для человека, обладающего хоть каким-то интеллектом или малейшей каплей здравого смысла, - верования, являющиеся следствием ошибочных убеждений и пылкого воображения. Они сообщали мне об удивительном разлучении и воссоединении разума и души, о связи души с демоном, о различии между красным и белым светом, о разумных входах и выходах, производимых ноздрями при дыхании, о заслонах вокруг пупа и, наконец, о видении душой нашего Господа, каковое видение осязаемым образом и в полной уверенности происходит внутри пупа». 

Мы не знаем, встретил ли Варлаам невежественных монахов, которые наговорили ему  все это, или этот текст является сатирическим преувеличением самого пылкого  калабрийца. Иоанн Кантакузин сообщает, что Варлаам почерпнул все свои сведения об исихазме от одного послушника, поступившего в монастырь всего шесть месяцев назад и известного своей тупостью. Но, во всяком случае, Варлаам отнесся к своим «открытиям» весьма всерьез и отождествил монахов-исихастов с разновидностью мессалиан или богомилов, наводнявших тогда Балканский полуостров. 

Таково  было начало исихастских, или «паламитских», споров. В полемике с Варлаамом св. Григорий написал три трактата «в защиту священнобезмолвствующих», т.е. исихастов. Эти три трактата стали первой частью его трех триад об исихазме. 

Варлаам отвечал Паламе, обозвав исихастов  «омфалопсихи», т.е. «пуподушники». Он обвинил монахов в мессалианстве, что, так как он был в фаворе при дворе, попахивало политическим доносом и могло иметь самые серьезные последствия. 

Варлаам пользовался полным доверием императора. Переговоры, проведенные им с папскими легатами, были сочтены имперским  правительством успешными, и через  несколько лет ему поручили еще более ответственную дипломатическую миссию: в 1339 г. он отправился в Авиньон как посол императора Андроника II к папе Бенедикту XII. Варлаам должен был провести переговоры о соединении Церквей и запросить о крестовом походе против турок. Переговоры были весьма неудачными. Папа выдвинул условие, что о крестовом походе может идти речь только после воссоединения Церквей, в то время как Варлаам пытался доказать ему, что мощное западное войско, которое разобьет турок, как раз станет тем аргументом, который подвигнет византийцев к объединению с папой. Папу, однако, эти доводы не убедили. 

Тогда же Варлаам написал новый трактат, в котором излагалась его собственная  программа соединения Церквей. Смысл  ее был в том, что, поскольку об исхождении Св. Духа наверняка ничего неизвестно, следует выкинуть filioque из Символа веры. Таким образом простой народ успокоится, а богословы пусть думают, что хотят. 

Этот  аргумент в Авиньоне также не сработал. Бенедикт XII ответил, что, может быть, это грекам неизвестно наверняка  об исхождении Св. Духа, а вот святому престолу все уже давно известно, и от греков требуется лишь наконец признать свои ошибки и согласиться с единственно верным мнением. 

Эта неудавшаяся  миссия стала началом конца карьеры  энергичного калабрийца. Варлаам  вернулся в Константинополь несолоно хлебавши, а там столкнулся с широкой оппозицией монахов, которые тоже отрицали, что вопрос о Св. Троице можно решить по-варлаамовски, т.е. простой ссылкой на «незнание» Бога. Монашеская точка зрения выражала общественное мнение большинства византийцев. 

Варлаам опубликовал свой последний полемический трактат «Против мессалиан», а  св. Григорий Палама - новые три триады в защиту исихастов. На Афоне он написал  так называемый «Святогорский томос», подписанный в 1340-1341 гг. собором афонских игуменов и монахов на нескольких языках. 

В этом документе сформулированы основные положения православного учения о богопознании. Господь открывает  Себя для духовного взора; Он истинно  видим, так как в Церкви Царство  будущего века истинно уже существует в предвкушении, так же как и Христос открывал Себя ветхозаветным праведникам. 

Как ветхозаветные  пророки знали и провозглашали  пришествие Христа, так и люди Нового Завета знают и провозглашают  Второе Пришествие Господа: они переживают полноту обещанного в крещении, они являют тайну спасения не только в словах, но и в своей жизни. В Церкви пророческое служение в особенности принадлежит монахам [6]. 

    На Константинопольском Соборе 1341 года в храме Святой Софии  произошел спор святителя Григория Паламы с Варлаамом, сосредоточившийся на природе Фаворского света. 27 мая 1341 года Собор принял положения святителя Григория Паламы, изложенные в его апологии о нетварных энергиях Божиих. Свт. Григорий утверждал, что Сам Бог являет Себя миру и человеку в Своих энергиях; эти энергии доступны восприятию человека, как Фаворский свет, но одновременно они не являются чувственными и сотворенными; эти энергии - Сам Бог, обращенный к Своему творению[1]. Варлаам немедленно принес покаяние, правда, скорее всего, неискреннее, так как в тот же вечер отплыл в Италию, где вновь присоединился к Католической церкви. Не найдя применения богословским талантам, он начал преподавать греческий язык великому Петрарке, но не очень в этом преуспел. Тем не менее в конце концов Варлаам был хиротонисан Папой Римским в епископы Керасийские - местность, где был широко распространен греческий обряд. В 1346 г. он вновь посетил Константинополь, на сей раз в качестве папского легата. Такой выбор легата был не слишком тактичным, и миссия Варлаама окончилась провалом. Он вернулся в Калабрию, где и скончался в 1348 г. 

6. Собор  1341 г. подтвердил учение св. Григория  Паламы о возможности непосредственного  знания Бога. Учение это построено  на различии сущности Бога  и Его энергий. Следовательно, для понимания учения св. Григория Паламы необходимо понять, что он имеет в виду под энергией Божества. 

В основе своей спор между Варлаамом и  Паламой сводился к вопросу, насколько  подлинное знание Бога может отличаться от аристотелевских дефиниций. Палама утверждал, что никакая философия не может нам дать видения Бога. Но что же может нам дать Его? И тут св. Григорий ссылался на опыт исихастов, опыт постоянной молитвы, ведущий монахов к созерцанию божественного света, - опыт Церкви во Христе и во Св. Духе, конечно, недоступный естественному падшему разуму. В интерпретации Варлаама, первая атака которого на исихастов связана с их методами молитвы, монахи были попросту невеждами, предававшимися созерцанию собственных пупов, которое они выдавали за опыт богообщения. Ничего большего калабрийский профессор в них не увидел. Выступая на стороне афонских монахов, Палама защищал не просто один из способов молитвы, и но целое мировоззрение. Для него защита исихастов была в то же время утверждением возможности богопознания, возможности еще в этой жизни видеть нерукотворный свет Преображения, о котором писал св. Симеон Новый Богослов. 

Св. Григорий подчеркивает, что человек является единым целым - единством духа, души и тела. При этом дух человека неотделим от жизни Самого Бога - от Духа Святого. Если человек отказывается от этого природного, естественного родства с Богом, то он подвергает себя смерти, теряет свою человечность. В этом родстве человека с Богом через Дух состоит смысл и содержание «образа Божия» в человеке. Однако образ Божий не ограничивается одним лишь духом. Христос явился нам во плоти, почтив тем самым и человеческое тело, чтобы, по риторическому выражению Паламы, пристыдить ангелов, которые в противном случае слишком возгордились бы. Ангелы - всего лишь вестники, в то время как человек - венец и царь творения именно потому, что в нем сосредоточено все творение, включая духовный и материальный мир. 

Такой взгляд на человека как на единое целое, как на союз души и тела, объясняет, почему, согласно исихастам, в молитве должно участвовать и тело: душа не может молиться одна. Мы в Церкви тоже всегда имеем дело с материей и с нашим телом: мы падаем ниц, преклоняем колени, осеняем себя крестным знамением, целуем иконы и почитаем мощи святых угодников. Более того, в качестве питания мы получаем Тело и Кровь Спасителя. Связь молитвы с дыханием - лишь выражение общего положительного отношения к телу, постоянно подчеркиваемого Паламой в его писаниях. Тело следует подавлять и ограничивать лишь тогда, когда оно восстает против духа и стремится к независимости от него.