Анализ переводов Э.Дж.Симмонса и Ч.Ч.Джонстона и В.В. Набокова романа А.С. Пушкина « Евгений Онегин»

Проблема переводчика  состоит не только в том, чтобы  донести до иноязычного читателя буквальный смысл слов и языковых грамматических конструкций того текста, с которым он работает. Подстрочник - это не точная копия оригинала: при буквальном переводе что-то неизбежно теряется.

По меньшей  мере, нужно соблюсти - по возможности - корректность передачи оригинала. То есть не нарушить порядок рифмовки (т.е. обеспечить эквиметричность), а в идеале - и тождественность каждой строки оригинала и перевода (т.е. обеспечить эквилинеарность).

В этом случае подстрочник  тем более нельзя принять за основу. Особенно если переводчик не владеет языком оригинала, как это было, когда Иосиф Бродский переводил венгерских поэтов, а Давид Самойлов - испанских романсеро.

В различных теориях  литературного перевода выделяются обычно два основных вида художественных переводов, имеющие различные наименования: иллюзионистский и антииллюзионистский (И.Левый), парафрастический и буквальный (Набоков), оригинальное произведение и путь к произведению (Ортега-и-Гассет); наконец, крайние "полюса" перевода взаимодополняют: лексический (пословный) и свободный. Это видовые пары друг друга, но в реальной практике переводчик выбирает, как правило, один из видов, формируя единство собственного стиля и переводческой концепции. Диалог двух разных видов перевода как раз и прослеживается на примере английских переводов "Евгения Онегина".

Существует, по меньшей  мере, пятнадцать известных переводов  романа Пушкина на английский язык (как американских и британских, так и российских переводчиков). С точки зрения теории перевода и переводческих концепций особый интерес представляют британские переводы, отражающие и эволюцию восприятия творчества Пушкина в Англии.

 

Объектом исследования данной работы является перевод романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Роман в стихах "Евгений Онегин", был написан в 20 - 30-е годы прошлого столетия. Работал над ним Пушкин в течение нескольких лет. Безусловно, за последние сто лет интерес к русской классической литературе в целом, и к "Онегину" в частности сильно возрос. А, следовательно, и количество переводов на другие языки увеличилось. На наш взгляд, такое положение породило две встречные, или, если угодно, "противодействующие" тенденции. Во-первых, это позволило приобщиться к русской культуре и литературе гораздо большему числу людей, не говорящих, по-русски, нежели в прошлом веке. Такое положение дел, конечно, не может не радовать русских. Во-вторых, каждый перевод - это ведь почти новое произведение. Хороший переводчик никогда не станет слепо подставлять словарные значения слов подлинника, но всегда постарается выдержать общий стиль произведения, соответственно эпохе, когда оно было написано, читательскому восприятию и т.п. Думать о том, какими глазами читатель воспринимает сделанный перевод, - долг каждого уважающего себя переводчика. Язык Пушкина спустя какие-то сто пятьдесят лет после его смерти уже кажется современным русским устаревшим. Тогда и современный читатель должен воспринимать "Евгения Онегина" соответственно. Роман написан особой «онегинской строфой». Каждая такая строфа состоит из 14 строк четырехстопного ямба. Поэтому при таком педантичном подходе, когда переводчик стремится, во что бы то ни стало, сохранить свой перевод эквиметричным, иногда возникает невольная (мы бы даже сказали, подсознательная) подмена. «Евгений Онегин» переведён на многие языки мира : 
на английский — Уолтером Арндтом, Владимиром Набоковым и другими;

НАВЕРНОЕ, СЛЕДОВАЛО БЫ УПОМЯНУТЬ И АВТОРОВ ИССЛЕДУЕМЫХ ПЕРЕВОДОВ 
на французский язык — И. С. Тургеневым и Л. Виардо, Жаном-Луи Бакесом и Роже Легра, Жаком Шираком и другими; 
на немецкий язык — Рольфом-Дитрихом Кайлем и другими; 
на белорусский — Аркадием Кулешовым, 
на украинский — М. Ф. Рыльским, 
на иврит — Авраамом Шлёнским. 
на осетинский язык — Нафи Джусойты.

  

   "Нет перевода  с языка на язык, но всегда - еще и с культуры на культуру. Если это обстоятельство недооценить, перевод может вовсе не войти в чужой контекст, либо остаться в нем незамеченным. При любом переводе что-то неизбежно остается непереведенным. Что именно - приходится в каждом конкретном случае сознательно и продуманно решать" (там же). Особенно сложно приходится филологу-переводчику, когда он имеет дело с поэтическим текстом.

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3. Анализ переводов Э. Дж. Симмонса и Ч. Ч. Джонстона  и В. Набокова романа А.С. Пушкина  «Евгений Онегин»

 

 

   Английская критическая литература о Пушкине не так уже малочисленна. Уже в 1845 г. в трех номерах "Blackwood Magazine" профессор английской литературы при СПб университете Th. В. Shaw поместил обстоятельную статью о Пушкине с переводом двадцати двух стихотворений. В 1858 г. "National Review" отозвалось на анненковское издание переводами и статьей, в которой повторило боденштедтово предисловие к книге переводов. В 1882 г. вышли "Этюды по русской литературе" Ch. E. Turner'a. В 1883 г. W. R. Morfill дал в "Westminster Review" большую статью о книге Незеленова и о ефремовском издании, сопровожденную переводом десяти стихотворений и отрывков из "Евгения Онегина" и "Бориса Годунова". Однако все эти статьи, как и предшествующие - пересказ "Опыта" Греча в "National Review", 1828 г.; статья в "Foreign Quarterly Review" 1832 г. и соответствующие страницы переведенной в 1839 г. с немецкого "Истории русской литературы" F. Otto - как показывает самое время их появления - не могут претендовать на научное изучение творчества Пушкина. Общие обзоры A. Bates'a ("Русская драма", 1906 г.), A. Brückner'a (переведенная в 1908 г. "История русской литературы") и M. Baring'а ("Очерк русской литературы", 1914 г.), так же, как статьи последнего ("Пропавшие лекции", 1932 г.), являются критическими высказываниями, а не результатом научного изучения. С другой стороны, совершенно академическим исследованием, захватывающим, Пушкина лишь частично, является работа автора рецензируемой биографии ("Английские литература и культура в России", 1935 г.). Единственная пушкиноведческая работа на английском языке до книги Симмонса - этюд Н. Hertford о "Борисе Годунове" ("Русский шекспирист", 1925 г.).

Рецензируемая книга, вышедшая к столетию смерти Пушкина (предисловие подписано январем 1937г.), представляет собою подытоживающую монографию, опирающуюся равно на критические суждения предшественников и на результаты научной разработки вопросов творчества и биографии Пушкина. 

 Автор ее - профессор Гарвардского университета, насчитывающий в своем активе не одну работу по русской литературе. Помимо названных выше работ и работ о других русских писателях, надлежит отметить "Пушкин и Шенстон" ("Modern Language Notes", XI, 1930), "Байрон и гречанка" ("Modern Language Review", XXVII, 1932) и "Английская литература, и Пушкин" ("Revue de la littêrature comparêe", XV, 1937). Таким образом, рецензируемый том - не популяризаторская работа безвестного автора, но монография, написанная специалистом.

В данной исследовательской  работе анализу подвергаются переводы «Евгения Онегина», выполненные Ч. Джонстоном , Э.Дж. Симмонсом и В. Набоковым. Следует  сказать несколько слов о переводчиках и их манере изложения материала.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3.1   Перевод  Э.Дж. Симмонса

 

     Эрнест Дж. Симмонс, уважаемый автор и критик, являлся  инициатором изучения России  в США, преподавал в Корнельском, Гарвардском, а затем в Колумбийском университете, где был профессором русской литературы и председателем департамента Славянских Языков из 1946 по 1959 год. В течение короткого времени, был исполняющим обязанности директора Центра перспективных исследований при Университете Уэсли. Симмонс совершил множество длительных поездок в Россию и читал лекции в США, Англии, Европе и Индии. Известны его книги посвящённые биографиям Пушкина и Чехова, критическому изучению Достоевского, и т.д. Его самой известной книгой является "Лев Толстой".

 Работа Симмонса, посвящённая А.С. Пушкину охарактеризована  скупыми и достойными словами:

"У всякого  биографического изучения Пушкина  есть свой смысл и своя ценность. Пушкин был велик не только как поэт, но и как человек. И трудно найти во всем объеме русской литературы такого жизненного, блестящего и несчастного человека, как Пушкин. Он ощущал жизнь глубоко и отдавал ей всю свою страсть, весь свой гений. Он приближался к ней прямо и бесстрашно... Он знал и слабость, и величие, но его гений возносился торжествующе над всем, что в его природе было мелким и низким... Биограф должен изучать Пушкина как человека, как поэта и как историческую фигуру" (5-6).

 Биографическим  фактам в изложении Симмонса  уделено даже значительно больше  места, чем произведениям Пушкина.  Последние же переданы главным  образом через оценочные характеристики и в нескольких случаях ("Евгений Онегин", "Цыганы", "Пиковая Дама", "Скупой Рыцарь") посредством "изложения содержания".

"Если исключить  Гёте, не будет преувеличением  сказать, что в течение первых  сорока лет девятнадцатого века  ни один поэт западной Европы не превзошел Пушкина ни гением, ни высоким качеством литературного совершенства" (3).

"Жизнь Пушкина  была бесконечным разногласием  между его внутренним духовным существом и внешними фактами существования. Его гений требовал свободы жить и творить, как желает... Все без исключения факты существования износили его физически и душевно и сломали крылья его гению. Хотя Пушкин по природе был оптимистом, преобладающая в его поэзии нота - не нота радости. Скорее слышим мы всепроникающий тон меланхолии, печали и страдания" (438-439).????[У Симмонса.]

"Нас приучили  ожидать в русской литературе  проповеднической тенденции, оправдания морального добра в мире и разоблачения морального зла... А литературная позиция Пушкина диаметрально противоположна этим силам русской культуры. Не нужно искать в его произведениях морали; его муза искренне на стороне и добра и зла. Нет ни тенденциозности, ни социального учительства, ни морального пафоса... Братство людей приглянулось бы Пушкину, если бы он вообще об этом подумал, в качестве превосходной темы для сатирического стихотворения. Что до цели искусства, - он суммировал ее в одной фразе: цель поэзии - поэзия" (4-5).  

      Путь Пушкина-писателя Симмонс характеризует так:

"В трактовке  ("Евгения Онегина") много лиризма,  есть и преднамеренный романтизм и немало чистейшего субъективизма. Но действительное направление, которым идет Пушкин, - объективный реализм, направление, которое начало обозначаться в одесский период... Байрон был позади. Теперь он был занят русской жизнью и обрисовкой ее в реалистических стихах" (232-233).  

 "Жизнь Пушкина была бесконечным разногласием между его внутренним духовным существом и внешними фактами существования. Его гений требовал свободы жить и творить, как желает... " (438-439).

Путь Пушкина-писателя Симмонс характеризует так:

"В трактовке  ("Евгения Онегина") много лиризма,  есть и преднамеренный романтизм и не мало чистейшего субъективизма. " (232--233). 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3.2 Перевод  Ч.Ч. Джонстона

 

Сэр Чарлз Хепбёрн-Джонстон (11 марта 1912, Лондон — 23 апреля 1986) — британский дипломат, поэт и переводчик. Одновременно с дипломатической работой на протяжении всей жизни писал и публиковал стихи, а также работал над переводами с русского языка. Связь Хепбёрна-Джонстона с русской культурой объясняется его браком: в 1944 г. он женился на княжне Наталии Константиновне Багратион-Мухранской (1914—1984), внучке великого князя Константина Константиновича. Из стихотворных переводов Джонстона наибольший резонанс вызвал перевод «Евгения Онегина» размером подлинника с сохранением рифмовки, то есть онегинской строфой; этот перевод вышел в 1977 г и до сих пор считается одним из лучших.

Чарльз Джонстон в  своем переводе (1977) опирался на перевод  Набокова. При этом его концепция  противоположна набоковской. Он доказывает возможность парафрастического перевода при сохранении смысловой точности. Сравним две переводческие концепции, отразившиеся на качестве переводов: О. Элтона и Ч. Джонстона. По мнению Элтона, одной из главных задач является передача точной рифмы. При этом не учитывается внутренняя инструментовка пушкинского стиха; у Элтона слишком много банальных рифм и тавтологических местоимений в конце составных. Другая задача - воспроизведение долгих интонационных периодов, что в английском стихе порой приводит к неупотребительному «enjambement».

«В переводе Ч. Джонстона учитывается звукопись  внутри стиха со множеством парономазий, аллитераций (связь звука со смыслом), естественно, во многом утрачивается. "Неверности" в переводе Джонстона - не столько в смысловых искажениях, сколько в изменении стиля и ритма: временами дается "гладкий парафраз" (другой крайний случай, противоположный enjambement). Строку "Волшебных звуков, чувств и дум" Джонстон переводит: "emotion, thought, and magic sound" - и смысл градации (от внешнего - к внутреннему) теряется. Необходимо учитывать множество формальных инверсий в пушкинской поэзии, придающих естественное звучание русской речи. (В английском языке существуют ограничения в порядке слов, что создает дополнительные трудности для переводчиков).

 

 

   

А теперь несколько примеров переводов  Симмонса и Джонстона:  СТИЛЬ!!!!

Переводы  следует цитировать не сами по себе, а в сочетании с оригиналом!

 

1. … my secret ache will anger you…- основной перевод « рассердить».

…you will insulted be… - использован прямой перевод «оскорбить»

Однако, вызывает сомнение то факт, что говоря о столь  глубоких чувствах, автор имел ввиду  эмоции столь поверхностные, преходящие. Следовательно, в данном случае, перевод  Симмонса ближе к оригиналу.

2. В этой же фразе интерес заслуживает слово  тайна, в переводе Джонстона  оно переводится как secret – секрет, тайна. mystery – переводится как «тайна, таинство», слово однокоренное с mystic – мистика, потаённое чувство. С точки зрения стиля исследуемого материала,  перевод Симмонса тоньше, элегантнее.
3. «…открою душу вам свою?..» - самым прозрачным вариантом перевода было бы использование глагола tо open как и сделал Симмонс, но Джонстон употребив глагол to strip, имеющий значение «сдирать, обдирать, обнажать», ярче характеризует силу чувства главного героя.
4. Фраза « Какому злобному веселью,